Вторая произошла, когда ей было четырнадцать, и они с отцом чуть не врезались в огромную фуру на шоссе из Коннектикута в Техас. Шесть лет назад, когда Гажил сказал, кто именно был ее «Баристой», ее настигла третья «последняя секунда», а через три недели - четвертая, когда она узнала, что он уехал в Лос-Анджелес.

И вот здесь и сейчас, в пустом коридоре, смотря в глаза человеку, которого она любила, пришла пятая «последняя секунда».

В эту «последнюю секунду» она приготовилась ко всему. К крику, к скандалу, к гневу. Она была готова услышать о разочаровании и предательстве, и даже о требовании все объяснить. Она сжимала руки в кулаки, смотрела в глаза Нацу, и приготовленные заранее слова уже готовы были сорваться с ее губ.

Она была готова ко всему.

Но она не была готова к произнесенному с усмешкой:

- И тебе здравствуй, Странная.

Люси не была готова к повисшему молчанию и серьезному взгляду Нацу. Она в одночасье забыла все, что хотела сказать. Да и, казалось, что если бы она вспомнила слова, они не смогли бы сорваться с ее губ. Она ощущала легкое касание шерстки Плю и сильные удары сердца, разносящиеся эхом в ее голове. Люси не удивилась бы, если и Нацу слышал их. Она смотрела немигающим взглядом в лицо Нацу, такое пустое, словно маска, не выражающее ни единой эмоции. Ей хотелось закричать, чтобы он перестал молчать. Ей хотелось сказать ему, чтобы он, наконец, начал злиться. Ей хотелось обессиленно прошептать, чтобы он перестал терзать ее неведением.

Но вместо этого Нацу резко развернулся и удалился в свою квартиру, с грохотом захлопнув дверь. Он ушел, оставив ее одну, наедине со своими демонами в звенящей тишине.

Люси закрыла дверь, медленно сползя на пол. В руке покоился телефон; Плю, почувствовав, что что-то было не так, положил свою мордочку ей на колени, посмотрев грустными карими глазами в ее, а она сидела в гробовой тишине квартиры, с зияющей в груди огромной раной, которую невозможно было ничем заполнить. Она болела, жглась и гноилась, и Люси не знала, как можно было заглушить эту боль.

На губах заиграла горькая усмешка.

- Ты выбрал наихудшее наказание, Бариста.

Несколько соленых капель упали на белоснежную шерстку.

Но порой последствия слишком болезненны, чтобы сдержаться.

***

В редакции журнала стоял переполох. Выход очередного номера всегда вызывал ажиотаж, сопровождающийся криками, руганью и темными кругами под глазами. Журналисты, фотографы, секретари быстрыми ураганами проносились по редакции, судорожно пытаясь что-то найти в ворохах бумаг, отпивая по дороге холодный кофе и пытаясь не вырвать на голове пару-тройку клоков волос.

Люси сидела у себя в кабинете, методично просматривая присланные агентством фотографии моделей. Темой следующего номера было противостояние полов, и многие модели, как мужского, так и женского пола готовы были продать почку ради возможности засветиться на обложке «NY’s mistakes». Женщина придирчиво рассматривала тощих девушек и слишком смазливых мужчин, отправляя одну за другой фотографии в мусорную корзину. Люси знала, что именно она искала. Ей нужны были личности, люди, которые, смотря на нее с фотографии, могли всем своим видом сказать: «Я тот, кто тебе нужен». Но в ворохе фотокарточек она видела лишь красивые картинки, старательно отфотошопленные и абсолютно пустые. Это чертовски раздражало. Именно здесь, в Нью-Йорке, она не могла найти нужные ей лица. Двух противоположностей, которые заставили бы поверить читателей в разворачивающуюся между ними войну.

Рука на секунду повисла в воздухе; Люси напряглась от выпущенных из-под контроля мыслей, которые в последние пару дней были под железным замком.

Она не виделась с Нацу десять дней. Казалось, он специально избегал ее, не отвечая на телефонные звонки и SMS. Он исчез из ее жизни, намертво заперев свою дверь, и Люси какое-то время тешила себя мыслью, что ему нужно было лишь время. Но это время шло, а тишина оставалась такой же гнетущей.

Люси жизненно необходим был разговор. Недосказанность убивала, и она так чертовски сильно хотела уже поставить точку в их истории. Было неважно, какую. Она просто хотела освободиться.

В миллионный раз в голове пролетела мысль, что лучше бы он вывалил на нее свой гнев, окончательно обрубив все концы, нежели оставил ее без ответа, дав крохотную надежду на хороший исход.

- Ох, черт, у вас тут просто мясорубка, - ворвался в ее кабинет Грей, поправляя съехавший на бок галстук.

Люси смерила внезапного гостя удивленным взглядом, отложив папку с фотографиями.

- Грей? Что ты здесь забыл?

- Как это что? - усмехнулся парень, доставая из внутреннего пиджака светло-голубой конверт. – Пришел отдать тебе это лично.

Грей протянул ей конверт, на котором аккуратным каллиграфическим почерком с изящными завитками было выведено ее имя. Приглашение на свадьбу. Люси совсем забыла, что Грей приглашал ее, и принимая конверт из рук бывшего баристы, в голове девушки за одно мгновение пронеслось сразу несколько мыслей, конечным итогом которых стал простой факт: Нацу должен быть на свадьбе лучшего друга, и уже ничто не сможет помешать им встретиться.

- С чего такие почести? Ты мог отправить приглашение и по почте, - спросила Люси отрешенным голосом, все еще раздумывая над перспективой встречи с «Баристой».

- Это чтобы ты потом не смогла отвертеться, - с усмешкой проговорил Грей. – Я знаю, что мы с тобой не закадычные друзья, но ты была моей любимой посетительницей, и на самом деле, я очень хочу, чтобы ты была на моей свадьбе.

Мысли о Нацу все еще крутились в голове, но слова Грея вырвали ее из задумчивости. Люси удивленно посмотрела на парня, не ожидая подобных слов. Она всегда считала Грея своим хорошим знакомым. Он был неизменным спутником каждого ее утра, когда, по дороге в университет, она забегала в кофейню «Fairy tail» и заказывала бодрящий напиток. Грей был остр на язык, и без труда парировал все ее колкости. Именно это когда-то возвысило баристу у нее в глазах, а там, слово за слово, один кофе за другим, и она стала считать его своим другом.