И все автоматически встало на свои места. Ведь кем еще мог быть ее „Бариста“, как не розоволосым фриком, носящим дурацкие футболки?

Правильно. Только им.

— Люси?

Девушка вздрогнула от знакомого голоса. Моргнув, она поняла, что стояла возле барной стойки, напротив вопросительно смотревшего в ее сторону Нацу. В ярко-красном фартуке баристы, фирменным стаканчиком в руке, заколотой черными невидимками розовой челкой (и это выглядело чертовски мило), с немым вопросом в глазах. От Нацу шла теплая аура, которая, сейчас она кажется могла ощутить ее физически, обволакивала всю кофейню. Теплая, светящаяся и согревающая. С ароматом кофе и осенних листьев. Накрывавшая подобно мягкому шерстяному пледу.

Люси смотрела в глаза Нацу, чувствуя наполнявшее ее тепло. В этот момент ей просто хотелось остановить время, чтобы насладиться им. Чтобы впитать в себя эту картину: стоявшего напротив „Баристу“, который, сам того не понимая, стал ее апельсиновым соком.

В голове пролетела мысль, написанная когда-то им.

„Если у одной половины Нью-Йорка разбились мечты, не значит ли это, что у другой они исполнились?“

И сейчас она могла с уверенностью прошептать, что готова была поверить в то, что ее мечтам суждено исполниться. Ведь этому ее и учил „Бариста“? Верить!

— Определилась с выбором? — вновь обеспокоенно спросил Нацу. — Может, помочь?

Люси улыбнулась. Наверное, сейчас она выглядела полной дурой в его глазах. Стояла, улыбалась и молчала, даже не делая попыток пошевелиться. Но ей нужны были эти секунды молчания, чтобы собраться с духом. Это не так просто — сказать. Не так просто найти в себе силы, чтобы встать напротив человека и признаться в чем-то. Слова крутились у нее на языке. Перекатывались ванильным мороженым на кончике языка, тая у самых губ. Нужно было лишь открыть рот, чтобы прошептать…

Люси смотрела на Нацу. Она сжала руки. Удары сердца звучали в ушах, а в голове крутилось: «Ристретто! Скажи „ристретто“, и он поймет! Просто скажи!». Люси чувствовала, что если скажет, если произнесет эти чертовы девять букв, ее жизнь изменится. Он поймет. Он узнает ее, ведь по-другому и быть не может, правда? И тогда…

Воздух с свистящим звуком вышел из легких.

А что тогда?

Неожиданно ее романтическая комедия перестала быть таковой. Антураж изменился. Оркестр сменил композицию.

Она видела в глазах Нацу свое отражение и четкое понимание — не будет „The End’а“ и уходящих в темноту титров, ведь он не поймет. Не поймет девушку из сообщений и девушку, которая каждый божий день была одной из тех посетительниц, которые выводили его из себя. Ведь она не была милой соседкой, которая улыбалась ему и с благодарностью принимала кофе. Она не была главной героиней этой истории.

— Мокко. Я буду мокко.

И, наверное, ей не суждено было ей стать.

Щелк-щелк.

Люси вздрогнула, вынырнув из воспоминаний. Ручка в руках была холодной и гладкой. Она несколько раз щелкнула ей, заставляя стержень войти и выйти, прежде чем подняла голову, встречаясь глазами со своими гостями.

Нацу из ее воспоминаний и напротив сидящий практически были идентичны. Те же розовые волосы и бардак на голове, тот же взгляд и расслабленная поза. Изменился лишь бренд на одежде и атмосфера между ними. В остальном он был все тем же „Баристой“ из ее воспоминаний, и, казалось, если бы она постаралась, то смогла бы на мгновение стереть прошедшие шесть лет и поверить, что перед ней простой бариста из Бруклина, а не известный музыкант, у которого она брала интервью.

— Думаю, мы можем начать, — улыбнулась Люси, положив на стеклянный столик между ними черный диктофон (она любовно называла его пантерой), и нажала на кнопку записи. — Для начала хочу сказать, что рада приветствовать вас. Сейчас ваш тандем широко обсуждаем в медиа-сфере, и мне, как журналисту, вдвойне интересно пообщаться с вами.

— Что ты, Люси! Не смущай меня, — улыбнулась Дженни, махнув рукой. — Я читаю все твои статьи. Ты даже не представляешь, насколько я твоя фанатка! Твоя статья о Манхэттенском дожде просто божественна! Я, наверное, достала своего менеджера, но зато он знает ее наизусть!

Люси коротко кивнула, чувствуя симпатию к этой девушке. Узоры на ручке были рельефными, и она медленно проводила подушечками пальцев по ним, пытаясь запомнить каждый узор. Ее взгляд встретился с Нацу. Он смотрел пристально, сцепив пальцы в замок, пока не пытаясь влиться в разговор. Дженни же, кажется, чувствовала себя вполне комфортно, широко улыбаясь и излучая волны позитива. Это было условием Нацу. Интервью должно было пройти в присутствии его коллеги и никак иначе, и Люси была рада это услышать. Нацу повел себя не так, как она ожидала. Он не позволил личным обстоятельствам помешать профессиональным.

И если честно, то и Люси чувствовала себя более комфортно в присутствии стороннего человека. В памяти еще были свежи сказанные Нацу слова.

— Всем нашим читателям, безусловно, интересно, как проходит подготовка к постановке, что творится у вас в жизни и многое другое, но для начала я хотела бы спросить то, что волнует лично меня, — Люси заговорчески наклонилась вперед, подмигнув Нацу. Это был ее способ разрушить лед. — Как поживает король всея Инстаграма — Хэппи Драгнил? Я была разочарована, когда узнала, что ты его не привез с собой.

В глазах Нацу впервые с начала интервью промелькнуло что-то, похожее на смех. Люси улыбнулась, и от нее не ускользнуло, что и его губы тронулись в улыбке.

— Он сейчас едет сюда. Мои друзья и коллеги по группе сейчас уже, скорее всего, садятся в самолет до Нью-Йорка. Все это время забота о Хэппи была на Миднайте, поэтому я даже не представляю, что с ним произошло за эти несколько месяцев. Хотя, это Миднайт утверждает, что получил психологическую травму от общения с моим котом!

Дженни смешно нахмурилась, посмотрев на Нацу.

— Разве может этот милый комок шерсти кому-то принести неудобства?