102. В. Д. Ермилову <Баку, 3 января 1921 г. – в Харьков>^*

Милый Вася Ермуша!

Да простится мне это введение, но так вышло.

Я в Баку (Морской политпросвет, Баиловская ул., общежитие).

Открыл основной закон времени и думаю, что теперь так же легко предвидеть события, как считать до 3.

Если люди не захотят научиться моему искусству предвидеть будущее (а это уже случилось в Баку, среди местных людей мысли), я буду обучать ему лошадей. Может быть, государство лошадей окажется более способными учениками, чем государство людей.

Лошади будут мне благодарны, у них, кроме езды, будет еще один подсобный заработок: предсказывать людям их судьбу и помогать правительствам, у которых еще есть уши.

Из Харькова здесь Мане Кац и Шлейман, он болен.

В горах, где я жил до Баку, было очень хорошо.

Здесь море и долина Биби-Эйбата, похожая на рот, где дымится множество папирос.

С новым Г.

(Гадом или Годом?)

Вот вопрос!

Я.

103. В. В. Маяковскому (Баку, 18 февраля 1921 г. – в Москву)^*

<1>

Роста. Владимиру Владимировичу Маяковскому.

Думаю писать вещь, в которой бы участвовало все человечество, 3 миллиарда, и игра в ней была бы обязательна для него.

Но обыкновенный язык не годится для вещи и приходится создавать новый шаг за шагом.

Познакомьтесь с тов. Солнышкиным, его я представляю как хорошего друга. Здесь, кроме Крученых, – он собирается к вам, – есть Самородов, Лоскутов. Солнышкин, которых всех вы в свое время увидите.

Когда молчит печатный станок, я умер. До воскресения из мертвых печати!

<2>

Дорогой Володя!

В чернильнице у писателя сухо, и муха не захлебнется от восторга, пустившись вплавь по этой чернильнице.

Эта истина новой Большой Медведицей господствует над нашим временем.

Я живу на грани России и Персии, куда меня очень тянет.

На Кавказе летом будет очень хорошо, и я никуда не собираюсь выезжать из него.

Снимаю с себя чалму Эльбруса и кланяюсь мощам Москвы.

В числах я зело искусил себя. И готов построить весну чисел, если бы работал печатный станок.

Но вместо сердца у меня какая-то щепка или копченая селедка, не знаю. Песни молчат.

Вот почему прекрасны крики «Эво-э!» и распущенные волосы.

Твой В. Хлебников

18.11.21 г.

104. В. Э. Мейерхольду (Баку, 18 февраля 1921 г. – в Москву)^*

Всеволод Эмилиевич!

Разрешите представить Вам дорогого тов. Солнышкина, чтобы он привез Вам в вашу столицу Севера немного, горсточку, вечных огней Баку. Если у Вас на подмостках сумрак – царь вселенной, поместите его повыше, поближе к своду, как маленькое искусственное солнышко. – Мой совет. Ему дано в свое время и в свой срок – не торопите – бросить луч теплого солнечного света туда, где сумрак и сырость, если они молят об этом. Позднее сами убедитесь в этом. Кроме многих разнообразных дарований, к сожалению, пока еще не оцененных жизнью, его тянет в мир Вашего искусства, то есть область тех перевоплощений и переодеваний человеческого духа, портным и закройщиком в которых является сам человек. Эта жажда множественности бытия, тысячью волн разбившись об утес его единичности, о цепи единственного числа, ищет себе естественного выхода в Вашей области, искусстве игры. Я не высокого мнения о стране, заставляющей прибегать людей, как т. Солнышкин, во время опытов к освещению кусками светящейся серы, что ему приходилось делать в молодости.

Что касается меня, то я добился обещанного переворота в понимании времени, захватывающего область нескольких наук, и мне необходим мандат для напечатания моей книги. Что если мне выслать его сюда в Баку? Это был бы удачный выход из положения. Книга уже готова и написана языком уравнений. Это полотно, где одна только краска – число.

Надеемся увидеться уже после выхода ее в свет.

Ост<аюсь> В. Хлебников

105. В. Д. Ермилову (Баку, 7 апреля 1921 г. – в Харьков)^*

Обнимаю Вас и Катюшу.

Предвидение будущего есть, хранится за надежною стеною моего молчания.

Оно кончится осенью.

Приезжайте непременно, здесь очень хорошо.

В.Х.

106. Е. Н. Хлебниковой (Баку, 9 апреля 1921 г. – в Астрахань)^*

Обнимаю. Целую. О Шуре не мог узнать, где он служил. 9-я армия сейчас на Кубани.

Жив. Здоров.

Приезжайте все сюда.

Здесь очень хорошо!

Я остаюсь на всю жизнь на Кавказе.

В. Хл.

107. В. В. Хлебниковой (Энзели, 14 апреля 1921 г. – в Астрахань)^*

Храбро, как лев, пишу письмо.

Знамя Председателей Земного Шара, всюду следующее за мной, развевается сейчас в Персии. 13/IV я получил право выезда, 14/IV на «Курске» при тихой погоде, похожей на улыбку неба, обращенную ко всему человечеству, плыл на юг к синим берегам Персии.

Покрытые снежным серебром вершины гор походили на глаза пророка, спрятанные в бровях облаков. Снежные узоры вершин походили на работу строгой мысли в глубине божиих глаз, на строгие глаза величавой думы. Синее чудо Персии стояло над морем, висело над бесконечным шелком красно-желтых волн, напоминая о очах судьбы другого мира.

Струящийся золотой юг, как лучшие шелка, раскинутые перед ногами Магомета севера, на севере, за кормой «Курска», переходили в сумрачное тускло-синее серебро, где крутилось, зеленея, прозрачное стекло волн ярче травы, и сами себя кусали и извивались в судорогах казненные снежные змеи пены. «Курск» шумно шел на юг, и его белая масляная краска спорит с оперением чайки. Он был словом человеческого разума, повернутым к слуху величавого моря.

Охотники за кабанами стояли на палубе и говорили про дела охоты. Меня выкупали в горячей морской воде, одели в белье, и кормили, и ласково величали «братишкой». Я, старый охотник за предвидением будущего, с гордостью принимаю это звание «братишки» военного судна «Курск» как свое морское крещение. День 14/IV был днем Весеннего Праздника, днем Возрождения и отдания чести самому себе (движение самоуважения). Этот день был днем рождения «Курской Веры» в честь встречи моря и будущего.

После походившей на Нерчинские рудники зимы в Баку я все-таки добился своего: нашел великий закон времени (а для этого я перечислил все войны земного шара), под которым подписываюсь всем своим прошлым и будущим, в который я верю и заставлю верить других.

Уезжая из Баку, я занялся изучением Мирза-Баба, персидского пророка, и о нем буду читать здесь для персов и русских: «Мирза-Баб и Иисус». Персам я сказал, что я русский пророк.

Энзели встретило меня чудным полднем Италии. Серебряные видения гор голубыми призраками стояли выше облаков, вознося свои снежные венцы.

Черные морские вороны с горбатыми шеями черной цепью подымались с моря. Здесь смешались речная и морская струя и вода зелено-желтого цвета.

Закусив дикой кабаниной, собзой и рисом, мы бросились осматривать узкие японские улицы Энзели, бани в зеленых изразцах, мечети, круглые башни прежних столетий в зеленом мху и золотые сморщенные яблоки в голубой листве.

Осень золотыми каплями выступила на коже этих золотых солнышек Персии, для которых зеленое дерево служит небом.

Это многоокое золотыми солнцами небо садов подымается над каменной стеной каждого сада, а рядом бродят чадры с черными глубокими глазами.