Она помнила.

Но не желала, чтобы «Странная» вновь появлялась в ее жизни.

Она была Люси Хартфилией. «Снежной королевой», и давно уже совсем не этим эфемерным образом, который запомнился Нацу. И этот одиноко стоявший стаканчик ристретто был последней каплей в чаше терпения Люси. Она больше не собиралась позволять той девчонке вытеснять ее из своей жизни.

Именно поэтому на кафельном полу салона красоты лежали длинные светлые пряди, а с зеркала на нее смотрело совершенно другое отражение. С обрезанными локонами, ей казалось, она распрощалась и с той девушкой, которая продолжала отчаянно хвататься за прошлое, не желая в этом признаваться даже самой себе.

В Нью-Йорке люди совершают множество ошибок. Этот город подобен вратам в место, в котором тебе дозволено все. Наорать на прохожих, толкнуть старушку, выбросить банку из-под пива на тротуар. Нью-Йорк подобен яду. Он отравляет тебя, шепча, что тебе дозволено абсолютно все. Здесь совершить роковую ошибку в сто крат вероятнее, чем в каком-то другом месте.

- Нью-Йорк – помойка. Ты приезжаешь сюда, полный великих надежд, а он растаптывает тебя и выплевывает. Чтобы выжить здесь нужно быть либо законченной стервой, либо шлюхой.

Люси посмотрела на экран макбука, пробегаясь глазами по написанным строкам. Статья была практически готова, и оставалось лишь набросать концовку. Но мысли никак не хотели идти. Ошибки. Именно такая была тема статьи в этом месяце. Люси горько усмехнулась, чувствуя сосущую под ложечкой пустоту. Уж она-то знала, что значит ошибаться. За последние несколько дней она опросила десятки людей, выслушав различные мнения по этому поводу. Кто-то считал, что ошибаться в порядке вещей, кто-то винил во всем жестокий Нью-Йорк, а кто-то сводил весь разговор к сексу.

Для себя она уже давно установила, что ошибки делают из человека… человека. Со всеми недостатками, пороками и проступками. Человек учится на этих ошибках и в конце концов обретает мудрость.

Мудрость приходит не с годами, а с совершенными ошибками.

- Простите, могу я сесть? Все остальные столики заняты.

Люси подняла голову, встретившись взглядом с большими зелеными глазами. Стоявшая перед ней девушка аккуратно держала в руках пластиковый стаканчик; длинные волнистые волосы были собраны в хвост, и мягкий на вид шерстяной свитер, кажется, на размер больше, придавал ей теплый и домашний вид. Люси знала ее как одного из постоянных клиентов. Мавис часто забегала по утрам, заказывая два стаканчика кофе для нее и ее мужа, прося добавить в свой привычный заказ в два раза больше сахара. Ее появление было настолько частым, что уже все баристы заранее готовили мокко с двойной порцией сахара и терпкий эспрессо с корицей.

Люси кивнула, показав рукой на свободный стул.

- Конечно, присаживайся.

Образ Мавис стоял у нее перед глазами, когда вечером, сидя у себя в квартире с полупустой бутылкой «Шардоне», она писала сообщение Нацу.

Мавис с улыбкой говорила о любви, теребя золотое обручальное кольцо, а Люси, чувствуя усталость от всего этого вранья, изливала душу «Баристе».

- В отношениях главное честность, - говорила она, отпивая теплый мокко.

- Я люблю настолько сильно, что не представляю своей жизни без него, - с легким румянцем на щеках шептала Мавис.

- Я не представляю, что было бы, если бы мы с ним не встретились. Казалось, что нас свела сама судьба.

Люси плеснула еще вина, сжимая в руках телефон. Сердце гулкими ударами билось о ребра, и для нее существовали только эти удары, отсчитывающие последние мгновения до момента, когда ее палец нажал на экран, отправляя сообщение человеку, находящемуся на расстоянии нескольких метров.

Возможно ли, что этот поступок был результатом обретенной мудрости на осколках всех совершенных до этого ошибок? Она не знала, но ощущала, что, наконец, делала что-то правильно. Люси усмехнулась, откинувшись на сидение дивана, чувствуя обжигающие глаза слезы.

Черт! Черт! Черт!

Впервые ей хотелось закричать, потому что именно сейчас она как-никогда поняла, что любила его. Она любила Нацу. Любила давно. Любила сильно, как никогда никого не любила. Любила с тех пор, как выбрала апельсиновый сок, навсегда распрощавшись с яблочным. Она любила человека, который слал ей сообщения и советовал кофе, потом, сам не подозревая этого, готовя его ей. Она любила его. С его дурацкой розовой шевелюрой и беззаботным характером, с яркими футболками, глупыми шутками и непохожим на ее взглядом на жизнь. Она любила этого человека, который подарил ей вкус к жизни, крепкий кофе и самые лучшие воспоминания. Который реабилитировал ее из пепла серости и апатии.

Люси с силой зажмурилась, запустив руки в волосы. По квартире разносился настойчивый стук в дверь, а ей хотелось только одного – остановить время, вернуть все назад и исправить. Или свернуться в позу эмбриона, чтобы не чувствовать ничего.

Она крепче сжала руки, встав на ноги. Это было ее решением: перестать быть трусихой и встретиться со своими страхами лицом к лицу. Она была дурой, которая до этого только и делала, что убегала. Что ж, настало время остановить этот марафон. Чтобы потом не было еще больнее.

Каждый шаг до двери сопровождался ударами в дверь. Она уверенно подошла к ней, напоследок сделав глубокий вдох и, словно ища поддержки, крепче сжала телефон. Он сопровождал ее на протяжении многих лет. Ему же и суждено было стать ее спасательной соломинкой.

Когда же последствия вас настигли, попытайтесь встретить их с гордо поднятой головой. Несмотря ни на что, вы не должны запомниться хныкающей девчонкой.

В жизни каждого человека наступает момент, когда время неожиданно останавливается. Люси называла это «последней секундой». В ее жизни было несколько «последних секунд». Первая «последняя секунда» пришлась на ее пятилетие, когда доктор в Нью-Йоркской госпитали и очками в тонкой оправе сказал, что Лейла Хартфилия покинула этот мир. Тогда она плакала три ночи подряд, сжимая в руках маленького мишку, подаренного мамой.