Я усмехнулся — разжирели на казенных харчах надсмотрщики. Схватка еще не началась, а уже паника и суета. Хотя кто знает, может, так и должно быть — весь мой опыт о сражениях в средневековье заканчивался просмотром фильмов да парой выездов на реконструкторские фестивали.

— Берегись! Залп! — послышался крик лучников, засевших на смотровых башнях. В деревушке забегали, стараясь найти укрытие. Я решил не отставать, бросился к Кэттону и оттащил его ближе к кузне. Поднятые по тревоге кузнецы, работающие в четыре руки на заточке мечей, пробурчали злобно что-то невнятное, но мешать не стали. Мы спрятались под навес.

Солнце уже проиграло битву, деревушка освещалась лишь несколькими факелами. Небо из голубого стало иссиня-черным, закрытом тучами. Но на мгновение показалось, что солнце вдруг решило вновь взойти, объявляя начало дня — от горизонта поднялась широкая линия, светящаяся теплым пламенем.

Горящие стрелы на секунду замерли над головой сотней ослепляющих бликов. И тут же рухнули огненным дождем на деревню. Раздались крики боли, смешанные с яростью. Часть стражников, сраженных стрелами, вспыхнули и принялись кататься по земле, пытаясь сбить огонь. Они попадали под ноги соратникам, те падали, вышла куча мала. Офицеры надрывали глотки, пытаясь восстановить порядок. В нос ударил запах паленой кожи.

— Откройте ворота, отдайте оружие, и мы не тронем вас! Нам нужны не жизни, а руда! Мы заберем руду и рабов, а людям оставим жизнь! — зазвучал в небе грозный голос. Словно усиленный сотней рупоров, он окутал деревню.

— Что происходит? Кочевники — не убивающие, а грабящие? Кочевники, пытающиеся договориться, — покачал головой Кэттон. Судя по виду, приятель был ошарашен.

— Что удивительного в кочевниках-грабителях? — закашлявшись, спросил я. Дым от горящих стрел укутал всю деревню. Глаза щипало, легкие горели от нехватки кислорода. Главное оружие средневековья — огонь.

Мой вопрос остался без ответа. Обернувшись от разглядывания горящих стражников, я заметил Кэттона, который, согнувшись, пытался отдышаться.

— Ты живой? Эй! — завопил я, схватив товарища за плечи.

— В нор-кха-кха-ме, — пробормотал Кэттон, отвлекаясь на кашель. — Дым…

Стражники, собравшиеся у ворот под прикрытием навесов и щитов, галдели, потрясали мечами на головой, подбадривая себя и стоящих рядом. Мимо проскакал Сеттерик, ругающий на чем свет офицеров. Нас обдало горячим дымом и запахом конского пота.

— Кочевники нападают без предупреждения, рубят не разбирая. Все, что их интересует — это кровь и женщины, — наконец ответил Кэттон. — Кочевники — это дикая свора, которая игнорирует все живое, все правила.

Я покачал головой, оглядывая деревушку. Несмотря на панику, охватившую почти половину войск при залпе, Сэттерик смог восстановить дисциплину. Его могучий конь, тяжело переминаясь, следовал приказаниям хозяина и скакал от одной группы стражников до другой, не обращая внимания на тех неудачников, кто не смог вовремя увернуться от копыт. Бежать сейчас было бы самоубийством.

— Похоже, это не просто набег, — пробормотал успокоившийся Кэттон.

Словно в ответ на эти слова, уже привычный шум мобилизующейся деревни пронзил визг. Звериный, писклявый, словно сотни мышей одновременно начали пищать. Лучники кочевников дали залп — в этот раз еще более слаженный. Стрелы плотным ковром врезались в середину деревушки, разметали сгрудившийся там отряд. Последнее, что увидели стражники, которым не повезло составлять костяк обороны Ольстерров, это пышущая жаром стена пламени, которая начисто лишала возможности спастись из-под обстрела.

В небе, постепенно темнеющем после залпа, показалась человеческая фигура. В развевающемся плаще она двигалась по звездному полотну, отбрасывая огромную тень на землю. Следом — еще пять человек. Летающие люди?

— Шаманы сверху! Магия! — словно в ответ на мои мысли завопил один из лучников на смотровой башне. Страх усилил голос стражника, он смог перекричать вопли и стоны сожженных заживо мечников. Затем в Маринэ начался огненный ад.

У настоящего воина друзей быть не должно. Кто знает, как обернется судьба?

Друзья — это доверие. Мы пытаемся доверять людям, не проверять их слова, не подвергать сомнению. Доверие сильное облегчает жизнь. Но бывает так, что друг наносит удар в спину, становится хуже врага. Тогда боль становится сильнее в несколько раз. Любой может стать врагом. Не нужно давать врагу преимущество, даже потенциальное.

Друзья — это уверенность. Если ты сильный воин, ты умеешь читать людей. Значит, те, кого ты выбрал друзьями, заслуживают уважения, сомневаться в их силах нельзя. Но друзья, бывает, не справляются с задачей. Хороший воин, проваливший миссию, не может смириться с позором, и бросается со скалы, надеясь разбиться. Такой воин навлечет на друга позор.

Друзья — это забота. Бывает, воин, который не справился с задачей и проиграл, сдается страху и не прыгает со скалы. Тогда о нем ходит слух — трусливый. И это несмываемый даже смертью знак, который бросает тень на его друзей. Люди думают — что же это за монах, который не смог разобраться в человеке, выбрал себе в друзья труса, боящегося прыгнуть со скалы.

В таком случае для воина, который ошибся в выборе друга, остается только один шаг — исправить трусость товарища и самому распороть ему шею.

Бусид подтянулся еще раз. Зафиксировал положение — руки согнуты, локти прижаты к бокам, грудь — к перекладине. Выход силой — руки выпрямить. Отлично. Дрожи почти нет, после перелома успел восстановиться. Теперь напрячь мышцы живота, поднять ноги назад. Тело должно быть под прямым углом, будто лежишь на воздухе. Снова удалось.

Чуть расслабить руки. Тело устремилось вниз. Немного подтянуться, сделать кувырок вокруг перекладины. Еще один рывок, отпустить руки. Тело ринулось вверх, презрев гравитацию. Сальто, еще одно.

Воин приземлился на каменный пол, удар сапог гулко отозвался от стен вокруг. Бусид улыбнулся — неплохо. Конечно, хороший уровень — это три сальто после подтягивания. Но пока что сойдет и два. Товарищ был всего лишь адептом, и справиться с ним получится без труда. Главное — найти, где прячется проваливший задание друг.

— Тренируйся чаще. Тебе хватает силы, но недостает гибкости. Пообщайся с горными пантерами — вот у кого стоит учиться, — раздался голос в углу каменной залы.

Бусид подскочил, выпрямился в воздухе. Приземлился на обе ноги, встал навытяжку.

— Да, учитель! — сказал воин и поклонился. В зал для тренировок, спрятанный в глубине Гномьих гор, вошел седовласый старик. С морщинистой, дряблой кожей он на первый взгляд казался обычным старцем, коих много можно найти в деревнях Приграничья. Удачливый, доживший до внуков, но уже сдавший позиции и предоставивший жизнь тем, кто моложе.

Но внимательный взгляд мог пойти дальше и заметить, что старец не так прост. Седого выдавала походка — вместо шарканья ногами старец двигался так, словно ноги его не прошли уже сотни тысяч миль по горам, не побывали в десятках войн и тысячах сражений. Походка у старца была мягкой, словно двигался он не босиком по холодным камням, а в удобных ботинках по мягкому одеялу.

— Ты знаешь, где прячется твой друг? — спросил учитель. Вместо старческого хрипа из горла седого донесся глубокий голос уверенного в себе мужчины.

— Я знаю три места, где он может зализывать раны, — отозвался Бусид, не сдерживая презрительных ноток в голосе. Но тут же поправился, добавил в тон почтения. — Но сначала я бы хотел завершить его работу.

— Сейчас цель только набирает силу, но времени у тебя почти не осталось. Но правила есть правила, и ты их знаешь. Хоть ты и не восстановился полностью, отправляйся в путь поскорее. Проведи еще две ночи в медитации, не нагружай тело, а тренируй душу. А на третий восход берись за дело, — кивнул старик, оглядев ученика.

Бусид поклонился, не отнимая взгляда от глаза учителя. В обители монахов Гномьих гор считалось оскорблением общаться с собеседником и избегать взгляда.