— Хочешь? — Через некоторое время она вспомнила о Хальте и протянула ему несколько крупных ягод на ладони.

Хромой альв сидел на земле среди земляничных листьев и с усмешкой наблюдал за ней. Сейчас его лицо снова было правильно и красиво, плечи развернулись, голова поднялась. Он как будто сбросил с себя уродливый облик старого раба, как тесную бедную одежду, и отдыхал от нее. И Ингиторе вдруг стало опять так хорошо и спокойно рядом с ним, тревожные впечатления от тяжелого пути, шторма, Ньёрдовых быков, дочерей Эгира и неизвестности впереди растаяли. Она почувствовала себя дома на этой поляне.

Улыбаясь, Хальт взял ее руку, поднес ко рту, съел ягоды и зачем-то лизнул ладонь Ингиторы.

— Ты чего? — Она отняла руку, подумав, что он опять хочет как-то посмеяться над ней.

— Ничего! — ответил Хальт, глядя ей в глаза своими бесцветно-бездонными глазами. — Просто я заметил, что очень привык к тебе. Там, в Альвхейме, есть очень красивые девы… — Взгляд Хальта вдруг прошил Ингитору насквозь и унесся куда-то, куда она не могла последовать за ним даже мыслью. — Очень красивые… — повторил Хальт. — Но я уже не так часто их вспоминаю. Когда я уверен в тебе, мне не хочется назад в Альвхейм.

Ингитора опустила глаза. Ей было приятно слышать это, но слова Хальта наполнили ее каким-то тревожным, почти болезненным чувством. Она знала, что красива, знатна, умна, что даже сын конунга хочет взять ее в жены и никому его выбор не кажется недостойным. Но альв! Он — существо иного мира, высшего, недоступного смертным. Никогда Хальт не будет любить ее так, как умеет любить человек. В любви человека заключена его вечность — а альвы вечны и так. Никогда она не станет светом жизни и сердцем мира для альва. Никогда им не быть счастливыми простым человеческим счастьем, потому что один из них — не человек. Он не может спуститься к ней, она не может подняться к нему. Они могут встретиться на середине, спеть вместе несколько песен, а потом дороги их неминуемо разойдутся. Сколько продлится их встреча? Для дочери земного мира это время может составить целую жизнь.А для альва? Для него это один день, который назавтра уже будет прожит и забыт.

— Никогда не видела столько земляники, — пробормотала Ингитора, пытаясь заставить себя думать о другом. — Вот хоть в чем-то этот дурной полуостров умеет творить добрые чудеса!

— Ничего чудесного! — спокойно сказал Хальт и выпустил ее руку. — В местах, где не бывает людей, всегда много дичи и ягод.

В местах, где не бывает людей! На память Ингиторе снова пришли быки Ньёрда и чудовищные фигуры морских великанш. Ей стало страшно. Стряхнув с подола приставшие травинки, она заторопила Хальта назад, к стоянке, где виднелся на песке «Серебряный Ворон», а вокруг сидело с десяток хирдманов.

Ходившие за бревном вернулись к полудню и под руководством Хьёрта принялись вытесывать новый руль. Стук топоров подбодрил Ингитору, и она стала надеяться, что уже скоро «Серебряный Ворон» будет снова спущен на воду и они уплывут от этого места. Сам Торвард, конунг фьяллей, вызывал у нее почти теплые чувства по сравнению с морскими великаншами и всеми пугающими чудесами Квиттинга. Ингитора уже мечтала о том дне, когда увидит Аскргорд и крону ясеня над крышей хозяйского дома, как о возвращении в родной дом. Образы дочерей Эгира она гнала прочь — не стоит думать о них тому, кто собирается в будущем плавать по морю. Ее бросало в дрожь при мысли о том, что придется провести на этом берегу еще одну ночь.Ведь перед рассветом чудовищные хозяйки подводных глубин снова выйдут на берег загонять домой свои стада! Ингиторе хотелось бы как-нибудь зарыться в землю, чтобы ее случайно не нашел взгляд их огромных глаз, слабо светящихся зеленым блеском.

Охотники вернулись перед самыми сумерками. Они пришли с пустыми руками. То и дело им мерещился то заяц, то куропатка, то кабан или олень. Но все стрелы и копья были потеряны впустую, и ни одной стрелы они потом не нашли.

— Тролли унесли! — бранились хирдманы. — Тролли унесли, я вам говорю! В последний раз я потерял стрелу в десять лет, и отец так меня отодрал, что с тех пор мои стрелы сами прыгают мне в руки! А тут их сожрали тролли и хюльдры!

Но не меньше потери стрел огорчало отсутствие добычи. О съеденном утром хлебе не осталось и памяти, а запасов больше не было никаких. Все, чего должно было хватить до самого Аскргорда, смыло вчерашним штормом.

— Дочери Эгира жуют наш хлеб и варят кашу из нашего ячменя! — ворчал Хьёрт, не замечая, что Ингитора вздрогнула при его словах. — А мы тут пропадаем! Эй, Эвар! Говорят, квитты едят какой-то съедобный мох? Может, ты умеешь его искать?

— Умею, но в этих местах его нет! — грустно ответил кормчий. — Я уже искал его днем. Здешний мох пригоден только для лосей.

— Так где же хоть один лось, сожри его Нидхёгг!

— Мы тут дохнем с голоду, а совсем скоро рядом будет пастись целое стадо отличных жирных быков! — прорычал Ормкель. От голода он стал таким свирепым, что даже друзья-фьялли не решались к нему подступиться.

Эвар оглянулся на него как на безумного, надеясь, что ярл шутит. Но вид у того был вовсе не шутливый.

— Не говори так! — сказал ему квитт. — А то кто нибудь примет твои слова всерьез.

— Ха! Так я и говорю всерьез! Ты меня не знаешь, парень, а фьялли никогда не звали меня шутником!

— Тогда ты обезумел! — в тревоге воскликнул Эвар. — Забудь об этом!

— Как же забыть, когда у меня в животе ревет голодный дракон! Ты все тут знаешь, квитт, так расскажи мне, где можно достать мяса! И учти — фьялли не едят никакого мха! Мы не козы!

Мужчины глухо одобрительно загудели. Ложиться спать голодными и плыть голодными дальше никому не хотелось.

— У нас впереди еще почти пять дней плавания вдоль Квиттинга! — заговорили хирдманы. — Будь тут хоть какое жилье, там можно было бы достать хлеба, купить корову или рыбы. А у нас впереди одни леса, не лучше этого! И сеть унесло! Теперь Ранн присоединит ее к своим снастям и будет ловить утопленников!

— И нигде в другом месте не гуляет такая скотина! — продолжал Ормкель. — Здесь есть хоть эти быки, а дальше одни тролли!