Нацу и Люси одновременно улыбнулись.

— Я тебе как-нибудь расскажу о великих похождениях Хэппи Ужасного в мои кеды, — закатил глаза парень.

— Я сейчас немного обижена, что до сих пор не слышала об этом!

— Как-то не выдалось случая, знаешь, — рассмеялся Нацу.

Люси сделала несколько пометок в блокноте, наблюдая за дружескими перебранками Нацу и Дженни. Он всегда отзывался о своей партнерше хорошо. О том, как им легко и комфортно в обществе друг друга. О том, какая Дженни потрясающая актриса и какой сорт чая она любит. О том, что Дженни стала хорошим другом и верным товарищем, и сейчас Люси могла воочию увидеть это. Нацу был прав. Дженни была отличной девушкой.

И что-то неприятно кольнуло, когда Реалайт так легко положила руку на плечо Нацу. Простое, ничего не значащее движение, а внутри Люси будто кто-то провел длинной когтистой лапой.

— Надеюсь, что в скором времени мы станем свидетелями счастливого воссоединения кота и его хозяина, — продекламировала Люси. — Кстати, о воссоединениях. Как вам вновь оказаться в Нью-Йорке? Все-таки, Нацу, тебя не было шесть лет, а тебя, Дженни, более трех. Изменился ли город? И рады ли вы вновь здесь оказаться?

— Да, определенно, — кивнула Дженни, задумчиво потерев подбородок. — Знаешь, я всю жизнь прожила в Нью-Йорке, и особо даже не задумывалась, что за его пределами существует что-то еще. А тут мне предложили роль в сериале, и уже не было даже времени, чтобы осознать свой переезд. Вот я ловлю такси среди небоскребов, а вот я уже на холмах Голливуда. Тогда для меня эта перемена была ошеломляющей. Я очень долго привыкала к новому городу, климату, ритму жизни. И все эти три года я чертовски скучала по Нью-Йорку. Что бы кто ни говорил, это… мой город. Моя родина. А родные стены всегда будут ближе и… любимей?

— Я тебя понимаю, — кивнула Люси. — Я тоже родилась и выросла в Нью-Йорке. Сложно после него привыкнуть к чему-то еще.

— Наверное, поэтому, мне было легче, — задумчиво проговорил Нацу. — В Нью-Йорке я на тот момент жил только два года, — он усмехнулся. — Нацу Драгнил — парень скромный, из городка маленького, небоскребы только в книжках и видел.

Дженни заливисто рассмеялась.

— Ага, питался только сушенными бобами да пойманными на охоте бобрами!

— А что, не веришь? — парень посмотрел на Люси. — Я напишу об этом автобиографию!

Люси расслабленно улыбнулась, наконец, почувствовав, что лед, стоявший между ними, начал таять. В эту короткую секунду, когда их взгляды пересеклись, в глазах Нацу она увидела привычное тепло. Такое, какое всегда было между ними до разговора в лифте. До того, как он все узнал. В этом взгляде было обещание и… подаренная надежда? И, возможно, Люси принимала желаемое за действительность, но в этом взгляде она прочла: „Что ж, давай просто сделаем это, Люси!“ — от Нацу. Не „прощаю“, не „давай попробуем что-то построить“, а разрушенный лед и попытку наладить хрупкие мосты.

Люси коротко кивнула.

— Думаю, я смогу быть твоим биографом. Как насчет - „Сквозь тернии к звездам! Становление Нацу Драгнила: от поедания бобров до покорения Бродвея“?

— Ну, это ты поторопилась, — усмехнулся Нацу.

Журналистка открыла следующую страничку блокнота с уже заготовленными вопросами, сменив позу. Настал черед для основной части интервью.

— Мы медленно и плавно подошли к главной теме нашей встречи — Бродвей! Каждый из вас профессионал в своей сфере. Музыка, кино, телевидение. Вы вкусили все плоды славы, и могу с уверенностью сказать, что абсолютно для всех было шоком, когда прогремела новость о том, что Дженни Реалайт и Нацу Драгнил решили опробовать себя в новой ипостаси. Что привело вас к Бродвею? Что заставило отложить все свои дела и окунуться в мир музыкального театра? Нашим читателям не терпится это узнать!

В кабинет проникало полуденное солнце; разносился стойкий аромат освежителя с ароматом дождя, а на столике между журналисткой и ее гостями стояли три фарфоровые чашки, наполненные горячим мокко и эспрессо.

Дженни запустила руку в свои светлые кудри. Нацу улыбнулся, закинув ногу на ногу. Люси приготовилась писать.

— Думаю, не нужно говорить, что все началось с мечты?

***

«Все хотят, чтобы их жизнь была похожа на историю любимого книжного героя или героини популярной романтической комедии. Чтобы утро начиналось под песни Maroon 5, а любовь всей жизни свалился бы на голову, подобно Кэрри Брэдшоу** во всем известном сериале (только не упоминайте при мне фильмы!).

У нас в голове есть определенная четкая картина того, как должна выглядеть наша идеальная жизнь. Эта картина зависит от жизненных приоритетов, целей и потребностей. Кто-то мечтает путешествовать и открывать что-то новое, следуя по следам рассказов Жюль Верна. Кто-то желает испытать ни с чем несравнимое чувство адреналина, вышагивая по тонкому канату, протянутому между башнями-близнецами***, а кому-то достаточно фантазий о стоящем под окном Ллойде Доблере**** с магнитофоном над головой. Человек живет в своих фантазиях всю осознанную жизнь. Они как наркотик на все времена, и человечество само не понимает, что издавна сидит на игле, лекарства от которой не придумают никогда.

Проблема наших фантазий заключается в том, что в реальной жизни, как бы все хорошо не складывалось, никогда не будет так, как нам декламируют миллионы кинолент, собирающих баснословные кассы. В реальной жизни, после признания в любви, не появятся финальные титры, не запоет Селин Дион и никто не напишет „The End“. В реальной жизни вам придется жить дальше, строить свое будущее, привыкать к привычкам любимого человека, разочаровываться вновь и вновь, ссориться, расставаться и вновь сходиться. Так построена жизнь. Не бывает идеальных отношений, и даже в Раю Лили и Маршалла***** были свои ухабы, которые они преодолевали. С трудом, но преодолевали.

Но, наверное, этим и прекрасны книги и фильмы, идеализирующие любовь. Вспомнить хотя бы „Ромео и Джульетту“. Их история до сих пор популярна и актуальна. Ее по сей день ставят на сценах всего мира, снимают по ней фильмы и сочиняют стихи. Но, если задуматься… Джульетте было тринадцать на момент смерти, а Ромео — пятнадцать. Только задумайтесь на мгновение, что было бы, если бы их история не закончилась так печально? Они бы выросли и поняли, что в мире существует не только чистая и невинная детская любовь. Джульетту начал бы раздражать характер Ромео, а Ромео после рождения пятого ребенка начал бы заглядываться на других барышень. В конечном итоге, они бы возненавидели друг друга, а их история затерялась бы в веках. В этом и заключается главный секрет „Ромео и Джульетты“ — в его краткости. Шекспир „убил“ своих героев, увековечив в умах людей именно тот краткий миг, когда они любили друг друга и верили в то, что любят. И несмотря на то, что Джульетте было тринадцать, а Ромео — пятнадцать, разве кто-нибудь вспоминает об этом, слыша эти имена?