Оглядываясь назад, Ингитора видела не меньше сорока пар весел, и на каждом сидело сейчас по два человека. Для Бергвида, как видно, было делом чести догнать и уничтожить любой корабль, даже самый маленький. Какая добыча могла его ждать там, под тем сине-зеленым парусом? Не добыча была ему нужна, и Ингитора уже начала понимать это. «Ни один корабль слэттов или фьяллей не пройдет мимо Квиттинга!» — говорил ей и сам Бергвид, и та маленькая ведьма, Дагейда. Все страшные подвиги Черной Шкуры, как видно, были подчинены одному — мести за квиттов и их конунга.

Вспомнив о Дагейде, Ингитора боязливо оглянулась. И, словно дух, на еловом мысу ей привиделся образ маленькой женской фигурки верхом на огромном волке. В самом ли деле Всадница Мрака была там или Ингиторе померещилось — она не знала.

А оринги в восемьдесят пар сильных рук налегали на весла, «Черный бык» стрелой мчался по волнам. Море разыгрывалось, волны подбрасывали корабль на могучих спинах, но он скользил по ним легко, словно живое существо.

Но сине-зеленый парус не приближался. Он был так же далек, как и в начале погони, у Лисьего Мыса.

— Ты не догонишь его! — сказала вдруг Ингитора. Она сама подивилась своей смелости, но в то же время непонятно почему была уверена, что это ей ничем не грозит. — Он слишком далеко!

— От моего «Быка» не уходил еще ни один корабль! — яростно ответил Бергвид. — Ты видишь это?

Крепко схватив Ингитору за руку, он показал ей на бычью голову на штевне. Ингитора сердито дернула свою руку, но Бергвид не выпускал.

— Это рога быка из Ньёрдова стада! Сам Ньёрд отдал мне его! Потому мой корабль и зовется «Быком»! Он — из Ньёрдова стада, потому он не боится штормов и не знает себе равных!

— Боги не любят жадных! — сказала Ингитора, глядя прямо в сверкающие глаза Бергвида. — Ты взял сегодня слишком много! Ты взял золотую цепь, которая посвящена Ньёрду! А теперь хочешь и этот корабль!

В ответ Бергвид вдруг сорвал с шеи золотую цепьи с размаху швырнул ее в волны. Ингитора ахнула, но не от жалости, а от восторга — цепь так красиво сверкнула, прежде чем пропасть в серо-зеленых волнах, и размашистая щедрость Бергвида чем-то восхитила ее. Не жаль отдать то, что легко досталось. Но и в жадности предводителя орингов трудно было упрекнуть.

Ингитора смотрела в глаза Бергвиду, произнося эти строки; они дались ей труднее, чем бывало раньше, но она не сбилась и не отвела глаз. Бергвид слушал как зачарованный, и Ингитора даже побоялась, что он не уловит смысла ее стихов. Она закончила, а Бергвид еще несколько долгих мгновений молчал, глядя ей в глаза и железными пальцами сжимая ее запястье. И Ингитора снова вспомнила то железное кольцо.

Наконец Бергвид выпустил ее руку, опустил голову, потом стянул с пальца одно из золотых колец и надел его на палец Ингиторе. Вот и еще один конунг признал ее поэтическое мастерство. И несмотря на всю тревогу, от которой Ингиторе было трудно дышать, она не могла не почувствовать себя польщенной. Угодить человеку, который до этого наслаждался стонами раненых, не менее почетно для скальда, чем снискать одобрение знатока законов и преданий Хеймира, конунга слэттов.

— Мы возвращаемся! — только и крикнул Бергвид, обернувшись к орингам.

И тут же люди кинулись к парусу, «Черный бык» стал поворачивать. Оглянувшись, Ингитора не увидела берега, едва-едва разглядела серо-голубую полоску тумана вдали. Поистине сам Ньёрд подгонял хворостиной своего быка.

Ингитора посмотрела туда, где еще виднелся маленький парус. Теперь он был так далеко, что и цвета его нельзя было различить. Она не могла поверить, что спасла его своими стихами. Что сумела самого Бергвида Черную Шкуру заставить переменить свое решение.

Когда «Черный бык» подходил к берегу, уже начинало темнеть. Ингиторе казалось, что этот день длился долго-долго, целый год. Но едва лишь она осознала, сколько всего за это время случилось, как невероятная усталость навалилась на нее. В изнеможении она опустилась на край ближайшей скамьи. Гребец обернулся, и Ингитора узнала Асварда. Асвард! Но у нее не оставалось сил даже на расспросы, и она только вздохнула. И Асвард ничего не сказал.

На берегу горели костры, рыжее пламя бешено билось на морском ветру. Три корабля с бычьими головами на штевнях чернели на песке, по всему берегу расположились отдыхающие оринги. В темноте их было бы трудно сосчитать, и Ингиторе казалось, что их тысячи, что весь берег занят этим разбойным воинством и ни у одного конунга не найдется сил, чтобы одолеть его.

Бергвид опять отнес Ингитору на берег на руках и посадил на бревно. В нем самом не было заметно признаков усталости, а лицо стало замкнутым, безразличным, каким-то отстраненным. Ингитора с возросшим беспокойством подумала, чем грозит ей близкая ночь. Бергвид знает, что она скальд, но он ведь видит и то, что она женщина.

Ингиторе вдруг стало холодно, она плотнее стянула на груди края зеленого плаща. При этом в ней вспыхнуло воспоминание об Эгвальде, и сердце пронзила болезненная тоска. Как счастлива она была совсем недавно, в Эльвенэсе, когда по вечерам выходила с Эгвальдом пройтись над морем, посмотреть на закатный свет! Как веселы и увлекательны были их беседы, сколько любви и заботы выказывал ей Эгвальд! А она еще воображала себя несчастливой, думала о мести! Вот она перед ней, живая месть! Месть глядела из темных глаз Бергвида, и лик этой мести был страшен! И как далек был теперь Эльвенэс, мирная земля слэттов! Эгвальд ярл уже стал жертвой стремления к мести. И собственная участь казалась Ингиторе страшной. Сейчас она была одинока, как щепка в бушующих волнах. Даже Хальт покинул ее.

Перед ней оказался кусок пышущей жаром оленины. Подняв глаза, Ингитора увидела одного из орингов и покачала головой. Вид и запах жареного мяса вызвал у нее дурноту. Она не ела весь день, но чувствовала себя настолько разбитой, что на еду у нее не хватало сил.