– Сегодняшнее заседание КЭК проводится по причине многочисленных фактов неудовлетворительного оказания медицинской помощи населению врачом подстанции номер четыре Александровым Степаном Андреевичем. Анна Петровна, ведите протокол. Как видите, Александров, в адрес администрации поступал ряд рапортов и докладных от заведующего подстанцией Лисовского Валерия Васильевича, старших врачей смены Беридзе Нукзара Сергеевича, Астаповой Лилии Викторовны и Барсученко Елены Алексеевны. Согласно данным сигналам, мною был проведен экспертный анализ карт вызова за указанный период, а именно – за три месяца, в ходе которого были выявлены несомненные нарушения тактики ведения больных на догоспитальном этапе.

– Нарушения или расхождения со «Стандартами»? – прервал его Степан. – Вы уж прямо говорите.

– Сохраняйте тишину, Александров! – повысил голос начмед. – Вам пока никто слова не давал, сидите и помалкивайте! Количество нарушений, выявленных мной, превышает допустимую норму многократно, что уже является основанием для применения дисциплинарных взысканий – стольких, что их хватило бы пятнадцать раз вас уволить! Кроме того, Валерий Васильевич неоднократно сообщал также, что вы часто нарушается трудовую дисциплину и внутренний распорядок работы учреждения, что тоже является не меньшим основанием…

Степан почувствовал, как откуда-то из груди поднимается ледяная, но жгучая одновременно, волна ярости; остро захотелось прямо сейчас, не тратя время на выслушивания разглагольствований уверенных в своей безнаказанности толстомордых администраторов, вскочить и наотмашь заехать чем-нибудь тяжелым прямо по откормленным харям. И первому – Лисовскому, стукачу проклятому, шакалу, подлой твари, гадюке, треснуть так, чтобы кровью брызнуло… Усилием воли он погасил порыв. Сейчас последнее дело – терять самообладание, перед этими хищниками, только и ждущими неосторожного движения, чтобы разорвать.

– … и более того – вместо осознания своих проступков, вы, как я вижу из документации, продолжали упорно своевольничать, не реагируя на замечания администрации. Вместо коррекции своей разнузданной деятельности, судя по представленным докладным, откровенно хамили старшему врачу Беридзе…

Нукзар, вздрогнув, словно от укола, поднял глаза:

– Я не писал подобных докладных, Андрей Витальевич.

На миг воцарилась тишина. Степан едва заметно усмехнулся. Ай-ай, Лисовский, прокол вышел – нельзя подслушанное выдавать за написанное, некрасиво получится.

– Нукзар Сергеевич, успокойтесь, пожалуйста, – недовольно отреагировал начмед, подарив старшему врачу тяжелый и многозначительный взгляд. – Не мешайте ходу заседания, раз вас пригласили.

– Я не напрашивался… – мрачно, себе под нос, пробормотал Беридзе, вновь опуская взор к своим сверкающим от крема ботинкам.

Лисовский заерзал, зыркая на него огненным оком, явно томимый желанием устроить разнос нерадивому подчиненному, нарушившему стройный ход обвинительного монолога, но постеснялся встревать в речь своего прямого начальства.

– Итак, перейдем к конкретным фактам, – Витюк придвинул к себе одну из кучек. – Карта номер сто двадцать семь за шестнадцатое марта две тысячи восьмого года. Больной Савченко, шесть лет. Вы выставили диагноз «Острая кишечная инфекция» и «Сотрясение головного мозга под вопросом». Первый вопрос к вам – откуда взялось это ваше сотрясение, если поводом к вызову послужила рвота и жидкий стул?

– А при сотрясении рвота порой бывает, Андрей Витальевич, – неизвестно почему, но Степану неудержимо хотелось смеяться. Все, собственно, ясно – и дальнейшее развитие событий, и итог всей этой болтологии, и собственная судьба – бесполезно ведь оправдываться перед теми, кто заинтересован лишь в том, как бы утопить тебя поглубже, это лишь играет им на руку в том фарсе, который именуется заседанием КЭК.

– Прекратите паясничать. Отвечайте на вопрос.

– Данные анамнеза. При осмотре ребенка родители упомянули, что за три дня до, когда всем семейством выезжали в другой город, он падал, ударялся затылочной областью, и невропатологом стационара, куда они обращались по месту тогдашнего нахождения, был выставлен этот диагноз. Собственно, и рвоту родители связали сначала с последствиями…

– Вы видели явные признаки сотрясения? – вкрадчиво спросил начмед.

Впереди явно хрустнул пересушенный валежник, прикрывающий волчью яму. Бесшумных засад не бывает…

– Нет.

– У родителей ребенка был на руках документ, удостоверяющий обращение к невропатологу и подтверждающий факт сотрясения?

Александров угрюмо помотал головой.

Подло, однако. Да откуда – ребенок же не был госпитализирован! Разумеется, никаких выписок родители ни у кого не забирали, благо чадо после травмы чувствовало себя, по их словам, отменно. К чему лишняя макулатура дома?

– Тогда какое право вы имели выставлять подобный диагноз?

– Я просто учел все анамнестические данные. Насколько мне и вам, конечно, известно, ЧМТ[70] бывает с отсроченной симптоматикой до 72 часов. И сам Господь Бог не гарантирует того, что не может совпасть клиника кишечной инфекции с развившейся клиникой сотрясения.

– Иными словами, – с видимым удовольствием подвел итог Витюк, – вы подтверждаете, что поставили «от фонаря» диагноз, оснований для которого не видели непосредственно? Браво, что могу сказать. Вы бы еще ВИЧ нарисовали бы в карте, ну, на всякий случай, знаете – а вдруг? Ведь здоровый вид ребенка еще не говорит о том, что он не является вирусоносителем.

Старший фельдшер с заведующим, словно ждали сигнала – загоготали.

– Вы хоть имеете представление о том, насколько вы осложнили работу коллегами стационара, дописав этот вот, из пальца высосанный диагноз? Насколько усугубили страдания ребенка, которого благодаря вашей гипердиагностике необходимо мотать между инфекционным и хирургическим стационаром, дабы дифференцировать и исключать ваши вольные предположения?

– А представляете, насколько бы я усугубил бы его страдания, если бы он с подтвержденным диагнозом кишечной инфекции внезапно выдал бы клинику осложненной ЧМТ?

– Перестраховщики у вас тут расплодились, Валерий Васильевич, – повернулся Витюк к все еще хихикающему Лисовскому. – Вы бы им объяснили на досуге, что при работе в экстренной медицине неплохо воспитывать в себе такие качества, как уверенность в себе и своих знаниях. А заодно и освежать знания чтением методической литературы, чтобы они не путали симптомы, не морочили голову нам и не писали ахинеи в картах вызова.

Степан промолчал, рассматривая носки ботинок, по примеру Нукзара.

– Ладно, оставим в покое диагноз. В описанном вами локальном статусе, если верить написанному, зафиксирован частый кашицеобразный стул… угу, угу… до 5 раз за последние 8 часов. Кожные покровы… так… язык… так… Ну, судя по объективным данным, налицо дегидратация первой степени. Допустим. Стандартами предписывается восстановление водно-электролитного баланса путем перорального приема препарата «Регидрон» в объеме до одного литра, если рассчитать необходимое количество жидкости на данный возраст – это все надлежит сделать перед госпитализацией. Почему у вас в графе «Оказанная помощь» отсутствует упоминание об этом?

– Потому что родители начали поить ребенка еще с обеда, и именно «Регидроном»…

– Александров, – голос начмеда звякнул боевым железом. – Меня не интересует обывательская помощь. Меня интересует врачебная помощь, которую должны были оказать больному вы, и интересует соответствующее этой помощи заполнение карты вызова!

Лис просто лучился счастьем, и весь его облик так прямо и кричал: «Сегодня непременно напьюсь!»; в такт ему, отраженным светом, сияла и старший фельдшер. Степану вдруг очень захотелось сплюнуть, прямо на пол, чтобы хоть Костенко парализовало от такого несоблюдения санэпидрежима.

– То есть, если следовать вашей логике, Андрей Витальевич, – устало сказал он, – то мне нужно было, невзирая на уже плещущийся в желудке ребенка литр, продолжать заливать в него жидкость, как в бурдюк? А то, что он тут же вырвет, и все труды по регидратации пойдут насмарку – это ничего, нормально?