– Но, Джон, это не так. Здесь какая-то ошибка, – вяло пытался возразить Элиот из угла комнаты, где сидел рядом с дочерью.

– Мистер Элиот владел подобной информацией, сам того не осознавая.

Воцарилось недоуменное тягостное молчание.

– Но мог осознать это в любой момент работы над своей новой книгой. Здесь и заключался секрет всего этого таинственного, а теперь еще и трагического дела. Шун не допустил бы завершения и выхода в свет романа «Смерть в пустыне».

Кермод беспокойно заерзал в кресле.

– Но как же ясновидение? Каким образом удавалось проникнуть в планы Элиота, которые тот только обдумывал? Что еще даже…

– Остановитесь! – Эплби вновь поднял руку. – Позвольте мне вести свой рассказ поэтапно. Дело оказалось очень сложным, и хотелось бы внести в него ясность раз и навсегда. О чем-то мы по-прежнему можем только догадываться. А потому нам придется – давайте говорить начистоту – избежать публичной огласки. Я нахожусь здесь не в качестве полицейского при исполнении своих обязанностей. И у нас нет других обвиняемых, кроме человека, который уже мертв. Мир должен лишь узнать, что Шун погиб по собственной вине, экспериментируя с одним из своих новых омерзительных изобретений.

Руперт Элиот резко вскинул взгляд и поморщился от боли.

– Совершенно согласен, – сказал он. – Нет никакой нужды рыться во всем этом омерзительно-грязном белье.

– Думаю, сэр Руперт занимает правильную позицию. А мы должны помнить, что этим вечером Шун пытался уничтожить и его тоже, но лишь для отвода глаз и снятия с себя подозрений… Однако позвольте мне продолжить. – Эплби оглядел комнату, еще более повысил голос и добился полнейшего, почти гипнотического контроля над собравшимися: – Как я уже сказал, часть истории остается в области гипотез и предположений, если только сэр Элиот все не вспомнит. Потому что самое странное заключается в его неспособности помочь нам.

Вот вам примерная реконструкция событий. Мисс Элиот рассказала мне, что завершающую часть своей военной карьеры ее отец провел служа в военной разведке на Ближнем Востоке… Это верно, мистер Элиот?

Тот кивнул, находясь по-прежнему в явном недоумении.

– Совершенно верно.

– И там, на Востоке, мистер Элиот узнал о неком злодеянии, совершенном Шуном. Мы опять можем только догадываться, что речь идет о каком-то убийстве, происшедшем в пустыне. Но едва мистеру Элиоту стало об этом известно, он внезапно заболел. И по причинам, которые я вскоре объясню, у меня есть основания полагать, что Шун приложил руку и к его заболеванию тоже. После выздоровления оказалось, что в его памяти не сохранилось воспоминаний об этом страшном событии, к огромному облегчению Шуна. Вынужден снова спросить у вас, мистер Элиот, это правда?

– Нет сомнений, что я пережил опасное заболевание. Оно повлияло на мою память. Я совершенно не помню, что встречался там с Шуном. Но…

– Вот именно! Шун чувствовал себя почти в полной безопасности. А теперь вообразите себе, в какое волнение он пришел, когда многие годы спустя Белинда рассказала ему, что отец пишет роман под названием «Смерть в пустыне»! Почему он избрал такую тему? Не потому ли, что глубоко похороненные в его памяти подробности реальных событий начали всплывать на поверхность? А если это стало простой случайностью, то какие воспоминания могла оживить работа над книгой?

В «Трибуне» воцарилось зачарованное молчание. Питер Хольм, сидевший на стуле рядом с камином, подался вперед и смотрел на Эплби совершенно пораженный; стоны мисс Кейви прекратились и перешли в глубокие вздохи и всхлипывания. Руперт Элиот продолжал сидеть в кресле, но было заметно, как временами по его телу пробегает дрожь. Арчи уставился перед собой тем же неподвижным взглядом, каким два вечера назад рассматривал надпись на архитраве в Расте.

– И Шун решил заставить Элиота отказаться от этой книги, как и от написания романов вообще. Уинтер подметил очень точно: все злостные шутки в Раст-Холле можно было проделать извне. А что касается так называемого «ясновидения», то это оказалось как раз проще всего. Мы искали феномену различные объяснения. Обдумывали даже вероятность гипноза. Но не приняли во внимание другое аномальное состояние человеческого ума, которое все объясняло: болезненный бред. И именно отсюда следует, что Шун имел доступ к Элиоту во время болезни, результатом которой стала потеря памяти. Тогда мистер Элиот еще не начал писать романов о Пауке, но фантазии на эту тему, фрагменты будущих сюжетов уже таились в его сознании. И подобных обрывков и фрагментов Шуну оказалось вполне достаточно, чтобы сотворить случившееся в Расте. Информацию же он получил из уст метавшегося в бреду человека.

Эплби сделал паузу, чтобы перевести дух, и Буссеншут воспользовался ею:

– Я, если не возражаете, должен…

– Однако, – снова заговорил Эплби, – попытка прекратить работу над книгами о Пауке провалилась. И тогда Шун перешел к более отчаянным мерам. Он зазвал нас сюда, к себе в гости и организовал охоту на сэра Руперта, по всей вероятности, чтобы сбить со следа. А затем…

Эплби замолк, тонко ощущая драматизм момента.

– А затем план Шуна сработал против него самого. Сэр Руперт, получавший отовсюду угрозы расправы, назначенной на девять вечера, укрылся в защищенном помещении, где располагалась коллекция. Шун подложил туда одну из своих адских машин, торговля которыми давно стала его специальностью. Мистер Элиот должен был подорваться на ней, отправившись туда во второй раз, чтобы вернуть сэра Руперта из его вынужденного заточения. Вероятно, ставка делалась на то, чтобы все мы решили, будто по ошибке убит не тот человек, и мотив преступления так и остался бы невыясненным до конца. Такова могла быть изначальная задумка. Шун, если вы помните, был большим поклонником… – Эплби вдруг резко повернулся к мистеру Элиоту, и Уинтер понял, что сделал он это с тонким расчетом на внешний эффект, – изобретательных криминальных романов.

Мистер Элиот вскочил на ноги:

– Джон, остановитесь, прошу вас! Я…

– Но Шун, – мрачно продолжил Эплби, не обратив на Элиота никакого внимания, – подорвался на собственной взрывчатке. Именно так. Не рой другому яму… И в его смерти есть некая высшая справедливость, которая, как порой кажется, только и существует в оторванном от жизни воображении литераторов. – Эплби перевел взгляд сначала на Буссеншута, потом на Кермода. – Но Шуну никогда больше не строить своих зловещих планов.

– Никогда больше!

Присутствующие вздрогнули. Эплби сыграл свою драматическую роль и умолк. Восклицание издал мистер Элиот, причем так громко, что его голос буквально сотряс стены комнаты.

– Никогда больше я не напишу ни строчки. Все! На этом конец!

– Ну, и дурак! – неожиданно обрушился на кузена Руперт Элиот. – Ты всегда был мягкотелым неженкой. – В его голосе послышалось откровенное презрение. – Неужели ты пожертвуешь многими тысячами фунтов надежного ежегодного дохода только потому…

И в это мгновение комнату словно потряс новый взрыв. Это Эплби со всей мощью обрушил кулак на деревянную поверхность стола, издав страшный грохот.

– Сэр Руперт, – жестко спросил он, – разве не вы неоднократно высказывали пожелание, чтобы ваш родственник прекратил писать свои романы? Или я ошибаюсь? Но теперь вы хотите продолжения работы, потому что получаете неплохой доход с каждой новой книги. Отчего вдруг такая перемена?

Все, находившиеся в комнате, словно окаменели. Только Руперт сделал движение, откинувшись на спинку кресла.

– Так в чем причина, сэр Руперт? Не в том ли, что Шун мертв? Но теперь я могу сообщить вам правду: на самом деле Шун жив и невредим.

Руперта буквально подбросило в кресле. У него отвисла челюсть.

– Вам намекнули, что для вашего же блага лучше отплыть на «Бегонии» в Новую Зеландию девятого числа следующего месяца. Но я бы посоветовал вам теперь ускорить отъезд за океан. Шун жив. Я запер его в стенном шкафу. – Эплби неожиданно рассмеялся. – Увы, ни в какую другую камеру мне посадить его не удастся.