Нет. Все вспоминают кинжал и яд, унесший две любящие души. А об их истории до сих пор говорят:
„Нет повести печальнее на свете…“
Наверное, мысль этой статьи затерялась где-то в ворохе моих рассуждений. А, возможно, я просто пытаюсь так разобраться в себе. Кто знает… Возможно, за размышлениями о глупой детской любви я смогу понять, что любовь значит лично для меня и, наконец, понять, стоит ли мне продолжать жить в своих фантазиях или позволить „яду и кинжалу“ увековечить мою историю?»
© Люси Хартфилия. „NY’s Mistakes“
***
— …и, думаю, что после той репетиции, я никогда больше не смогу носить красное! — рассмеялась Дженни.
Время уже подходило к трем часам, когда Люси задала свой последний вопрос и уставшие от долгого интервью Нацу и Дженни расслабленно допивали пятую кружку кофе, заедая принесенными Миллианой конфетами с нугой. Люси удовлетворенно поставила в блокноте точку, выключив диктофон. Интервью выдалось объемным и информативным, и Хартфилия уже представляла несколько бессонных ночей, проведенных за обработкой полученной информации. Но в то же время во всем теле ощущался знакомый азарт от проделанной работы, который достигнет своего пика, когда она откроет новый выпуск журнала и прочтет готовую статью с блестящих страниц глянца.
— На этом можно закончить. Благодарю за интервью и, надеюсь, что не потратила слишком много вашего времени.
Дженни встала, закинув на плечо сумочку.
— Дорогая, у нас был небольшой выбор. Либо приятная компания с тобой, либо в миллионный раз слышать „не так“ от Клайва! — девушка тут же наигранно испуганно прикрыла рот рукой. — Только не заноси это в интервью! Для всех он милый пушистый котик.
Люси кивнула, последовав примеру Дженни и встав со своего места. В голове с начала интервью крутилась одна мысль, которая не давала ей покоя и сейчас, когда Нацу накидывал на плечи шарф, она как никогда поняла, что это был ее момент „перекрестка“. Сейчас или никогда.
— Только потому, что об этом просишь ты, я промолчу, — рассеяно проговорила Люси, следя за тем, как Нацу застегивал пуговицы на пальто.
Дженни смерила обоих странным взглядом, вдруг, будто что-то вспомнив, кинув взгляд на наручные часы, и неожиданно (и даже как-то наигранно) вскрикнула.
— Черт, извините, ребята, но я обещала… Одному своему другу, что мы встретимся в половину четвертого. И я уже чертовски сильно опаздываю, поэтому… В общем, я побежала.
И поцеловав на прощание Нацу в щеку, Дженни выпорхнула из кабинета, громко цокая каблучками. Люси показалось, или она подмигнула ей?
В кабинете повисла тишина. Странная тишина, которая была пропитана невысказанными словами, повисшими в воздухе, подобно острию гильотины. Люси выдохнула, нервно сжав рукава блузки, и смотрела на Нацу, который стоял посреди ее кабинета, полностью одетый, но не спешащий уходить. И если в ее голове до этого момента были какие-то сомнения, то сейчас, от одного вида Нацу, стоявшего и дающего ей шанс, они растворились.
Как кубики сахара в ароматном кофе.
— Нацу, ты не мог бы уделить мне полчаса? — спросила Люси нарочито спокойным тоном. Но кто бы знал, сколько сил ей потребовалось, чтобы голос не дрогнул. — Я хотела бы угостить тебя кофе и… поговорить.
Когда она подняла голову, он смотрел прямо на нее. Не моргая, пристально, словно пытаясь что-то разглядеть в ее хрупких плечах и глазах, в которых, она уверена, сейчас читалась паника. Она чувствовала себя в его присутствии чертовым подростком, который не мог разобраться, куда деть руки и что говорить.
Что, черт возьми, он с ней делал?!
— Конечно, — наконец, проговорил Нацу. — Я не могу отказать кофе.
Момент „перекрестка“ случается у каждого, вне зависимости от возраста, пола, социального статуса или вероисповедания. Бруклин, Осло, Манхэттен. Даже в подобной заднице как Нью-Джерси. И тот важный брокер, и та милая дамочка с собачкой. Даже этот ребенок, который уткнулся в девятый IPhone. Моменты „перекрёстка“ сопровождают нас на протяжении всей жизни.
Некоторые из них становятся судьбоносными.
— Иногда, я думаю, что было бы, если бы я согласилась пойти на выпускной бал с Билли Тернером. Может, знаешь, все сложилось бы по-другому?
— На прошлой неделе я поставил не на того скакуна и продул гребанные пять тысяч баксов!
— Конечно, он у меня был. До сих пор иногда представляю, что было бы, если бы я не сбежала в день свадьбы. Боже, ты можешь представить, он маниакально любил чеснок! Думаю, что мое решение было правильным.
Когда этот момент наступает, мы не можем предугадать, по какой дороге нам лучше будет пойти. Порой, стоя там, на перепутье, один путь кажется более выигрышным, но по прошествии времени оказывается, что это была самая ужасная ошибка в твоей жизни. Нельзя знать наперед, куда свернуть.
Но впервые в жизни Люси чувствовала, что сделала правильный выбор на своем „перекрестке“.
***
Люси крепко сжимала ручку, выводя на листе бумаги слова. Наверное, это было таким приевшимся клише. До скрежета зубов и закатывания глаз, и при любых других обстоятельствах Люси крепко дала бы себе хороший подзатыльник (хотя, вероятнее всего, просто одарила бы себя презрительным взглядом), но, как оказалось, письмо было лучшим способом высказать то, что она не могла сказать в лицо. И не потому, что не хватало духа (хоть, она могла признать, и не без этого), а потому, что не могла показать это самое лицо.
„Здравствуй, Бариста по ошибке.
Первым делом, я объявляю, что наш счет аннулирован. Я нашла тебя, Нацу, поэтому больше нет смысла играть в эту игру…“
