— Вот и я о том же, — сказал Архит. — А мать просила передать братьям... А, да что говорить об этом! — досадливо махнул рукой Архит. — Налей ещё вина, старик.

   — Но я, кажется, смогу тебе помочь, — сказал Сократ, когда они опустошили кружки.

   — Ты? — не поверил Архит. — Разве ты плывёшь снами?

   — Нет, Архит. Но я дам тебе одну вещицу, которая согреет сердце Алкивиада. Благодаря этому он обратит на тебя внимание, и ты сможешь попросить его о братьях.

   — Мне хотелось бы поверить, что ты не шутишь, старик, и что у тебя есть такая вещица, — сказал Архит.

   — Да, у меня есть такая вещица. — Сократ сунул руку за пазуху и достал деревянное колёсико от детской игрушки.

   — Это?! — прыснул Архит, вертя в пальцах колёсико. — Такой пустяк?

   — Это не пустяк. — Сократ взял колёсико и зажал его в кулаке. — Но если ты не хочешь встретиться с братьями, Архит, я, конечно, не дам тебе эту вещицу. Решай сам.

   — Я хочу встретиться с братьями! Я должен встретиться! — прижимая руку к груди, заговорил Архит. — Мать, она так больна, она так просила! Слова привета. Может быть, последние. Знаешь ли ты, что это такое, старик?

   — Да, я это знаю. Здесь, — Сократ раскрыл кулак, — здесь тоже слова привета. И тоже, может быть, последние. Посмотри на колёсико внимательно. Оно не деревянное, как ты думаешь. Это плотно свёрнутая лента папируса. Боковые части покрашены. А сверху надето деревянное кольцо. Итак, что же это, Архит?

   — Письмо?

   — Ну вот, теперь ты знаешь тайну этой вещицы. Да, это письмо. И ты передашь его Алкивиаду. — Сократ помолчал и спросил: — Передашь?

   — Передам, — сказал Архит.

   — Но тайно. Так, чтобы никто не видел.

   — Да.

   — Ты поторопился с ответом, Архит, — улыбнулся Сократ, вертя колёсико на указательном пальце. — Сначала ты должен был спросить: «Почему тайно?» И если б ты спросил, я ответил бы: «Потому что иначе ни тебе, ни мне не сносить головы». Так передашь?

   — Передам, — твёрдо сказал Архит.

   — Я уже старый человек, и мне умирать не страшно, — продолжал Сократ, после того как они снова хлебнули вина. — А тебе ещё жить. Я не хочу, чтобы ты погиб из-за меня. И потому ещё раз прошу: сделай всё тайно. При этом ты должен будешь сказать Алкивиаду: «Оберни папирусной лентой рукоять своего кинжала. Это спасёт тебя от смерти. Так велел Сократ».

   — Лента заговорена? — спросил Архит.

   — Заговорена, — улыбнулся Сократ, похлопав Архита по руке. — Ведь я колдун, верно?

   — Очень похож, — сказал Архит.

   — Тем лучше. Но запомнил ли ты, что надо сказать Алкивиаду? Ты скажешь ему, — повторил Сократ. — «Оберни папирусной лентой рукоять твоего кинжала. Это спасёт тебя от смерти. Так велел Сократ».

   — Я запомнил. У меня хорошая память.

   — И когда он это сделает, ты попросишь его о братьях. Но не раньше.

   — И он мне поможет?

   — Да, — сказал Сократ и вручил Архиту колёсико.

Пришёл Эвангел, принёс кувшин вина. Сократ уплатил Эвангелу за выпитое и за новый кувшин и сказал Архиту:

   — Неси кувшин во двор и угости товарищей. А я посижу и поболтаю теперь с Эвангелом. По-стариковски.

Кинжал, о котором Сократ сказал Архиту, он подарил Алкивиаду после битвы при Делии. Так он тогда отблагодарил Алкивиада за своё спасение. Битву при Делии, что в Беотии, афиняне проиграли и были обращены в бегство. Многие тогда погибли. Не миновать бы смерти и Сократу, когда б не Алкивиад. Он поднял его тогда на своего коня, и они вместе вырвались из вражеского кольца. После возвращения в Афины Сократ долго искал подарок для Алкивиада. В конце концов купил в Пирее у финикийца кинжал, сам выточил для него рукоятку из пентелийского мрамора и вручил этот кинжал Алкивиаду. Подарок был не ахти какой, но Алкивиад с ним с той поры никогда не расставался и уверял Сократа, что кинжал приносит ему удачу. «Из-за Силена, — говорил ему Сократ посмеиваясь. — Рукоятка кинжала сделана из мраморного пальца Силена, который отломился, когда я ваял весёлого спутника Диониса, пьяного и сладострастного гуляку. Кусочек этого пальца я сберёг и для себя. Он тоже приносит мне удачу».

Сократ вспомнил о кинжале, когда решил отправить письмо Алкивиаду. Такое письмо, которое никто, кроме Алкивиада, не смог бы прочесть. И такое письмо он написал. На длинной полоске папируса. Чтобы написать его, он отыскал кусочек мраморного пальца Силена, выстрогал круглую палочку — скиталу — той же толщины, что и палец Силена (как и мраморная рукоятка на кинжале Алкивиада), плотно обернул её полоской папируса — аккуратной спиралью — и уже после этого написал на ней письмо, располагая буквы строчками вдоль скиталы. Снятая со скиталы полоска папируса оказалась усыпанной буквами, которые не складывались в слова. Чтобы прочесть письмо, полоску папируса необходимо было вновь намотать спиралью на скиталу точно такой же толщины (то есть на рукоятку кинжала, некогда подаренного Алкивиаду Сократом).

Сократ написал Алкивиаду: «Тебя ждёт смерть за поругание Деметры». Буквы же на полоске папируса, снятой со скиталы, читались сверху вниз (хотя писались снизу вверх) в таком, как будто ничего не означающем порядке: деагдржмзуетясьрие бмтонмеерпаент[117].

Сократ заночевал у Эвангела — Эвангел сам уговорил его остаться на ночь. И потому был свидетелем того, как ранним утром триера «Саламиния», дружно взмахнув десятками весел, отошла от берега и легко заскользила по тихой глади залива. Теперь следовало попросить синекудрого Посейдона, чтобы плавание её было безбедным...

— Я приду ещё раз, когда вернётся «Саламиния», — сказал Сократ, прощаясь с Эвангелом.

Она возвратилась с опозданием на три дня против ожидаемого срока. Отряд вооружённых государственных скифов напрасно поджидал её на берегу, чтобы сопровождать Алкивиада в Афины: Алкивиада на «Саламинии» не оказалось.

Сократ увидел Архита лишь издали. Тот поприветствовал его поднятием руки и кивнул головой. Это означало, что переданное с ним письмо Сократа попало в руки Алкивиада. Об остальном Сократ узнал из разговоров, которые несколько дней будоражили Афины: Алкивиад сбежал. Сначала он подчинился приказу «Саламинии», поднялся на триеру без сопротивления, объявив своему войску, что покидает его ненадолго. Вёл себя во время перехода из Сицилии в Фурии[118] спокойно и был даже приветлив с капитаном триеры, пил с ним вино и тем усыпил его бдительность. А ночью, когда «Саламиния» стояла в итальянских Фуриях, городе, основанном Периклом, Алкивиад тайно покинул триеру и не вернулся. Два дня поисков оказались безрезультатными: Алкивиад словно в воду канул. На третий день «Саламиния», обескураженная случившимся, прекратила поиск и ушла в Афины навстречу своему позору. Отряд государственных скифов сопровождал из Пирея в Афины не Алкивиада, а капитана «Саламинии»...

Ожидал ли Сократ, отправляя с Архитом тайное письмо в Сицилию, что Алкивиад поступит именно так? Ответить себе на этот вопрос он не мог. Да, он предупредил Алкивиада о грозящей ему опасности. Это был долг дружбы. Всё остальное должен был решить сам Алкивиад: бежать, не бежать, подчиниться приказу архонтов, схватиться в рукопашной с командой «Саламинии», арестовать её, послать просьбу архонтам отложить суд до окончания похода, поднять армию против Афин, попытаться отстоять свою жизнь на суде признанием или непризнанием вины, покончить с собой до суда... У него был выбор. И этот выбор он обязан был сделать сам — как человек, как солдат, как гражданин. Как афинянин.

Нельзя отвечать злом назло, коварством на коварство, обманом на обман, если ты осуждаешь зло, коварство и обман, иначе злу, коварству и обману не будет в этом мире конца. И тогда ты хуже своих врагов, потому что они начали злое дело, а ты продолжил его. У честного человека есть только один путь в борьбе со злом, коварством и обманом — до конца служить добру, честности и правде, не отвечать злом на зло, коварством на коварство и обманом на обман. И нельзя во всех случаях и любыми способами хвататься за жизнь, которая может стать для тебя позором: обречь на нищету, скитания и всеобщее презрение...