Стрелком-радистом в экипаже служил инженер-электрик из Челябинска Александр Марченко. Он пользовался у танкистов большим уважением, был всеобщим любимцем. Все в Марченко привлекало: и его внешность, и какая-то особенная, строгая сосредоточенность, и твердая, непоколебимая воля, которая позволяла ему сохранять спокойствие в самой трудной обстановке. Марченко был красив той особой мужской красотой, которая присуща людям сильным и гордым. Высокий, стройный, с открытым волевым лицом, Александр Марченко обладал большой ловкостью и сноровкой.

Заряжающий Мордвинцев отличался мешковатостью, медлительностью. Самые острые шутки товарищей, — а танкисты любят острое словцо, — не могли вывести из себя этого молчаливого человека. Он, бывало, только скупо улыбнется.

Механик-водитель танка Сурков отличался большой хозяйственностью. Это был поистине неутомимый труженик, его всегда можно было найти у своей машины. Бывало, после боя солдаты отдыхают: кто поспать устроился под кустом, кто баян в руки возьмет или письмо пишет домой, а хозяйственный Сурков все около машины возится — чистит, проверяет крепления, что-то ремонтирует. Нерадивым людям от Суркова жизни не было. Расхлябанности, бесхозяйственности он терпеть не мог.

Все эти разные по своим характерам люди в бою действовали с одинаковым бесстрашием и настоящим, я бы сказал, артистическим мастерством. Даже медлительный Мордвинцев, находясь у пушки, становился неузнаваемым. Откуда только бралась у него ловкость, быстрота!

Отважный экипаж, беспощадно разя врага пушечным и пулеметным огнем, рвался вперед. Фашисты, ошеломленные дерзким ударом, дрогнули, попятились. А следом за танком Акиншина, развивая успех атаки, устремились, другие машины. Не давая врагу опомниться, они на полной скорости прорывались к деревне Борилово, которую приказано было взять.

На южной окраине уральцев контратаковали вражеские танки. На каждую советскую машину напало две-три немецких. Скоро все поле было охвачено огнем, кругом пылали вражеские танки.

Экипажу лейтенанта Акиншина удалось прорваться в тыл врага, выйти к хутору, расположенному в нескольких километрах от Борилово. Немцы отрезали танк. Тогда укрыв машину в котловане, оставшемся от сгоревшего здания, отважный экипаж вступил в неравный бой. Почти сутки держались танкисты. Экономя снаряды и патроны, они били только наверняка, уничтожив несколько танков и больше сотни вражеских солдат. Но немцам все-таки удалось подобраться к машине. Тогда Михаил Акиншин открыл башню, по пояс высунулся из нее и стал забрасывать фашистов гранатами.

Пример командира воодушевил экипаж на подвиг. Танкисты проявили железную стойкость, не отдали врагу захваченный рубеж, и это помогло нам успешно выполнить боевую задачу.

Овладев деревней Борилово, танковый корпус устремился вперед. К утру с боем был занят районный центр Злынь, расположенный в восемнадцати километрах от Борилово. Дорога Орел — Брянск была перерезана.

…Весна 1944 года. Громя ожесточенно сопротивляющегося противника, Советская Армия идет вперед, освобождая родные города и села. Распутица. Речки разлились, дороги превратились в сплошное месиво. Не только автомашины, местами и танки, приходилось вытаскивать с помощью буксиров. Несмотря на такую тяжелую обстановку, наступление велось непрерывно и стремительно.

Помню, вечером колонна танков подошла к глубокой, быстрой реке. Мост оказался взорванным. После проведенной разведки было решено переправляться вброд.

— Разрешите мне попробовать первым, — обратился ко мне командир роты Любовец.

Я разрешил. Михаил Любовец, мастерски управляющий танком, смело повел машину вперед. Вода доходила до башни, от вентилятора фонтаном поднимались брызги, но Любовец, занявший место механика-водителя, бесстрашно шел через преграду. Воодушевленные его примером, пошли вперед и другие экипажи.

Танкисты не спали уже двое суток, и после форсирования реки им был дан короткий отдых. Танки рассредоточились по опушке леса, вдоль которой шла проселочная дорога. Была уже глубокая ночь. Через два-три часа, на рассвете, колонна должна была снова пойти вперед. Но танкисты и не думали об отдыхе. На машинах, для маскировки прикрытых сверху брезентом, шла работа при свете фонаря. Тщательно осматривали каждый механизм, тут же устраняли неисправности.

У одной из машин работал механик-водитель Прохоров. Днем он был в трудном бою, получил ранение, и я посоветовал ему пойти отдыхать.

— Никак нельзя мне, товарищ гвардии полковник, — ответил Прохоров. — Надо крепления как следует подтянуть. И другая работа еще есть… С утра ведь опять в бой!

Это чувство высокой ответственности перед народом и Родиной руководило танкистами и тогда, когда они в самой трудной обстановке, в непрерывных боях находили время учиться, совершенствовать свое боевое мастерство.

…15 марта наша часть получила приказ перейти на правый фланг, выдвинуться к населенному пункту Романовка, что восточнее Тернополя, и прикрыть сосредоточивающуюся в этом районе группу наших войск.

Перед вечером, заняв указанный рубеж, мы увидели перед собой цепи перешедшего в наступление противника. Фашисты двигались по широкой долине. Нам хорошо были видны темные фигуры солдат. Пехоту поддерживали двенадцать танков. Мы открыли огонь. Снаряды ложились точно в цель, вражеская пехота скоро была вынуждена залечь. Михаил Акиншин, считавшийся у нас мастером меткого огня, с дистанции в полтора километра с первых выстрелов зажег вражеский танк. Скоро от акиншинских метких выстрелов вспыхнула вторая вражеская машина. Отлично вели огонь и другие экипажи.

Атака врага была отбита. Но этот бой явился только началом жестокого сражения, развернувшегося у Романовки. Ночью одному из вражеских полков, поддержанному большим количеством танков и самоходных орудий, под покровом темноты удалось выйти в наш тыл и ворваться в деревню. Бой закипел на улицах села. Скоро начали гореть дома, все вокруг осветилось заревом пожара. Наши танкисты стойко защищали занятые рубежи, наносили противнику большие потери. Когда нельзя было вести огонь из танков, они пускали в ход автоматы и гранаты.

Однако обстановка с каждой минутой становилась все более тяжелой. Противник, имевший большое численное превосходство, наседал со всех сторон. На одном участке создалось очень опасное положение. Нужно было во что бы то ни стало остановить прорвавшегося врага. Собрав весь имеющийся в моем распоряжении резерв — танк, самоходную установку и отделение автоматчиков, — я повел его в контратаку. Схватка была слишком неравной. Но танкисты сражались с такой яростью и отвагой, что им не только удалось остановить прорвавшегося врага, но и заставить его откатиться назад.

Фашисты бросили новые силы. Но на помощь нашей группе, сдерживавшей натиск врага, вовремя пришел старший лейтенант Пупков. Оценив обстановку, я оставил на своем участке танк Акиншина, а с остальными пятью машинами устремился туда, где решалась судьба боя.

Враг, несмотря на огромные потери, продолжал упорно рваться вперед. Бой достиг, казалось, предельного напряжения. Все село было охвачено огнем, орудийные выстрелы сливались в сплошной гром, повсюду громоздились исковерканные, охваченные огнем танки, автомашины. Наши танкисты сражались с невиданным упорством, бесстрашно врезались в гущу врага, сокрушая его огнем и броней. Наконец фашисты не выдержали, стали отступать. А в это время из засады, с тыла, ударила по врагу пятерка наших танков. Эту группу мы еще в начале боя выдвинули за село.

Сражение, длившееся всю ночь, закончилось днем. На поле боя дымились разбитые фашистские танки и орудия…

Мощным ударом советские войска прорвали вражескую оборону в районе города Скалат. Танковые части, устремившись в прорыв, вышли на оперативный простор.

К городу Каменец-Подольску, занятому противником, мы вышли с запада, с тыла. Надвигался вечер, стало быстро темнеть, А тут еще повалил снег и такой крупный, густой, что в нескольких шагах ничего не было видно. Это и помогало нам и в то же время сильно затрудняло движение колонны.