— Скорее, рационально. У Лиса после боя остались силы. Он не стал использовать всю энергию, хотя ее хватило бы, чтобы расправиться с противником, — медленно проговорил Жануар, словно подбирая слова.

— Продолжай, — старик ободряюще кивнул.

— Смысл здесь не в том, что Лис сильный или нет. Смысл в общем принципе. Можно накопить чан энергии, и выпить его весь за раз, проливая лишнее, а потом мучиться жаждой. А можно использовать лишь часть — напор будет меньше, а эффект такой же. И останется запас, — закончил Жануар и вопросительно посмотрел на учителя. Тот похлопал ученика по плечу.

— Аналогия не столь хороша, как должна быть, но смысл ты уловил верно. Есть люди, которые пользуются всей силой, не пытаясь ею управлять, соизмерять ее. Такие никогда не смогут понять принципа управления магией. У этого же парня есть все шансы — если найдется толковый наставник, — сказал старик.

— Только где ему найтись, в их отсталом мире, — скорее по инерции решил высказаться Визард. Маг ненавистно смотрел на Жануара, втайне завидуя его рассудительности.

— В их мире может и нет. Самостоятельно юноша не сможет пройти путь инициации мага — мало знаний, мало способностей, — улыбнулся старик. — Но нам это и не нужно. Продолжайте наблюдения. Для наших целей его потенциала хватит, сейчас важнее, каков он внутри. Следите за ним, смотрите, как он относится к друзьям, родным. Ко всем, кто в его жизни что-то значит. Я хочу знать всю подноготную этого парня и остальных, которые вы отобрали. Хорошая работа.

Маги расступились, пропуская учителя. На стенах отражались тысячи его копий-теней, созданных огнем свечей.

Удар о землю был такой силы, что я все-таки потерял сознание. Сейчас глаза открылись, но взору предстала лишь черная бесполезная пелена. По позвонкам пробежали липкие лапки холодного страха. Мороз обволакивал спину, сковывал течение крови. Это и есть смерть?

Я попытался пошевелить пальцами. Попытался поднять руку перед собой, рассмотреть ее во тьме. Ничего. Все тот же черный цвет. Тревога размножалась в сознании миллиардами паучьих лапок. Что еще ожидать от воли в такой момент?

В глазах потемнело еще больше — теперь тьма вовсе не имела оттенков, лишь где-то вдалеке мерцала точка. Теплая — это я чувствовал. В затылок вонзилась ледяная игла. Словно весь холод, сковывающий меня, воспротивился возможности согреться. Морщась, стараясь игнорировать пульсирующую боль в висках, я поплыл по черной вате тумана к звездочке. Которая уже казалась не просто искрой, а скорее сгустком пламени. Таким, какой бывает на огарке свечи.

Холод был против. Кожа горела, словно ее, обжигая, обложили льдом. Кровь замерзла? Я не чувствовал тела, но понимал, что двигаюсь в верном направлении. Я просто не мог остаться в холоде и страхе. Холод жег, заставлял действовать. Страх отметал нерешительность. Страх стал другом.

Стало теплее, но намного сложнее. Лицо покрылось влагой, пот залил глаза. Я возликовал — то, что я почувствовал глаза, понял, как щиплет царапины от соли, уже значило, что я жив. Теперь сомнений не было — я ускорился, стремясь к огарку. Где-то там, вдалеке, стояла свеча. Казалось, что я превратился в бесформенную массу, частицы меня разбухли, разбуженные теплом. Я понимал каждую молекулу, что сейчас в хаосе пытались воссоздать мое тело.

Злость, агрессия, импульсивность — холод демонстративно играл на худших чувствах. Я двигал фантомными руками, словно плыл сквозь черное желе. Ноги пронзило судорогой. Боль. Первый раз я радовался боли. Не старался ее игнорировать, не стремился забыть, представить, что это лишь воображение и выдумка. Нет, я наслаждался болью.

Я чувствовал себя малой частью, песчинкой непроглядного мертвого хаоса вокруг. Человек? Или просто душа, цепляющаяся за жизнь? Кем я был? Или чем я был? Жить может лишь тот, кто не умеет умирать.

Сознание поблекло. Я не чувствовал, а чуял, как распадаюсь на кусочки этой великой космической темноты. Как меня подхватывают силы, настолько чуждые, что все рефлексы, выработанные за жизнь, возопили от паники. Я ощущал запах боли. Мог видеть вкус огня. Гладить несуществующей рукой черный цвет. Все смешалось.

Огонь вдалеке вспыхнул. Словно рождение сверхновой, он прорвал материю вокруг, сверкнул пылью искр и ринулся ко мне. Я взорвался следом. Из серых нематериальных губ вырвался крик, выпуская склизкую змею страха, что поселилась во мне. Только пустота, только рождение. Рождение вновь.

Хоровод звезд вокруг сгустился, устремился в меня. Грубо, словно неопытный ремесленник, тьма собрала меня в единое целое.

— Смерти нет. Жизни нет. Есть только момент, — прошептал я. Губы не слушались, вместо слов вырвалось сипение. Я слышу себя! Вдохнул — аромат зелени. Прикусил губу — металлический, солоноватый привкус крови. Жив.

Глаза открылись с трудом. Веки не хотели подниматься. Я поднатужился, словно отрывал тяжелый груз от земли. Выступили слезы. Как это удивительно — видеть. Все верно — живой. Надо мной — голубое, без единого облачка, небо. Чуть повернул голову, с хрустом в затекшей шее. С наслаждением потянулся — позвонки со звоном и ломотой встали на нужное место.

Рывком, не обращая внимания на стрельнувшую боль меж ребер, поднял корпус, сел.

Вокруг — бескрайнее море зелени. Я на поляне, трава на некоторых участках доходит до пояса. Сзади — не тронутый человеком лес, лишь узкая тропинка скромно вторгается в чащу. Впереди — поле, занятое каким-то злаком. Пшеница, или рожь — да кто его знает. На горизонте, примерно в получасе ходьбы, виднеются две темных точки. Я сфокусировал зрение — похоже, покосившиеся деревянные домики. Деревня?

Покачал головой, схватился ладонями за виски, надавил пальцами, стараясь заглушить пульсирующую боль. Что со мной было? Из памяти медленно стирались обрывки — водоворот звезд, пламя свечи. Сознание очистилось?

Кряхтя, я поднялся. Осмотрел себя — одежда та же. Только новенькие расклешенные джинсы превратились в лохмотья со странно бурыми пятнами на коленях, а футболка украсилась широким разрезом на груди. Дотронулся онемевшими пальцами до дырки — влажная. На коже — розоватый шрам с корочкой крови.

Сколько я здесь провалялся? Что это вообще? Природотерапия? Нет, я помнил, как упал с крыши, затем — только темнота. Попытался воспроизвести видения… Хаоса? Нет!

Голову пронзила жердь ледяной боли. Кровь будто сворачивалась, сосуды расширились. Череп, словно наполненный газом, рисковал лопнуть, выпустив воспоминания наружу. Я согнулся, рывком вдохнул, глотая свежий воздух. Похоже, рано мне пытаться вспоминать.

Покачиваясь, пошел в сторону деревни. Домики — значит, люди, ведь так? Или я просто свихнулся, и сейчас лежу в больнице, в коме, и все это плод больного воображения? Если ударился головой — а хруст проломленного затылка отчетливо помню — значит, я не мог выжить?

Потянулся ладонью к голове. Провел по волосам — нет, следов крови нет. Только песок вперемешку с землей, да корочка давней раны сзади, над шеей. В плече кольнуло, сустав ошпарило будто кипятком. Охнув, я опустил руку. Да, таким поломанным я не ощущал себя с того знаменательного боя… Опять воспоминания… Нет! Боль!

В этот раз я не выдержал, упал на траву, завалился набок, засучил ногами. Подавил желание взвыть и расплакаться. Череп разрывался, я чувствовал, как внутри мечется взволнованный еж. Острые иголки царапали, животное никак не хотелось успокаиваться. Лучше не вспоминать. Выбросить все из головы.

Я провел языком по сухому нёбу. Действительно, сначала доберусь до деревни. Узнаю, где я, напьюсь воды. А потом уже буду разбираться, что со мной вышло, и как я очутился здесь.

Когда в последний раз я был на природе? Года три назад, тогда сенсей решил устроить нам недельный марафон тренировок в Карелии. Я улыбнулся — вот тогда я природы хлебнул по самое не хочу. Схватки по пояс в ледяной воде бурной горной речки — то еще удовольствие.