– Для пруда с рыбками. Она мечтала устроить здесь, у себя дома, такой пруд и посчитала, что если фигурку как следует отскоблить…

Буссеншут в голос застонал.

– …ее можно использовать как насадку разбрызгивателя для фонтана.

– Довольно, Уинтер! Мы с мистером Эплби вникли в суть дела. Словом, вы завладели этим мраморным изделием.

– Вы выразились слишком мягко, ректор. Я украл его. Я грубо поступил с этой женщиной и ограбил ее. Причем все обстоятельства складывались в мою пользу. Она предложила выпить чая и вызвала слуг. Но никто не явился на ее зов. Не сомневаюсь, она наняла в услужение половину населения Алеппо, стоило ей приехать туда, но как раз в нужный момент – и я воспринял это как прямое поощрение свыше, – в доме не оказалось ни души, чтобы помочь ей. Мы заварили чай сами, а хозяйка объяснила отсутствие прислуги. Как раз в это время пять разных правительств, претендовавших на власть в стране, запустили по радио самые интересные программы, какие только можно было создать за деньги, и обыватели Алеппо оказались слишком слабы, чтобы отвергнуть удовольствие бесплатно развлечься. Мы выпили чай, а затем (как я и говорил, мною руководила сама судьба) миссис Бердвайр настояла, чтобы я непременно осмотрел подвал ее дома. Между тем, чтобы завладеть мрамором, я уже и так готов был заточить ее в самое мрачное подземелье. Но в этом не возникло необходимости. На следующий день прибывала ее подруга леди Пайк, не выносившая жары. А потому миссис Бердвайр оборудовала комфортабельную гостиную в прохладе подвала. Я задержался при входе, убедился, что дверь толстая, а засов крепкий, и втолкнул хозяйку внутрь.

– Втолкнули? – удивился Эплби.

– Да, мне пришлось толкнуть ее в спину и сильно. Удивительно, насколько живучи в нас джентльменские предрассудки. Честное слово, к каким маневрам я только не прибегал, чтобы незаметно ускользнуть от нее и бежать, но в итоге без необходимости втолкнуть в комнату и запереть обойтись не удалось. На этом, собственно, мой рассказ кончается. Я спрятал мрамор в карман, добрался до своей гостиницы, упаковал багаж и уже через час находился на пути в Александретту. Там я сел на пакетбот, который через три дня доставил меня в Сплит. А еще ночь спустя я оказался в Загребе. Мраморная вещица и ее оставшийся неизвестным похититель растворились на просторах Европы.

– И только теперь, – сказал Буссеншут, – маска с преступника сорвана. В отличие от мистера Эплби мне никогда прежде не доводилось контактировать с преступными элементами – если только не считать нашего нынешнего хозяина опасно близким к этой категории, – но должен признать, что подобное общение представилось мне весьма интересным. Скажите, Уинтер, как вы чувствовали себя потом? Вы не шарахались от каждого встреченного на улице полицейского? Вас не снедали угрызения совести? Инцидент не помешал вам в дальнейшем эстетически наслаждаться видом объекта, заставившего вас совершить подобный поступок? И если бы ситуация повторилась, пошли бы вы на такое снова?

Уинтер рассмеялся, но коротко и не слишком весело.

– Я свалял большого дурака, – сказал он. – И понимаю это. – Он повернулся к окну, где стоял Эплби. – Но и вы должны войти в мое…

Но Эплби у окна уже не было. Он быстро и бесшумно приблизился к двери. Уинтер лишь начинал свою реплику, когда сыщик повернул ручку, дверь резко распахнулась, и в комнату ввалился сэр Арчибальд Элиот.

– Всегда крепко опирайтесь на каблуки, – порекомендовал Эплби, – и следите за ручкой двери, чтобы вовремя заметить, если она начнет поворачиваться. А в этом случае не пытайтесь пятиться назад – только потеряете равновесие. Наоборот, выпрямитесь, постучите в дверь, хотя она уже все равно открывается, и будьте готовы блефовать.

– Но я ведь не подслушиваю под дверью. – Казалось, из всех присутствовавших в спальне Буссеншута Арчи Элиот смущен меньше остальных. – Я подглядываю в замочную скважину. Такое мелкое нервное расстройство. У него даже есть мудреное медицинское название. Страдаю им с самого детства. Разумеется, приношу свои глубочайшие извинения.

– Вы хотите сказать, – спросил Уинтер, – что об этом вашем… э-э… нервном заболевании известно всем?

– Именно так. Подобный недуг, знаете ли, невозможно скрыть. Слишком часто ловят за этим занятием. Ужасно неудобно! – Арчи весьма легкомысленно улыбнулся. – Даже унизительно! Да, самое подходящее слово – унизительно! Но в наши дни люди более терпимы к такого рода болезням. Что-то случается с тобой в детстве, и вот вам последствия. А теперь давайте найдем чего-нибудь выпить.

– Нет, – возразил Эплби, – нам сейчас лучше поговорить по душам.

Арчи уселся на кровать и вздохнул.

– Опять о Пауке? Тут уже никаких концов не найдешь. Сплошной лабиринт.

– Как раз наоборот. – Эплби стал крайне серьезен. – Выход из лабиринта уже виден. В общих чертах мне известно, зачем устраивались все эти злые шутки.

– Уважаемый сэр, но нам всем это давно известно. – Арчи не смог скрыть издевки. – Ричарда пытались свести с ума. Но только шутник избрал мишенью не того человека.

– Ричард Элиот, – вставил замечание Буссеншут, – действительно показал себя крепким как скала. Вот если бы объектом преследования стало мягкотелое существо вроде Хораса Бентона…

– И я знаю, хотя опять-таки лишь в общих чертах, зачем мы нанесли визит в эту фальшивку, именуемую аббатством. Меня интересует Джаспер Шун. Причем интересует гораздо сильнее, чем кто-либо из Раст-Холла, включая даже вас, сэр Арчибальд. Мне сообщили о вашем с ним давнем знакомстве. Не хотите поделиться с нами своей оценкой этого персонажа?

Глазки Арчи, так недавно, по его собственному признанию, подглядывавшие в замочную скважину, теперь сузились в щелки, словно он приготовился защищаться.

– Вы называете это знакомством? Да, я построил для него совершенно безумную башню!

– А потом поссорились с ним?

– Верно. Но только я сделал все, чтобы ссора поскорее закончилась, когда кое-что узнал о нем. Проще говоря, я струсил и сдался. У меня есть приятели в самых разных сферах бизнеса. И мне прозрачно намекнули, что с Шуном лучше не сталкиваться на узкой тропе. Он опасный человек.

– О, да бросьте! – Уинтер стоял у окна и смотрел на дорогостоящие руины внизу. – Порой выглядит зловеще, но чтобы быть опасным… – Он обвел рукой нелепые сооружения, как бы подчеркивая свою точку зрения.

Арчи повернулся к Эплби и Буссеншуту.

– Уинтер полагает, – сказал он, – что человек не может быть опасен, если окружил себя кучей литературных раритетов и дорогих антикварных вещей. А вот мне так не кажется. – Его лицо вдруг зажглось неприкрытой злобой. – Возьмите, к примеру, инженера из книжек моего кузена. Трудно вообразить более образованного и культурного человека. Но именно он в критических ситуациях наиболее ловко обращается с пистолетом. Хотя это я к слову. На самом же деле Шун действительно опасен. За всеми его утонченными манерами скрывается мощный, не знающий преград и изощренный ум. Впрочем, об этом можно догадаться. Но вот о чем никто не подозревает, так это о злопамятстве и методичной мстительности Шуна… Короче, мы снова стали друзьями, но целиком на его условиях.

– И это вы, – как бы между прочим заметил Эплби, – организовали наш приезд сюда?

Арчи ухмыльнулся.

– Мне, видимо, показалось, или вы сами заявили, что вам понятен смысл визита. – Он посмотрел на часы. – А сейчас пришло время осмотреть коллекцию. Боюсь, мне придется прервать нашу милую беседу. Понимаете, – он двинулся в сторону двери, – нужно успеть перед этим взглянуть на пару вещей.

Арчи указал на замочную скважину и удалился.

– Наглец! – воскликнул Буссеншут, не сразу найдя подходящее определение. – Редкостный наглец! – повторил он.

В спальне стало тихо.

– Уинтер, вас, как я понимаю, занимает привычка сэра Арчибальда подглядывать в замочные скважины.

Уинтер улыбнулся.

– Да, это занятно, – кивнул он и медленно подошел к окну. – А теперь скажите, Эплби. Арчи – тот, кто вам нужен?