— Лейтенант Тайзэрвэт, — сказала я строго и раздраженно. — Работа твоего подразделения за эти последние два дня не отвечает требованиям.

Возмущение, злость, досада. Она уже довольно пристойно, принимая во внимание обстоятельства, стояла по стойке «смирно», но я могла видеть ее спину, плечи, которые напряглись еще сильнее, голову, приподнявшуюся на пару миллиметров. Однако она оказалась достаточно умна, чтобы не ответить.

Я продолжила:

— Возможно, ты знаешь, что есть такие части корабля, которые он не может видеть. В этом отношении он привык полагаться на вспомогательные компоненты. Но у нас больше нет вспомогательных компонентов. Чистка и обслуживание этих частей корабля являются твоей зоной ответственности. А подразделение Бо их игнорировало. Например, оси шарниров в шлюзовых камерах челноков не чистились довольно давно. — Это я знала из очень личного опыта, всего лишь на прошлой неделе моя жизнь и жизни всех обитателей Дворца Омо зависели, среди прочего, от того, как быстро я смогу открыть шлюзовую камеру челнока «Милосердия Калра». — Есть также место под решеткой в бане, которое не увидишь, если не опустишь туда голову. — Это довольно противное предложение даже при благоприятном стечении обстоятельств. И гораздо хуже, когда там не проводилась повседневная тщательная чистка. — «Милосердие Калра» представит тебе список. Я надеюсь, что все будет приведено в порядок, когда я произведу осмотр завтра в это же время.

— Завтра, сэр? — Голос лейтенанта Тайзэрвэт прозвучал несколько сдавленно.

— Завтра в это же время, лейтенант. И ни ты, ни твое подразделение не должны пренебрегать установленным временем занятий в спортзале и тире. Свободна. — Она поклонилась и ушла, разъяренная и несчастная. Какими будут и ее солдаты Бо, когда обнаружат, сколько работы я на них взвалила.

Верно, что я обладаю почти абсолютной властью над всеми на корабле, особенно принимая во внимание нашу изоляцию в шлюзовом пространстве. Но верно также и то, что я поступила бы чрезвычайно неумно, вызвав отчуждение своих офицеров. Глупо было бы и навлекать на себя недовольство солдат без достаточного основания. Солдаты Бо будут возмущаться моим плохим обращением с лейтенантом Тайзэрвэт, безусловно, в той степени, насколько это причинит беспокойство им самим. Но также и потому, что лейтенант Тайзэрвэт — их лейтенант.

Я хотела именно этого. Намеренно давила. Но главное — точно рассчитать время. Надавлю слишком сильно, слишком быстро — и результаты окажутся не теми, что мне надо, возможно — катастрофическими. Надавлю чересчур нежно, протяну слишком долго — и мне не хватит времени, и опять-таки результаты получатся совершенно не теми, каких мне хотелось. А мне требовались именно конкретные результаты. Солдаты подразделений Амаат, Этрепа, мои Калр — они понимали точку зрения солдат Бо. И если я собиралась быть суровой с Бо — потому что быть суровой с лейтенантом подразделения Бо означало то же самое, — то это должно иметь под собой основание, которое поняли бы другие подразделения. Я не хотела, чтобы кто-нибудь на «Милосердии Кадра» думал, что я способна ни с того ни с сего, повинуясь капризу, жестко третировать экипаж, что капитан может решить превратить твою жизнь в ад, как бы хорош ты ни был. Я встречала капитанов, которые вели дела подобным образом. Это никогда не приводило к созданию особо хорошего экипажа.

Но я просто не могла сейчас никому объяснить своих причин и надеялась, что мне не придется этого делать. Правда, я с самого начала надеялась, что такое положение вообще не возникнет.

На следующее утро я пригласила Сеиварден на завтрак. Мой завтрак, ее ужин. Мне следовало также пригласить доктора, которая ела в это же время, но я подумала, что ей будет приятнее поесть одной, чем со мной — сейчас.

Сеиварден была настороже. Я видела, что она хочет что-то сказать мне, но не уверена, что это будет умно с ее стороны. Или, возможно, не уверена в том, как сделать это правильно. Откусив три кусочка рыбы, она шутливо произнесла:

— Я и не думал, что заслужил самую лучшую посуду. — Она имела в виду тарелки изысканного фарфора, с росписью фиолетовым и цветом морской волны и чайные чашки из розового стекла: Калр Пять знала, что моя трапеза с Сеиварден не требует никаких формальностей, и тем не менее не смогла заставить себя убрать их и подать эмалированные.

— Эта — еще не самая лучшая, — заметила я. — Извини. Наилучшую я еще не видела. — Калр Пять, которая, стоя в углу, делала вид, что протирает безукоризненные столовые приборы, радостно вспыхнула от гордости. — Было сказано, что мне нужна красивая посуда, поэтому я заставила лорда Радча прислать мне что-то подходящее.

Она приподняла бровь, зная, что Анаандер Мианнаи для меня отнюдь не нейтральная тема.

— Я удивлен, что лорд Радча не отправилась с нами. Хотя… — Она бросила мимолетный взгляд на Пять.

Я ничего не сказала, но, просто поняв мое желание, корабль предложил Калр Пять покинуть каюту. Когда мы остались одни, Сеиварден продолжила:

— У нее есть коды доступа. Она может заставить корабль делать все, что захочет. Она может заставить тебя делать все, что захочет. Не так ли?

Опасная территория. Но Сеиварден никак не могла знать этого. На мгновение я увидела лейтенанта Тайзэрвэт, по-прежнему в состоянии нервного стресса, испытывающую недомогание и, помимо того, изнуренную — она не спала с тех пор, как я разбудила ее часов двадцать назад, — лежащую на полу бани. Решетка отодвинута в сторону, и лейтенант заглядывает вниз, чтобы проверить то место, которое не может видеть корабль. Озабоченные и в равной мере утомленные Бо — позади нее, в ожидании ее вердикта.

— Это не так просто, — заметила я, возвращая внимание к Сеиварден. Заставила себя откусить рыбы, выпить глоток чаю. — Определенно остается один код доступа с прежних времен. — С той поры, когда я была кораблем. Частью подразделения Эск «Справедливости Торена». — Хотя его может задействовать только голос тирана. И — да, она могла использовать его, прежде чем я покинула дворец. Она сказала мне об этом, как ты, наверное, помнишь, и добавила, что не хочет этого делать.

— Может, она использовала его и велела тебе не помнить, что это произошло.

Я уже размышляла над такой возможностью и отвергла ее. Движением руки я показала: нет.

— Есть точка, в которой код доступа не срабатывает. — Сеиварден жестом выразила свое согласие. Когда я впервые встретилась с ней, салагой-лейтенантом семнадцати лет от роду, она и не представляла себе, что корабельные ИИ обладают какими-то чувствами — во всяком случае, не теми, что имеют какое-то значение. И, как многие радчааи, она полагала, что мысль и чувство легко отделить друг от друга. Что искусственные интеллекты, которые управляют крупными базами и военными кораблями, в высшей степени бесстрастны. Механистичны. Старые предания, исторические драмы о событиях, происходивших до того, как Анаандер Мианнаи принялась создавать свою империю, о кораблях, переполненных горем и отчаянием из-за смерти их капитанов, — это осталось в прошлом. Лорд Радча улучшила конструкцию ИИ, избавилась от этого изъяна.

Однако недавно Сеиварден узнала, что это не так.

— На Атхоеке, — догадалась она, — где находится сестра лейтенанта Оун, ты окажешься слишком близко к этой критической точке.

Это было гораздо сложнее. Тем не менее.

— По сути, так.

— Брэк, — сказала она, возможно давая понять, что хочет говорить со мной как с Брэк, а не как с капитаном флота, — я кое-чего не понимаю. Лорд Радча сказала тогда, что не смогла сделать так, чтобы ИИ повиновались ей при любых обстоятельствах, потому что их разум очень сложен.

— Да. — Она так сказала. В то время, когда внимания требовали другие, более насущные задачи, а потому это невозможно было обсудить по-настоящему.

— Но корабли любят людей. Я имею в виду — конкретных людей. — Произнеся это, она отчего-то разволновалась, словно то, что она озвучила, породило в ней некое мрачное предчувствие. Чтобы скрыть это, она пригубила свой чай. Осторожно поставила на стол темно-розовую чашку. — Это и есть критическая точка, не так ли? Я имею в виду — может ею быть. Почему бы просто не заставить все корабли любить ее?