Молчавший до этого город, вновь с ним заговорил. Зашептал гулом магистрали и порывом ветра, миллионами огней и бликами на поверхности Гудзона. Казалось, кто-то стянул с него повязку, которая так долго скрывала от него то, что он и так видел когда-то.

Ночной Нью-Йорк с мириадами звезд; потоки машин, лента уходящего вдаль Бруклинского моста. Он был в центре всего мира, в самом сердце этого города, и в это самое мгновение, касаясь бетонных перил, он мог поклясться, — он чувствовал сильные и уверенные удары сердца Нью-Йорка.

Города, который никогда не спит.

— Я знаю это чувство, — прошептала Люси, тихо ворвавшись в минуту его единения. — Бывают мгновения, когда я думаю, что, возможно, этот город вовсе не мой дом… И тогда я хватаю сумочку и бегу сюда. Когда я стою здесь и смотрю на этот город, я чувствую, что могу свободно дышать. Именно так я и понимаю, что Нью-Йорк — мой истинный дом.

Нацу повернул голову. Люси подставила голову свежему ветру, прикрыв глаза. Ее профиль освещала полная луна, и короткие пряди двигались в такт ветра. Люси дышала глубоко и размеренно, словно и правда, позволяя себе, наконец, вдохнуть полной грудью.

Именно в этот самый момент осознание, окончательное и бесповоротное, настигло его.

Люси Хартфилия была «Странной». Она была прямо здесь и сейчас. Стояла рядом с ним, вслушиваясь в сердечный ритм Большого Яблока. От нее пахло духами и кофе. Она любила «Звездные войны», могла процитировать Оскара Уайльда и знала все о вселенной «Final Fantasy». Он все еще помнил насколько мягкими были ее губы и насколько отзывчивым было ее тело. Он помнил нотки джаза и вкус вина, воспоминания о прошлом и тихий переливчатый смех. И невольно в его голове зазвучали слова Люси, сказанные когда-то еще давно…

Мы можем встречаться с десятками людей за всю свою жизнь. Но всегда кто-то будет ближе всех. Кто-то, кто лучше нас понимает, кто лучше шутит и смеется над нашими шутками, у кого отличный музыкальный вкус и кто взахлеб смотрит те же фильмы, которые смотрим мы. И этот человек всегда будет незримо сопровождать все твои отношения. «Она так красива, но у Кэти глаза сияли как ночной небосвод», «О, она читает Диккенса, но Кэти могла процитировать Уайльда», «Ох, она смотрит классику, но Кэти не прочь была посмотреть со мной боевики», «Она так ахиренна в постели, но с Кэти мы занимались любовью» и прочая чепуха в подобном духе. И каким бы шикарным ни был Лос-Анджелес, какие бы у него ни были «формы», как бы «горяч» и «сексуален» он ни был, ты все равно будешь думать о шумном Нью-Йорке, с его огнями и ароматом дешевого скотча.

Нацу с горькой усмешкой осознал, что Люси и была его Нью-Йорком.

— Что? — спросила девушка, заметив его пристальный взгляд.

Мягкое тепло разлилось внутри. Тепло, похожее на горячее ристретто, пробуждающее ото сна. Нацу улыбнулся, подставив лицо ветру, облегченно вздохнув, и мысль, крутившаяся у него на языке, наконец, вырвалась на свободу.

— Кажется, мы, наконец, все делаем правильно.

Ошибка или Судьба?

Арты

От Иры Григорьевой.

https://vk.com/albums-42331042? z=photo-42331042_393832285%2Fphotos-42331042

https://vk.com/albums-42331042? z=photo-42331042_393831984%2Fphotos-42331042

От Юлии Ткачук.

https://vk.com/albums-42331042? z=photo-42331042_393147813%2Fphotos-42331042

От Полины Сахно.

https://vk.com/albums-42331042? z=photo-42331042_393117465%2Fphotos-42331042

Глясе и Инди-рок. Мелодия воспоминания о прошлом

Kutless – All The Words

https://vk.com/audios115755283?q=Kutless%20%E2%80%93%20All%20the%20Words

      «Жизнь удивительна, не правда ли?

      Я никогда об этом по-настоящему не задумывалась. На самом деле, в этом бешенном ритме, в котором мы живем, с тысячей и одной проблемой, не остается времени на то, чтобы остановиться и просто подумать о чем-то настолько философском. Но в этом и есть магия профессии журналиста. Я сажусь за свой мак, открываю чистую страницу и вступаю в диалог с самой собой. А в последнее время мысли о жизни, о времени, об отношениях и будущем все чаще посещают голову.

      Когда начинается жизнь?

      С первым криком новорожденного ребенка? С первым сказанным словом? С первым походом в школу или первой влюбленностью? Эти моменты похожи на кадры старой кинопленки, которую, порой, так хочется пересмотреть. Нет определенного старта для жизни, и я говорю не о жизни с биологической точки зрения. Нет, это нечто более глубокое. Я говорю о жизни, которая не похожа на пыльные страницы однообразия. Я говорю о жизни, полной яркими красками, когда человек может действительно с наслаждением вдохнуть воздух и свободно, без тяжести на душе, сказать: „Я живу“.

      Ведь человек может и не жить, в то время, как его жизнь будет продолжать неумолимо двигаться вперед.

      Жизнь похожа на бег с препятствием. Тебя пускают на эту трассу с первых твоих дней и дают хорошего пинка, и может получиться так, что в один момент ты остановишься и обернешься назад. И окажется, что вся твоя осознанная жизнь прошла мимо тебя. Тебе тридцать. У тебя есть стабильная работа и вроде как сложившийся быт. Возможно, верные друзья, собака и кофе в шесть тридцать каждое утро в кофейне на углу.

      Но потом, смотря за своими друзьями, за тем, как они женятся, заводят семью, строят свой дом и нянчат на руках детей. В эти моменты ты как никогда начнешь осознавать, что, кажется, застрял где-то давно, в далеком и покрытом дымкой прошлом.

      Жизнь удивительна и непредсказуема, но нам не остается ничего, кроме как бежать по этой тяжелой трассе. Ведь если не бежать, то что тогда? ..».

      © Люси Хартфилия. „NY’s Mistakes“.

***

Днем на улицах Нью-Йорка было по-настоящему оживленно. Забитых и сонных по утрам работяг, брокеров и почтальонов сменял нескончаемый поток туристов, подростков, аниматоров и бродяг, которые в это самое время находили себе местечко где-нибудь на лавочке в Центральном парке, прося милостыню.

Люси уже и забыла, когда в последний раз была на улице не позже десяти утра и не раньше шести вечера. Этот промежуток времени работы был белым пятном, в котором ей начало казаться, что город по-настоящему вымирал, концентрируясь лишь на редакции журнала, суматохе, интервью и фотоссесиях, в которые она была погружена с головой. Вечером же, возвращаясь домой, она сталкивалась с уже другим Нью-Йорком. Тихим и спокойным, который становился таким в преддверии ночного гула, который про себя она называла пиком бодрствования Нью-Йорка.