— Ноль. Мы совершенно точно не можем найти в этом городе всех мужчин, которые когда-либо встречались, женились или влюблялись в Хильд. Это совершенно невозможно.

— Я могу помочь, — вставил отец Гидеон, — У меня есть доступ к церковному реестру и, соответственно, в нем должны значиться все Хильды Нанта.

— Валяйте, святой отец, — сказала я, — Начнем с этого.

Отец Гидеон достал свой компактный либри-терминал и погрузился в работу. Он работал быстро, пальцы порхали над клавиатурой, издававшей негромкий треск. Ни оптическим, ни акустическим каналом управления святой отец не пользовался. То ли больше доверял своим пальцам, то ли так привык. Что ж, у него, по крайней мере, был выбор…

— Вот… Вот-вот. Итак, на данный момент в Нанте проживает три тысячи сто восемнадцать Хильд всех возрастов и семейных положений. В графстве их, соответственно, обитает четырнадцать тысяч четыреста сорок.

— Блестяще, — кивнул Ламберт, — Пожалуй, я прикажу своим ребятам задержать этих четырнадцать тысяч сто сорок Хильд. Правда, у меня под началом всего сорок стражников так что это должно занять некоторое время. Зато потом нам останутся сущие мелочи — допросить их всех на предмет того, с какими мужчинами они встречались на протяжении всей своей жизни. Теперь дело кажется мне проще простого.

— Яд вашего сарказма невыносим, — пожаловалась я, состроив гримасу, — Святой отец, задайте новые критерии поиска. Нам нужны все Хильды половозрелого возраста.

Отец Гидеон пробежался пальцами по клавишам, издав короткую трель.

— Две тысячи восемьсот одна и двенадцать тысяч восемьсот пятьдесят пять соответственно.

— Да уж…

— Замужем из них только тысяча шестьсот тридцать две, если сосредоточиться на Нанте. Если подумать, не такое уж и огромное число…

— Наш человек-жаркое не был женат на Хильде, — вздохнула я.

— Почему?

— Женившись на девушке, мужчина вряд ли удаляет татуировку с ее именем.

— Похоже, что так, — поразмыслив, сказал отец Гидеон, — Тогда наша картина видится и вовсе печальной. Мы физически не сможем опросить все эти тысячи Хильд чтобы установить всех мужчин, которые когда-либо пребывали с ними в отношениях. А ведь кроме отношений есть и обычные ухажеры, которым некоторые привлекательные Хильды могут и не вести счета!..

— А цифры! — вспомнил Бальдульф, — Уж они-то могут что-то значить! Если эта Хильда — егойная баба, может и цифры не случайны?

— Уже думала, — отмахнулась я, — Тридцать три, двадцать четыре, ноль восемь, семнадцать. Но если это дата, то есть семнадцатое августа три тысячи триста двадцать четвертого года, то явно не к месту — почти девяносто лет назад наш друг не только не мог ухаживать за какими-нибудь Хильдами, но и вовсе не существовал. Я успела проверить его ткани и кости — его никто не омолаживал, он прожил честных лет тридцать на этом свете.

— Пустышка, — подвел итог Ламберт, — Как я и говорил. Это не след, госпожа Альберка, как бы вам не хотелось в этом увериться. Забыв про него, мы сэкономим время и силы.

— По вашей логике, охотник не должен обращать внимание на отпечаток медвежьих лап до тех пор, пока медведь самолично не вылезет перед ним и не станцует полонез!

— Все лучше, чем искать медвежьи отпечатки в кофейной гуще!

— Вы рассуждаете линейно, как всякий солдафон.

— Я и есть солдафон, — улыбнулся Ламберт, ничуть не уязвленный, — И видит Бог, я был бы рад вернуться туда, где от меня есть прок, на поле боя. Города с их гнилыми делишками уже наскучили мне невероятно. А уж эти интриги…

— Давайте оставим споры на потом, — предложил отец Гидеон, откладывая либри-терминал в сторону, — И подумаем не о том, из-за чего эта татуировка появилась, а о том, из-за чего она исчезла.

— Отшила его эта Хильда, — пробасил Бальдульф, — Дала от ворот поворот. Или новую нашел, великое ли дело… Ну а чего с бабьим именем на руке ходить? Вот и стер.

— Нет, Баль. Сведение татуировки гораздо более сложная процедура, чем ее нанесение. Судя по характеру шрамов, тут потрудился недурной специалист. Уж точно не уличный знахарь, способный лишь прижигать, штопать да потчевать пиявками. А откуда у нашего парня, который и ел-то не каждый день, деньги на подобное?

— Хорошее замечание, — согласился Ламберт, — И в самом деле, не сочетается. Значит, татуировку сводил не лекарь, а кто-то из самих адептов культа. Вы сами говорили, что они необычайно искусны в такого рода вещах. Значит, их работа. Я даже знаю, для чего это было сделано. Впрочем, вы и сами догадываетесь. Они хотели уничтожить все отличительные черты своей рабочей пчелы. Сделать ее невидимой. Для того же была уничтожена и церковная метка. Кто бы ни поймал этого человека, на его теле он не должен был обнаружить ни малейшего следа. Опытный дознаватель читает тело человека как книгу, здесь же лишь пустые листы…

— Здраво, барон, здраво. Я думаю так же. Но вам не кажется излишняя усердность наших неизвестных друзей несколько странной?.. Если бы речь шла о действительно отличительном знаке, это было бы понятно. Но крошечная татуировка, которая, как мы сами убедились, в любом случае не может вывести на его истинную сущность — заслуживала ли она столько упорного подхода?

— Перестраховка. Они сильно рискуют.

— Настолько чтоб удалять даже те следы, которые им не опасны? Впрочем, любой адепт Темного культа должен быть в глубине души параноиком. Есть в этом что-то странное.

— Хильда, Хильда, Хильда… — пробормотал Ламберт, прикрыв глаза, отчего его лицо выглядело еще более постным, — Мне кажется, в этом что-то есть.

— Что?

— Не знаю. Может, это не имя?

— А что же? Сокращение? Шифр? Еще какая-нибудь загадка?

— Может быть. Мне только кажется, что с этой Хильдой не все так просто.

— Вам раньше не доводилось слышать этого имени?

— Не припоминаю. Но все же в нем есть что-то знакомое. Я постараюсь навести справки на службе. Разумеется, со всей возможной осторожностью. Просто разузнаю, нет ли у городской стражи на примете какой-нибудь примечательной Хильды или чего-то, связанного с ней. Но я сомневаюсь, что это принесет плоды, по крайней мере в скором времени. Что мы еще можем сделать?

— Ничего, — сказала я.

— Вы не выглядите огорченной.

— Потому что я не огорчена. Опыт подсказывает мне, что следы есть всегда, даже когда кажется, что их нет.

— И что же опыт советует вам предпринимать тогда, когда кажется, что их нет?

— Выкинуть все это из головы, — я улыбнулась, — Это очень действенный метод. Если голова не варит, нет смысла подкладывать уголь. Это…

— Да-да, так говорит Бальдульф, я знаю. Но что же мы будем делать в этой ситуации? Сидеть и ждать, пока на кого-нибудь из нас снизойдет озарение?

— Отличный вариант, — с готовностью согласилась я, — Давайте этим и займемся!

— Вы издеваетесь, госпожа Альберка?

— А похоже? Да, господин барон, я весьма часто издеваюсь над людьми, но сейчас мне лень. Поэтому я говорю вполне искренне. Раз следа нет — значит, мы будем ждать, когда он появится.

— Имея в запасе три дня!

— Даже если три часа. Мы на охоте, да только преследуем не раненного оленя, нет смысла лететь над следом, считая каждое мгновенье. Дайте следу отлежаться. И мы возьмем его голыми руками.

— Сидеть и ждать?

— Зачем просто сидеть? — встрял Бальдульф, — От сидения только задница крепчает. Можно пожрать. Зря я что ли я как оглашенный по рынку бегал с утра? Оно, конечно, умные люди вроде Альби говорят, что мысли в голове, да только я давно понял, что мыслит в первую очередь брюхо. Сытое брюхо всегда что-то да придумает, а пустое только ныть будет.

— По-моему, устами Баля сейчас гласит сама мудрость. Я и верно не отказалась бы заморить червячка, тем более, что самое время. Только, боюсь, придется нам трапезничать в другой комнате. Есть здесь — то же самое, что обедать на пепелище.

— Раз более ничего не остается… — отец Гидеон развел руками, — Капитан, вы же составите нам компанию?