— Тогда такой воин скоро станет не просто отважным, но и мертвым, — хмыкнул Вайн. Маг был удовлетворен — теперь он прочитал в глаза Жануара то, что хотел. Ненависть. Как бы хорошо Жануар не скрывал свои чувства, иногда эмоция все равно проскользнет. Но что это значит? Если бы Жануар хотел смерти Визарда, то радовался бы тому, что заклинание удалось, и душа старшего мага навсегда потерялась в тоннеле между мирами. Или сейчас у него другой мотив?

— Если человек — настоящий воин, то он всегда готов к смерти. Всю жизнь готовит себя к последней битве, готовится умереть с честью, без сомнений в правильности выбора. И поэтому живет долго — настоящий воин не умирает, — мотнул головой Жануар. Капюшон балахона мага взбился, открывая темные пряди, свисающие на лоб. Он раздраженно повел рукой — изображение сместилось, будто перенеслось с ракурса одной летящей птицы в глаза другой. Теперь маг смотрел, как юноша пробирается по лесу, а вдалеке, на горизонте, был виден шпиль смотровой башни замка. Похоже, путешествие юноши через лес у Прибоя подходило к концу.

— Вы оба правы. И оба забываете, что не стоит судить человека только по одному поступку, — раздался старческий голос сзади. Оба мага развернулись, склонили головы в молчаливом покорном приветствии. Какие бы разногласия не охватывали магов Ордена, все они прерывались с появлением учителя. Колдуна, который был старше их в несколько раз. Волшебника, лицезревшего бойню на плато Василисков, пережившего взрыв, устроенный архимагом. Основателя Ордена Магов. — Мальчик попал сюда совсем недавно, но уже успел поругаться с судьбой. Он пережил столько неприятностей, сколько ему не пришлось бы испытать и за сотню лет в его мире.

— Но он сбежал. Он занес меч, но не смог закончить удар, — упорствовал Жануар. Вайн молчал, предоставив право беседовать с товарищем учителю. Ему не давала покоя мысль, которая только что пришла в голову. Чтобы скрыть смятение, Вайн наклонил голову еще ниже, стараясь не встречаться глазами с учителем и товарищем по Ордену.

Жануар поддерживал идею о переносе до тех пор, пока Визард не произнес последние слова заклинания. Взбрыкивал для порядка, понимал, что остальные начнут что-то подозревать, если он не проявит характер и попытается хотя бы для видимости поспорить. Уж таков был Жануар, и Вайн давно привык видеть в нем мага, в котором проявляются черты подростка, пытающегося самоутвердиться.

Значит, не разглядел вовремя, как подросток вырос. Все возмущения Жануара, попытки доказать, что Лис не подходит для их плана — это искреннее радение за путь и судьбу Ордена? Или шанс заставить учителя поменять кандидата, вытащить из того мира другого воина? Значит, жертва Визарда будет напрасной. Но это лишь полпути. Ведь учитель не отступиться от плана, ему в любом случае будет нужен человек из другого мира. А значит, кому-то придется отправиться в тоннель между мирами. И этот кто-то будет явно не учитель, и не Жануар, ведь тот просто не выдержит нагрузки.

Когда заклинание переноса активируется, маг, отдающий себя в жертву, перекачивает через себя огромные потоки энергии. И если ширина его энергетического канала будет слишком малой, то он просто взорвется, но не построит аркан. Жануар знает об этом, понимает, что до нужно уровня ему развиваться не меньше сотни лет. Выждать такой срок можно, но зачем? Когда есть Вайн, уже подготовленный к этим нагрузкам.

Вайн почувствовал, как на ледяной коже, под мешковатым балахоном, выступили капли пота. А готов ли он отдать себя в жертву? И зачем это нужно Жануару? В чем смысл этой игры?

Маги слишком долго были заперты в башне на плато Василиска, слишком долго скрывались, не взаимодействовали с людьми. Умение строить интриги пропало без постоянной практики, и Вайн не мог точно сказать, что движет Жануаром. Жадность? Корысть? Тщеславие? Или Вайн все придумывает, и на самом деле эти мысли — ничего больше, чем проявление трусости?

— Не нужно судить человека только по одному поступку. Прежде чем писать книгу, нужно собрать все информацию. Продолжайте наблюдать за Лисом, действуйте по плану, — покачал головой старик. Вайн почувствовал, как мудрые глаза учителя пробираются к нему в душу. Маг был силен. Его последние слова были предназначены для Вайна? Значит, учитель догадался, что за сомнения терзают душу среднего ученика?

Вайн почувствовал, как щипцы, до этого в тревоге сжимающие сердце, чуть расслабились. Учитель хочет подсказать ему — не делай поспешных выводов. Может быть, все так, как ты говоришь. Значит, будь настороже. Может быть, все не так, ты многое придумал и сейчас клевещешь на товарища. Значит, не обвиняй голословно. Дождись, пока станет больше ясности.

В следующую секунду сердце Вайна, которое, казалось, вошло в обычный спокойный ритм, вновь учащенно забилось. Вайн почувствовал, как у него перехватило дыхание.

— Я найду время, что проверить тех кандидатов, которые нас устроили, но не было подходящего момента, — сказал Жануар и выдержал паузу. — Может быть, линии судьбы перекроились, и нам удастся подобрать лучшую кандидатуру. Без запасного плана никак нельзя.

— Хорошо. И продолжайте подпитку парня, — старик улыбнулся краями губ и вышел из зала. Жануар развернулся к магическому шару и принялся выписывать пассы руками, перенастраивая видимость. Товарища и незаконченный разговор он игнорировал.

Вайн отошел в сторону, подошел к стеллажам и сделал вид, что изучает один из древних фолиантов. Хотя на душе мага, прожившего всю сознательную жизнь в Ордене, скребли кошки. Сегодня он выяснил для себя — ужасно, когда приходится думать о предательстве близких. Но еще ужаснее понимать, что ты жутко, до дрожи в коленках и сжимающегося сердца, боишься умереть.

Лес подходил к концу. Все реже и реже встречались исполинские деревья, идти удавалось все чаще прямо, а не петлять между поваленным растениями, чьи ветви были толще самого меня. Такие огромные заросли я видел разве что на фотографиях в географических журналах. Не тронутые цивилизацией леса — в нашем мире их не осталось, здесь — сколько угодно.

Просека заканчивалась, впереди показалось поле, засеянное неизвестным мне злаком. Я подбежал к дереву, стоящему у опушки небольшой поляны. Не сбавляя скорости, забежал по стволу, прыгнул, схватился руками за нижнюю ветку. Подтянулся. Добрался до следующей ветки повыше. И так, пока не добрался до вершины.

Усевшись поудобнее, я постарался не обращать внимания на жесткую кору под мягким местом, и осмотрелся. Солнце выглядывало из-за горизонта, стояло ранее утро. Странно. На ночлег меня смогло приютить только дупло, выбитое неизвестной, и, судя по размерам, огромной птицей. Забылся я тревожным сном, как казалось, несколько минут назад. Вот только стояла ночь, звезды закрыли тяжелые тучи, откуда стеной лил дождь. Я спрятался в дупле, прикрыл глаза — а когда открыл, стихия отступила, и только свежий воздух и мокрые листья на ветвях напоминали о ливне. Рассвет. Я выбрался из дупла, потянулся — казалось, не провел несколько часов в скрюченном положении, а отоспался на шикарной кровати. Наверное, все дело в воздухе?

Почти полчаса бега по пересеченной местности — и вот я стою на верхушке дерева, по виду напоминавшее дуб, такого же огромного, раскидистого, с множеством ветвей. Но в коричневой, похожей на мокрый песок, коре. Отличная вышла разминка.

На горизонте виднелись несколько деревянных домиков. Еще одна деревушка? От некоторых крыш шел дым. Наверное, крестьяне топят печи. Или греют остуженные за ночь дома, или готовят. Что? Кашу, наваристую, с мясом? Или мятые тофтели с луком? Блюдо, которое так похоже на наше пюре. Во рту скопилась слюна, я представил запах от пышущей жаром печи. Есть хотелось нестерпимо.

По улочкам деревни неспешно прогуливались конные отряды. Даже не отряды, скорее дежурные — по два всадника на десяток проулков. Вдали, за деревушкой, в утреннем тумане на небольшом холме скрывался замок.

Что выходит? Или я совершил грандиозную ошибку и добежал до графства Ольстерров, или все-таки добрался до резиденции Донгеллов? Тогда почему так быстро? Я припомнил рассказ Кэттона — он говорил, что на лошади до Донгеллов скакать не меньше пары часов быстрой рысью. Как я успел за остаток ночи и немного утра преодолеть такой путь?