— Садитесь, отче, — сказал Бальдульф растроганно, отодвигая для священника стул, — Покорнейше просим присоединиться. Что до меня, я лично положу свою седую голову заради вашей безопасности!

— Спасибо, Бальдульф, я верю в вашу преданность. Но надеюсь, что мы обойдемся меньшей ценой. Итак, раз все предварительные стадии мы уже миновали и наш враг, хоть и смутно, но очерчен, давайте приступать к основному.

— Верно, — сказал Ламберт, — Мы провели рекогносцировку и выяснили, кто где. Теперь впору приступать к активным действиям. Что скажет на это наш штаб?

Они все сейчас смотрели на меня — сдержанный Ламберт, грозный Бальдульф, внимательный отец Гидеон, и даже безучастный Клаудо. Они были моей маленькой армией, и они ждали моего слова. Почему-то у меня самым пакостным образом защипало в горле. Должно быть, театральная драматичность минуты, подхваченная всеми присутствующими, задела даже мое черствое каменное сердце.

Я вздохнула. Сейчас я была их штабом и, кто знает, может именно от меня сейчас зависели их жизни. И жизни еще многих людей в этом проклятом отвратительном гнилом городишке, который когда-нибудь наконец провалится прямиком в геенну огненную, но пока вынужден рассчитывать на меня. На беспомощную, наглую, невоспитанную и не в меру отважную парализованную девчонку.

Я была готова.

— Вы правы, — сказала я, стараясь чтобы голос звучал в меру торжественно, — Нам нужно действовать. Нам нужно действовать решительно, быстро, сосредоточенно и неожиданно. Нам нужно быть незаметными, но в то же время все замечать. Нам нужно вскрыть логово скверны и выжечь ее одним стремительным всесокрушающим ударом. Короче, — я перевела дыхание и обвела всех присутствующих взглядом, — Нам нужен мертвец.

Ребята Ламберта оказались пунктуальны под стать своему патрону — в дверь постучали когда большая стрелка на хронометре почти уперлась в десятку. От этого стука Бальдульф не напрягся, как обычно, а напротив, немного сдулся в объеме и погрустнел.

— Дурное дело ты затеяла, Альби, — сказал он, со вздохом отпирая засов, — Ох и дурное…

— Относись к этому философски, — посоветовала я, — Ведь это не первое мое дурное дело из всех. И, если повезет, не последнее.

— Не первое… Да только именно в этот раз у меня плохое предчувствие.

— Это не предчувствие, это совесть давит на твое брюхо изнутри, старый хитрец. Нечего было столько есть за завтраком! Ну давай же, отпирай живее!

В комнату зашли четверо стражников в сопровождении самого Ламберта. При виде нас с Бальдульфом они не выказали ровно никакого удивления, должно быть, на своем веку в Нанте повидали и не таких рож. Добро еще, они не знали, что за груз содержится в массивном пластиковом контейнере с поперечными ручками, который они пыхтя затащили в прихожую и разместили около стены. Контейнер был самым непримечательным — простой герметический ящик вроде тех, в которых хранят цинки с патронами или пищевые концентраты. И только непривычное обилие кнопок и индикаторов на его верхней панели могло свидетельствовать о том, что его внутренности созданы для более капризного и необычного груза. Что же до стражников, вряд ли те задавались этим вопросом — с облегчением сгрузив контейнер, они, повинуясь кивку Ламберта, убрались за дверь.

Ламберт легко приподнял странный груз одной рукой, только скрипнул пластик креплений, и перенес его в центр комнаты. В руках префектуса он казался не тяжелее чертежного тубуса. Бальдульф лишь уважительно крякнул.

— Вы вовремя, — сказала я удовлетворенно.

Но Ламберт не спешил радоваться похвале.

— До сих пор не верю, что пошел на это. Одно дело — выслушивать странные разговоры и смешные предположения девчонки, обладающей не в меру бурной фантазией, другое — похищать вещественные доказательства.

— Будет вам… И не стройте такую кислую рожу, а то у меня, того и гляди, все вино в доме скиснет. Не говоря уже про бутылочку «Бароло», которую я все еще надеюсь заполучить. Это вполне невинная шутка.

— За подобную невинную шутку человек вроде меня может лишиться чина за одну минуту. А еще через десять обнаружить себя в арестантском вагоне, движущемся к южной границе.

— Разве ваше баронское звание не предоставляет соответствующей защиты?

У Ламберта скривились губы.

— Шутите? Его Сиятельство и не за такие фокусы может снять голову. А я всего лишь баронский сын, а не какой-нибудь герцог. Если станет известно, что я нарушил свои полномочия, да еще и таким образом… Пожалуй, я бы предпочел выйти на бой против всех Темных культов империи, сколько бы их ни было, имея из оружия одну лишь столовую ложку.

— И именно то, что я собираюсь предпринять, может приблизить осуществление вашей мечты, капитан.

— Ладно еще мое ведомство… — Ламберт не выглядел утешенным этой новостью, — Но вот если весть о вашей задумке коснется кого-то из церковников… Извините, отец Гидеон.

— Ничего, — священник махнул рукой, — Понимаю вашу обеспокоенность, и разделяю ее. Церковь достаточно жестко относится к надругательству над прахом умерших. И, пожалуй, застукай нас кто за таким занятием, под епископский суд может угодить не только капитан Ламберт, но и мы все.

— Можно подумать, в церковных лазаретах не препарируют мертвецов, точно крыс! — огрызнулся Ламберт. Слова отца Гидеона были еще одной порцией раскаленного дегтя на его раны.

— Препарируют, — сдержанно кивнул отец Гидеон, блеснув линзами очков, — Но Церковь практикует научный подход даже в таком деле, и действует соответственно накопленной веками теории. Уверяю вас, лучшие лекари и костоправы Империи никогда не достигнут того уровня, на котором, как вы выразились, препарируют мертвецов точно крыс в монашеских обителях.

— Я слышал об одном парне, — вставил Бальдульф, взволнованный не меньше прочих, — из Восьмой Пехотной Сорбонской. Ему в наступленьи в брюхо осколочный снаряд угодил, да так, что всю внутренность по ближайшим соснам развесило, ну чисто как прачка белье при стирке. Да только у него тестем церковник был, и вроде не последний. Этого парня едва ль не в корзинках в лазарет унесли, и там над ним три дня и четыре ночи ваш брат, клирик, колдовал. И вышел он как новенький, служил еще лет десять. Только заметили за ним, что пьет он, как все добрые люди, вино и воду, а выходит из него, извиняюсь, чистая сливовка, да такая ароматная и крепкая, что сам господин префектус изволил отведать и оценить. Такая-то у них сила, у монахов…

Спорить с ним никто не стал — не до того было.

— Возможно, и у нас в городе были бы толковые специалисты, — сказал Ламберт, упрямо мотнув головой, — Если бы Церковь расщедрилась хотя бы на треть тех технологий, которые она благоразумно придерживает в рукаве сутаны…

— Церковь защищает Империю от темных технологий, — ответил ему отец Гидеон, — А вам, мальчишкам, все бы вывалить все игрушки из сундука…

— Хоть бы и так. Половина лекарей графства не имеет представления не то что о своем деле, а даже об элементарной гигиене или профилактике. В то время, как в лазаретах монашеских орденов проводят операции по пересадке печени, наращивают сетчатку и упражняются в нейро-хирургии.

— Вот уж вздор! — дернулся и отец Гидеон, — Церковь милостью Божьей применяет накопленные ей за долгие века знания, и делает это осторожно и осмотрительно. И если хотите пенять ей и за это, не забудьте прежде всего своего графа и его высокородных предков, которые на протяжении проклятых чумных веков интересовались только своими игрушечными армиями. В то время, как они воевали, Церковь накапливала крохи знаний, служащих для спасения человеческих жизней. Теперь вы ставите ей это в вину, хорошо же!..