Люси отложила ручку, устало потерев веки и сделав глоток горячего ристретто. В кофейне гулял аромат свежести; голос посетителей смешивался с гулкими ударами дождя о стекло, и сотни прохожих, прячась под темными зонтами, проносились мимо дверцы с табличкой «Fairy tail». Люси любила такую погоду. Любила сопутствующую ей тишину и покой. Любила кофе, который, словно зная о холодном дожде, становился горячее, согревая продрогшие пальцы.
Люси посмотрела на пластиковый стаканчик, на котором впопыхах было выведено маркером ее имя. Вместо привычного для нее мокко, она заказала ристретто. Потому что именно его ей посоветовал «Бариста». После стольких дней молчания, ее телефон вновь завибрировал, а на экране отразился знакомый номер. Когда она в порыве чувств написала ему то сообщение, то была уверена, что оно останется без ответа, но Нацу решил все по-другому. Она задавалась вопросом, не из-за ее ли совета, тихо оброненного в коридоре его квартиры, он передумал?
Если провести опрос у жителей Манхэттена, все как один будут повторять, что совершать ошибки – нормально.
- Мы живем в городе, который сам весь провонял ошибками.
- На прошлой неделе я изменил своей жене, и не считаю, что совершил ошибку. А вот когда подписывал брачный контракт я явно был не в себе.
- Знаешь, что значит ошибка? Это надеть удобные трусы на первое свидание с великолепным доктором с британским акцентом! Вот это ошибка!
- С возрастом ты осознаешь, что не существует идеальных людей. Все мы рано или поздно оступаемся. Наверное, главное, после этого попытаться извлечь из этого урок.
Люси смотрела за посетителями, которые, тихо перешептываясь, пили ароматный кофе и медленно пробовали приготовленные прямо в кофейне сладости. За несколько лет она знала всех постоянных клиентов в лицо. За дальним столиком сидел старик Макаров, который всегда заказывал доппио с двойной порцией коньяка. Иногда к нему присоединялся его внук, высокий коренастый парень со светлыми волосами и хмурым взглядом из-под густых бровей. Метр девяносто, пальто от Марка Джейкобса и «Rolex» на кожаном ремешке. Мужчина, на котором неоновой вывеской висела надпись «холост, богат, желанен».
За третьим столиком справа от стойки баристы под тенью цветов камелии сидели Стинг и Роуг, ставшие завсегдатаями после того, как Гажил познакомил ее с остальной частью группы. К ним часто прибегала хохотушка Юкино и иногда, когда в кофейне было достаточно много народа, они подключали аппаратуру и устраивали бесплатный концерт, отбивая ритмы так громко, что их было слышно за несколько кварталов отсюда. «Саблезубые» стали достаточно известной группой в Нью-Йорке, подписав два года назад контракт с нашумевшим лейблом. Они не переставали повторять, что это все благодаря ей, но Люси лишь отмахивалась. В конце концов, она только познакомила их с нужными людьми, а все остальное сделал их талант.
Люси любила эту кофейню. Не только как место, которое дарило ей лучший в мире кофе, нет. Оно стало для нее домом, в который она могла прийти в любое время. И когда сердце переполняла радость, и когда ледяная корка на нем трещала, грозясь в любую секунду рассыпаться.
По кофейне разносился бархатистый голос Сэма Смита.
Пластиковый стаканчик в руке приятно согревал руку; капли дождя мерно отбивали свой ритм, а на сердце Люси царил покой. Как когда-то, шесть лет назад…
Но, если подумать, разве не бывает случаев, когда, совершая ошибку, мы уверены, что поступаем правильно, и осознаем это только тогда, когда нас настигают последствия?
- Это ристретто?
Она стояла в шумной кофейне, сжимая рукой кашемировую ткань пиджака, и непонимающе смотрела в сторону Нацу. Она смотрела, пытаясь ничем не выдать свое состояние, но на одну секунду, когда осознание больно ударило по сердцу, она не смогла совладать с собой, хоть и надеялась, что Нацу ничего не заметил. В груди было чувство, будто ее предали. Смотря на этот одинокий стаканчик с кофе, который предназначался другой, она как никогда ощущала незримое присутствие «Странной», которая, улыбаясь, сжимала плечи Нацу. И было неважно, что она и была «Странной», ведь здесь и сейчас она была Люси Хартфилией, а не девушкой, с которой Нацу продолжил переписку.
Ей казалось, что у нее развились галлюцинации, но тихий голос «Странной» в голове звучал тихим набатом, повторяя: «Обо мне. Он думает обо мне». И этот голос, пропитанный ядом и усмешкой, был подобен ржавому кинжалу, разрезавшему ее сердце.
Нацу пробормотал какие-то извинения, направившись в сторону стойки баристы, наверное, чтобы исправить ошибку, а Люси продолжила сидеть, уставившись невидящим взглядом в деревянную поверхность стола.
Она ненавидела ее. Она ненавидела ее всем сердцем.
Девушку, писавшую глупые SMS парню, которого совсем не знала. Она ненавидела ту глупую девчонку, которая заварила всю эту кашу. Она ненавидела ее за то, что не прекратила тогда переписку, а продолжила общение с человеком, который по ошибке прислал ей сообщение, предназначавшееся его другу. Она всем своим облаченным во льда сердцем ненавидела ее.
Люси резко распахнула глаза, когда истина ядом, звучавшем в голове, предстала перед ней отчетливо и ясно:
«Ты ненавидишь саму себя».
Мы верим, что не существует ничего непоправимого. Мы верим, что именно мы, те единственные, вокруг которых танцует Вселенная, и надеемся, что, как и во всех книгах и фильмах, подобно главному герою, сквозь горести и беды нас поджидает хороший конец. Но иногда стоит задуматься, ведь вы с легкостью можете оказаться не Элизабет Беннет, а всего лишь глупой Лидией. И ваши ошибки уже невозможно будет исправить.
Образ «Странной» отчетливо стоял перед ее глазами. Девушка с длинными волосами и телефоном в руке, с горячим кофе, приготовленном в кофейне «Fairy tail», парой тетрадок в кожаном рюкзачке и красным шарфом, обмотанным вокруг шеи. «Странная» любила слушать Уитни Хьюстон и перечитывать в миллионный раз «Унесенные ветром». Люси Хартфилия помнила эту «Странную». Помнила себя саму шестилетней давности, беззаботно переписывающейся с парнем, который раскрашивал своими сообщения ее жизнь яркими красками.