– Девушка, да я же вас посажу за эти слова! Вы клятву Гиппократа давали!
– А вы ему кто, родственница? – ядовито засмеялась Рита. – Если я чего Гиппократу давала, пусть он с меня и спрашивает!
– Так, прекратите! – Ильинский изо всех сил грохнул кулаком по столу. – Устроили базар-вокзал! Рита, перестань! И вы помолчите!
Наступила кратковременная тишина, прерываемая тяжелым дыханием женщин.
– Значит, так, Марья Никитична, – произнес врач. – Как врач «Скорой помощи» говорю вам, что никакого приступа бронхиальной астмы у вас нет, дыхание нормальное, одышки и гипоксии я не наблюдаю. Произведение инъекции бронхоспазмалитиков считаю нецелесообразным, потому как эуфиллин вызывает тахикардию, что в вашем возрасте не пройдет безвредно. Для профилактики астмы, если у вас таковая есть, принимайте все те препараты, что вам прописал участковый врач, по той схеме, которую он вам нарисовал. Если возник приступ удушья, снимайте его ингаляцией сальбутамола. И только если сальбутамол вместе с эуфиллином не помог, только тогда вызывайте «Скорую». Вам все понятно?
– Нормально, – с ненавистью произнесла соседка. – Замечательно наша «Скорая» лечит, слов нет. Выходит, по вашим словам, она здорова?
– Выходит. Рита, написала? Собирайся. И дай таблетку феназепама.
– Не надо нам ваших поганых таблеток!
– А вас никто и не спрашивает! – оборвал Ильинский толстую даму. – Свое мнение держите при себе.
Бабушка оттолкнула руку фельдшера с белой таблеткой.
– Нет, мне не надо. Доктор, вы что, укол делать не будете?
– Как знаете, – Рита положила таблетку на тумбочку. – От нее заснете и про свои болячки забудете.
– Мне укол!
Медики направились к выходу, потеснив занявшую дверной проем соседку. Та прошипела что-то угрожающее вслед и от души бабахнула входной дверью, едва не прищемив врачу ногу.
– Вы еще ответите, – донеслось из-за двери. – У меня сын в администрации работает…
– Да пошла ты со своим сыном, – зло сказала фельдшер. – Вы как, нормально, Борис Иванович?
– Вроде да. Пойдем, не стоять же тут до утра…
Они начали спускаться по скрипучим ступенькам.
– А чего соседка-то так суетится, как думаете? – поинтересовалась фельдшер, перехватывая «терапию» поудобнее.
– Чего тут думать, все и так понятно. Квартира. Бабка одинокая, родственников, судя по всему, нет, соседка ее досматривает. И, разумеется, прилагает все усилия, чтобы бабулька поскорее обратилась в кооператив «Земля и люди». Видишь, паспорт уже себе захапала, на всякий, как говорится, пожарный. Да и остальные документы, думаю, тоже… Ей будет самое разлюбезное дело, если мы приедем и бабульку угробим, введя непоказанный препарат. Вот она и дерет горло.
– Сука, – прошипела Рита, бросив ненавидящий взгляд наверх.
– Да ладно, девочка, не порть себе нервы. Люди сейчас такие, что поделаешь…
Машина встретила их теплом, пахнувшим из кабины и салона.
– Ай да Сашка, – цокнул языком врач. – Ну, спасибо, дорогой, все сделал.
– Да-да, умничка, – подтвердила из салона Рита, снимая куртку. – Аж жарко. Спасибо, Санёк.
– Да ладно вам, – засмущался водитель. – Свои же люди, чего там этот бензин жалеть.
Ильинский взял рацию в руку.
– «Ромашка», бригада двадцать, Гагарина.
– На станцию, двадцать, – помолчав, ответила «Ромашка».
– Вызов принят, – усмехнулся врач.
* * *
Две недели спустя после этого вызова, Ильинский лежал на кушетке, отдыхая после обеда и четырех вызовов, когда подал голос селектор:
– ВРАЧ ИЛЬИНСКИЙ, ЗАЙДИТЕ К ЗАВЕДУЮЩЕМУ ПОДСТАНЦИЕЙ! ИЛЬИНСКИЙ!
– Полежать не дадут спокойно, – вздохнул врач, с неудовольствием вставая. – Какого лешего ему надо?
– Да как всегда, заявления свои в кучу собрать не может, – зевнула с соседней кушетки Рита. – Или смену впихнет.
Прихрамывая, врач направился по коридору к кабинету заведующего, находящемуся в конце коридора, рядом с отделом статистики. Осторожно постучал.
– Входите, – донеслось из кабинета.
Заведующий подстанцией Тарас Осипович выглядел классическим гротескным хохлом, изображаемым на карикатурах. Волос на голове, правда, у него было побольше, чем у гоголевского Бульбы, но вислые усы были точь-в-точь, как у его литературного тезки. Сколько он работал в должности заведующего, столько же он имел хронически грустное выражение лица, вечно он был озабоченный и дерганный из-за массы бумажной работы, которую всей своей душой ненавидел. Сейчас он казался грустнее обычного, сидя в кресле и вертя в своих широких ладонях (которыми, по слухам, легко разгибал на спор подковы) желтый лист бумаги.
– Звали, Тарас Осипович?
– Звал, звал… Садитесь, Борис Иванович.
Тарас замолчал. Ильинский сел на диван, напротив заведующего, начиная слегка недоумевать. Тот явно собирался с духом.
– Тарас, если есть что сказать, скажи, – не выдержал он. – Не первый год работаем, не темни, Бога ради.
– Да уж не темню, Борис Иванович. Жалоба на тебя пришла.
– Жалоба?
– На, читай, – лист перелетел через стол, спланировав на колени Ильинскому. Тот недоверчиво развернул его, с кислой улыбкой начиная изучать бисерный почерк. По мере прочтения улыбка его таяла.
«… задержал обслуживание вызова к астматической больной, простояв в подъезде около десяти минут…
…грубо разговаривал со мной и Кукушкиной Н. В., моей соседкой, занимающейся опекой надо мной…
…не оказал никакой помощи…
…кричал на меня, будучи в непонятном возбуждении (наверное, был пьян, потому что шатался, у него дрожали руки и было красное лицо, как у алкоголика)…
…отказался сделать необходимый мне укол, сказав, что я пожилой человек и в нем не нуждаюсь…
…требовал документы, отказываясь без их предъявления обследовать меня…
…высказывал вместе с медсестрой претензии на то, что я их «потревожила»…
…таким не место на страже общественного здоровья. Этот «врач» позорит клятву Гиппократа, к которой и он, и его подчиненные относятся пренебрежительно, и, я считаю, ему не место в рядах медработников»
На листе стояла виза начальника Управления здравоохранения «Главному врачу ССМП – разобраться и доложить в 4-дневный срок».
– Ну и? – спросил Ильинский, возвращая бумагу. – И что теперь?
– Теперь – не знаю, Борис Иванович. Жалоба, сам, понимаешь, дело серьезное, мы обязаны прореагировать.
– Ну и реагируйте на здоровье. Там же чушь полная написана. Тебе что, моя объяснительная нужна? Давай напишу.
– Нет, Борис Иванович, – заведующий замялся, хрустнув пальцами. – Боюсь, объяснительно будет мало…
– Так что нужно-то? – не вытерпел Ильинский. – Скажи толком.
Тарас Осипович поднял бумагу.
– Вот этой вот писульке там, – он ткнул пальцем вверх, – придали слишком большой вес. Кто-то, не знаю кто, этой бабке приходится родственником в администрации города. И объяснения им мало. Они хотят крови.
– Давно донором не был, – мрачно пошутил врач.
– Короче, – заведующий решительно сгреб в кучу валяющиеся там и сям на столе ручки, выбрал одну и стал сосредоточенно ее разбирать. – Тебе бы надо не объяснительную написать сейчас… а заявление по собственному желанию.
– Не понял? – Ильинский аж привстал. – Повтори?
– Что вы не поняли, Борис Иванович? – Тарас Осипович отбросил растерзанную ручку и, сделав над собой явное усилие, посмотрел ему в глаза. – Начальство сочло жалобу обоснованной, тем более что… насчет алкоголя… сами понимаете!
– Окстись, Тарас, ты же знаешь, что я завязал!
– Откуда я знаю? – огрызнулся тот. – Я за вами не шпионю. И было это давно, опровергнуть или подтвердить сложно. В общем, фельдшера твоего решили не трогать, девочка молодая, мало ли что могла наговорить. А вот с тобой…
Ильинский откинулся обратно на диван, чувствуя, как бешено колотиться сердце и что-то сильно давит на виски. Руки его заходили ходуном, даже лежа на коленях. Заведующий старался не смотреть на него, теребя злополучную жалобу в руке.
