– А если задержимся здесь, то и ужина не увидим. – Уинтер отшвырнул в темноту окурок. – Я думал, вас действительно интересует разгадка тайны. Между тем, когда мне удается добыть решающую информацию, вы по неясным причинам отметаете ее как незначительную. Что очень печально, и во мне не вызывает должного к вам уважения.

– Мой любезный друг! Вам нет нужды уважать меня. Уважайте интеллект, стоящий за всей этой историей.

– А заслуживают ли уважения дурацкие шутки? – Желание продолжить разговор пересилило в Уинтере чувство голода.

– Я только хотел сказать, что какие бы цели ни преследовал шутник, он – человек необычайно острого ума. Любой ум, способный столь чисто выполнить набор не самых простых маневров и не попасться, заслуживает высокой оценки – пусть даже смысл этих маневров представляется тривиальным или извращенным. И вы сами подозреваете существование у злоумышленника плана. – В голосе Эплби снова могла померещиться чуть насмешливая интонация. – Хочу подчеркнуть, что это пока самое важное подозрение из всех, высказанных вами.

– Здесь я всего лишь следовал за ходом ваших собственных рассуждений.

Эплби кивнул совершенно серьезно.

– Да, план определенно есть… Вам часто приходилось читать литературу по научному направлению, которым занимается Чоун?

– Крайне редко. – Уинтер откровенно вслушивался в доносившиеся из дома звуки, чтобы не пропустить сигнала к ужину. Он был одновременно зол, сбит с толку и нетерпелив.

– В вашем колледже есть штатный преподаватель психологии? Тот же Бентон, к примеру. Это не его специальность?

– Ваши мысли скачут с непредсказуемостью антилопы. С чего вам в голову взбрела подобная идея? У нас нет никого, имевшего бы самое отдаленное отношение к сфере медицинской психологии, если именно о ней вы говорите. И уж, конечно, не Бентон. Между прочим, вы не впервые упоминаете о Бентоне. Уж не превратился ли он для вас в обманчиво манящую, но ложную цель?

– Похоже на то. Но ведь это Бентон так взволновался при случайном упоминании об ограблении дома Бердвайр, Бентон был близок к Шуну, а теперь на сцене появляется еще один ваш весьма сообразительный коллега – доктор Буссеншут – и начинает совать нос в это дело. Любопытно получается.

– Согласен. Но какое отношение имеет психологическая наука Чоуна…

Эплби не дослушал вопроса и поспешно шагнул в сторону дома.

– Когда у меня появляется невероятная версия, я предпочитаю не выкладывать ее сразу, а для начала основательно обдумать, – холодно произнес он. – Да, взвесить со всех сторон… Между прочим, что дало ваше расследование возможных алиби?

– Вынужден был остановить его. Мне это плохо удается. Но я сумел получить, на мой взгляд, важные данные, касающиеся главных действующих лиц. Ваша сестра, как вам наверняка уже известно, пряталась вместе с Чоуном. Кермод был в паре с Овероллом, а Тимми – с Топлэди. И, кстати, они крупно повздорили. Тимми потребовал, чтобы Топлэди вернул ему какие-то стихи. Но оказалось, что Топлэди, совершенно не разбирающийся в поэзии, передал их на критический анализ своей бабушке. Старая леди, как считается, обладает тонким литературным вкусом. Тимми это привело в бешенство.

Эплби только вздохнул.

– В конце концов, – рассеянно сказал он, – это место не зря перекрестили в Дурость-Холл.

Но, не успев подойти к окну, замер, словно пораженный внезапной мыслью.

– «Полуночное убийство» уничтожено, порвано в клочья. Злые козни шутника довели Элиота до такого состояния, что он собственноручно растерзал почти готовое произведение. Вчера вечером все строили предположения, что книги номер тридцать восемь уже не будет. События так глубоко повлияли на писателя, что заставили отступиться и обречь Паука на ликвидацию. Но что теперь? Возникает ощущение, что уже весной в списке бестселлеров появится новый роман о Пауке.

– Причем автором романа станет все тот же Элиот, – продолжил его мысль Уинтер. – Уж не проделки ли призрака загадочные происшествия в Расте?

– А если Элиот продолжит творить, не будет ли это означать полного провала плана?

– Именно так. Если Кермод…

– Не забывайте, что случай с Ренуаром дает ему алиби.

– Но если Кермод совместно с Овероллом… – Уинтер сделал паузу, и его глаза загорелись от возбуждения. – Два литератора из породы неудачников. Как раз подходящего нам пошиба. Уж не стоит ли отработать подобную версию? Элиот встревожен. Он не может понять, каким образом его глубоко личные идеи начали вдруг воплощаться в реальность. Но разве набор приемов, присущих всем писателям такого рода, не строго ограничен? И вот эти двое, которым тоже не откажешь в изобретательности, досконально изучив тридцать семь уже вышедших книг, затевают собственную совместную интригу…

Он осекся, заметив, что Эплби иронично улыбается.

– Меня удивляет только одно, Уинтер. Почему вы сами не создали до сих пор тридцати семи книг? У вас чрезвычайно плодотворная творческая фантазия. А если говорить об уме, то вам не кажется, что ваша последняя теория весьма и весьма нелестна для ума мистера Элиота? Он ведь человек большого дарования. – Эплби покачал головой. – Талантливый, наделенный богатым воображением, хотя и до некоторой степени безответственный человек. Впрочем, здесь они очень похожи с сыном, – рассмеялся он. – Вот только из них двоих Тимми, безусловно, более взрослый.

Оба готовы были повернуться, чтобы войти в дом. Но в этот момент пейзаж внезапно изменился. Подобно бледному лицу ныряльщика, показавшегося у поверхности воды, среди облаков на востоке смутно высветилась луна. Падавший по спирали снег мягко опускался на землю, но создавал плотную завесу, за которой окружающая местность просматривалась с большим трудом. В целом картина предстала несколько ненатуральной, похожей на изображение снега в театре, а освещение могло быть результатом игры сэра Арчи с пультом управления софитами. Эплби же занимала практическая сторона вопроса.

– Не слишком хорошая ночь для разведки, – заметил он.

– А вы собираетесь на разведку?

– Нет, но буду периодически обходить дом и округу, чтобы помешать, если кому-то захочется ударить другого человека по голове.

Они вернулись в гостиную, где собрались уже почти все участники праздника: активные, подвижные, непредсказуемые в своих перемещениях.

– Мой дорогой Эплби, – сказал Уинтер. – Кажется, за это время я успел крепко к вам привязаться. Вы уж постарайтесь не получить удар по голове сами, ладно?

В иллюстрированной театральной истории немного найдется более удручающих картин, чем частные спектакли, которые устраивались при дворах европейских монархов. Эксклюзивные представления для избранных. На таких рисунках обычно показана королевская семья, восседающая в креслах, расставленных в виде напоминающей пирамиду формации, а вокруг нее образовывается уважительная и обширная пустота никем не занятого в зрительном зале пространства. Августейшие персоны смотрят на сцену, словно перед ними располагается огромных размеров камин, и под их взглядами любая пьеса кажется обреченной на провал. Подобно тому как монолог Марка Антония не воспринимается, если организаторы поскупились нанять достаточно актеров для окружающей его на сцене толпы римлян, театральный спектакль терпит неудачу, если публика не покупает на него достаточного количества билетов. Вот и при проведении современных театральных постановок основной трудностью становится сбор для них необходимой аудитории. И сегодня зрительный зал наводит депрессию, если он вообще пуст или один лишь первый ряд занят группой зевающих стариков, которые плохо понимают, что происходит. А потому, если в спектакле заняты твои домочадцы, то лучший выход из положения – своевременно пригласить соседей со всей округи. Как обычно и поступал мистер Элиот. Вот почему Гиб Оверолл и мисс Кейви, Андре и девушки из Челси (как и профессиональный актер, не особенно желавший афишировать свое участие) выступали перед залом, заполненным половиной самых известных и знатных людей в графстве.