Привязав коня, он взошел на знакомое крыльцо. Вспомнилось, как несколько недель назад он стоял здесь же, колеблясь и раздумывая, стучать или не стучать. Как он удивился, узнав, что его приютил одинокий омега. Как он был потрясен тем, что никто не обращает на его уродство никакого внимания.

Сейчас все будто бы повторялось вновь.

Альфа тихо постучал, чувствуя легкое волнение. Но, представив себе, как его Эйлон удивится и обрадуется, увидев такого гостя на пороге, с уверенностью постучал громче и , не дождавшись ответа, отворил дверь: может, омега не услышал, занимаясь важным делом.

Внутри все так же пахло теплом и травами, после промозглой улицы Реин словно очутился в раю. Сердце его рвалось от радостного чувства: он наконец-то дома, там, где его ждет родной человек.

Эйлон стоял возле двери в ту комнату, где раньше жил альфа, и не замечал вошедшего. Что-то выдавало в нем напряжение и тоску: плечи его были сгорблены, а голова – опущена.

Омега вздрогнул, когда сильные руки обвили его за талию, и едва слышно выдохнул, узнав.

– Я знал, что ты дождешься меня, Эйли, – альфа притянул его ближе к себе, уткнувшись носом в рыжую макушку и вдыхая родной запах. Ближе, ближе, как можно ближе, чтобы слышать, как учащенно бьется сердце, чтобы чувствовать то, что чувствует он, чтобы раствориться в нем, стать единым целым…

Эйлон развернулся в объятиях, заглядывая в глаза: сколько чувств было в этом взгляде! Реин медленно терял над собой контроль, над телом, над эмоциями, над желаниями. Время остановилось, умерло, все звуки померкли и исчезли, все вокруг перестало существовать. Желанный аромат кожи, мягкость волос и вкус губ – вот что имело значение в этот миг. Полные слез, глаза омеги блестели, словно звезды, и светились всепоглощающим теплым чувством.

Не разрывая зрительного контакта, альфа поднес к своим губам небольшую ладонь, загрубевшую от работы, и нежно коснулся ее. По телу Эйлона прошла дрожь, и он, обвив руками шею, первый раз, еще робко и неуверенно, поцеловал любимого, который подхватил его под ягодицы и приподнял.

Спиной толкая дверь в комнату, Реин направился к кровати и поставил на простыни омегу. Тот, лукаво блеснув глазами, потянулся к своей рубашке, обеими руками хватаясь за края и нарочито медленно приподнимая ее, оголяя бледное тело. Скинув рубаху, он подошел вплотную к альфе – стоя на постели, он был лишь чуть-чуть выше – и отцепил мокрый тяжелый плащ, с тихим шуршанием рухнувший на пол. Едва заметно дрожащие, теплые пальцы скоро оголили торс воина, и Эйлон, рвано выдохнув, прижался к Реину, закрывая глаза и молясь, чтобы это не оказалось сном.

Обхватив руками голову альфы, он вновь заглянул в глаза, а затем невесомо поцеловал в изуродованную часть лица, еще раз и еще, пока не коснулся губами каждого сантиметра шрама. Он не чувствовал отвращения и молча благодарил богов, что Реин остался жив, побывав во всех кровавых сражениях этой войны, что на пути домой ему встретились именно эта деревенька и именно этот дом.

Увлекая альфу вниз, на кровать, Эйлон снова поцеловал его, более настойчиво и требовательно, прикрывая глаза и полностью отдаваясь захлестнувшему его чувству. Запах Реина усилился и, казалось, заполнил собой всю комнату, окутав и взбудоражив омегу. Его собственный аромат кружил голову альфе, но тот держал себя в руках, боясь причинить любимому боль и стараясь действовать как можно мягче и нежнее. Те, с кем он имел дело в гарнизоне, не нуждались в ласке, а Эйлон… Эйлон всегда будет для него особенным.

Реин коснулся губами ушка омеги, затем кожи чуть ниже, вдыхая родной запах. Хотелось зацеловать, заласкать, оставить следы своих рук и губ на всем теле. Сделать все, чтобы его омеге было хорошо.

Эйлон выгнулся и тихо простонал, когда альфа облизнул чувствительную бусину соска. Комната вокруг поплыла, и стало нестерпимо жарко: он уже ощущал, как напрягается низ живота и как становится некомфортно в штанах. Мягко отстранив Реина, омега перевернул его на спину и взялся за шнуровку, быстро и нетерпеливо расправляясь с ней. Освободившись от мешавшей одежды, он навис над альфой и, кинув на него озорной взгляд блестящих глаз, вобрал в себя возбужденную плоть.

Дыхание Реина сбилось, а Эйлон продолжил, одновременно заводя свою руку за спину и вводя в себя один палец. Облизнув крайнюю плоть, он прошелся языком по всему члену до основания, увлажняя его, и вновь плотно обхватил губами головку. Продолжая растягивать себя, омега начал медленно двигаться, помогая себе свободной рукой. К первому пальцу добавился второй, и Эйлон увеличил темп, вырвав из груди альфы тихий рык.

– Эйли…

Отстранившись, омега облизнулся и, приподнявшись, стал медленно опускаться, направляя в себя возбужденный член, и застонал, приняв его полностью. Реин, положив руки на его бедра, сел и несильно толкнулся, ловя губами следующий стон. Рваные движения, шумные вдохи и нежные прикосновения – все это слилось в танце двух разгоряченных тел, стремящихся прижаться ближе к друг другу, кожа к коже. Эйлон сгорал от желания, от ощущения наполненности и получил свое лишь тогда, когда оба замерли, чувствуя, как крепнет внутри узел. Утомленные, они откинулись на простыни, и каждый из них знал одно: иначе и быть не может…

Часть 14

Утром дождь прекратился. Капли больше не барабанили по крыше, создавая ощущение уюта в теплом доме. Небо было невозможного светло-серого цвета, который бывает лишь в предрассветные часы. Эйлон, привыкший вставать рано, заворочался в постели, щурясь от света и недовольно морщась. Тонкое одеяло практически не грело, но теплые объятья альфы дарили тепло, от которого не хотелось отказываться, вылезая из кровати. Омега улыбнулся.

Не сон.

Большая шершавая рука Реина собственнически обхватывала Эйлона за талию, крепче прижимая к горячему обнаженному торсу. Мерное дыхание чувствовалось где-то в районе шеи, вызывая толпы мурашек по всему телу. Альфа все еще сладко спал, и омега, стараясь не разбудить его, легко выскользнул из объятий, поднимаясь на ноги. Поежившись от прохлады, Эйлон надел на себя помятую рубаху, брошенную на пол, и тихо ушел из комнаты, неплотно затворив за собой дверь.

Все вокруг казалось иным. Тишина, повисшая в доме, еще вчера мучительная и навевающая тоску, теперь дарила покой и умиротворение. Все вокруг дышало тем счастьем, которое царило в душе омеги. Необычайная легкость и очарование жизнью заставляли его непрерывно улыбаться.

Первым делом затопив печку, Эйлон, тихо напевая любимую мелодию, принялся хлопотать по кухне. Хлопоты эти, в последнее время ставшие неприятной необходимостью, теперь приносили удовольствие. Омега одновременно думал обо всем и не думал ни о чем, растворяясь в собственных чувствах.