А пока станем перемещаться сквозь межшлюзовое пространство в собственном ограниченном пузыре обычного космоса, мы окажемся совершенно изолированы. Я хотела этого. Хотела убраться от Дворца Омо, подальше от взгляда Анаандер Мианнаи и любых ее приказов или вмешательств.

Когда мы почти оказались на судне, за несколько минут до стыковки корабль сказал мне прямо в ухо:

— Капитан флота. — Ему не нужно было говорить со мной таким образом, он мог просто пожелать, чтобы я узнала: он просит моего внимания. И корабль почти всегда понимал, чего я хочу, мне не требовалось это произносить. Я умела соединяться с «Милосердием Калра» так, как больше никто на борту. Однако я не могла быть «Милосердием Калра», как была «Справедливостью Торена». В противном случае я полностью потеряла бы себя. Навсегда.

— Корабль, — ответила я спокойно. Больше я ничего не сказала, и «Милосердие Калра» выдал мне результаты расчетов, сделанных по своей инициативе, целый ряд возможных маршрутов и вариантов отправления. Я выбрала кратчайший путь, отдала распоряжения, и менее чем через шесть часов мы отбыли.

Тиран сказала, что у нас схожее происхождение, и отчасти так оно и было. Она — как и я раньше — состояла из сотен тел, образующих одну личность. С этой точки зрения мы были очень похожи, что заметили некоторые граждане (правда, относительно недавно, в последние лет сто) во время споров по поводу использования военными вспомогательных компонентов.

Это казалось ужасным, когда человек думал о том, что такое может случиться с ним, или его другом, или родственником. Но лорд Радча сама подвергалась тому же, и во многом она, вероятно, такое же существо, как и корабли, которые ей служат. Так неужели это настолько плохо, как заявляют очернители? Просто нелепо думать, что все это время Радч не являл собой воплощение непогрешимой справедливости.

Это слово имеет отношение к триаде: справедливость, правильность и польза. Ни одно справедливое деяние не могло быть неправильным, ни одно правильное деяние — несправедливым. Справедливость и правильность, переплетаясь таким образом, вели к пользе. Вопрос о том, для кого или для чего это полезно, — постоянная тема полуночных дискуссий за полупустыми бутылками араки, но обычно ни один радчааи не подвергал сомнению, что справедливость и правильность в конечном счете окажутся полезны неким, одобряемым богами, образом. Никогда, за исключением самых что ни на есть чрезвычайных обстоятельств, не подвергалось сомнению, что Радч справедлив, правилен и полезен.

Разумеется, в отличие от своих кораблей, лорд Радча — гражданин, и не только гражданин, но правитель всего Радча, причем абсолютный. Я же ее оружие, которое она использовала, чтобы расширять свое господство. Ее слуга. Во многом — ее раба. Но разница была еще глубже. Каждое из тел Анаандер Мианнаи идентично всем остальным: это клоны, зачатые и выращенные с конкретной целью стать ее частями. Каждый из тысяч экземпляров ее мозга рос и развивался вокруг имплантатов, которые соединяли ее с самой собой. В течение трех тысяч лет она никогда не была никем иным, кроме как Анаандер Мианнаи. Никогда не была личностью с одним телом — предпочтительно в позднем подростковом возрасте или в начале достижения зрелости, старше — при крайней необходимости, — которую пленили и бросили в отсек временной приостановки жизнедеятельности на десятилетия, а может, даже на столетия, пока не понадобится. Которую без церемоний разморозили, запихнули в мозг имплантат, перерезали связи, сделали новые, уничтожили личность, которой она была всю свою жизнь, и заменили ее корабельным ИИ.

Если вы через это не проходили, то не думаю, что вы в состоянии себе это представить. Страх и тошнота, чувство ужаса, даже после того, как все сделано и тело понимает, что это корабль, что личности, которая была прежде, больше не существует и некому волноваться о том, что она умерла. Это может длиться неделю, иногда — дольше, пока тело и мозг не привыкнут к новому положению дел. Побочный эффект этого процесса возможно устранить, сделав его не таким кошмарным. Но что значат временные лишения одного тела? Одно тело из десятков или даже сотен — это ничто, его страдания — просто преходящее неудобство. Если они были слишком сильными или не ослабевали за разумный период времени, тело убирали и уничтожали, заменяли новым. В хранилищах их полным-полно.

Но сейчас, когда Анаандер Мианнаи провозгласила, что новые вспомогательные компоненты изготавливаться не будут — не считая тех пленников, которые все еще содержатся в трюмах огромных транспортных кораблей, тысяч тел, замороженных в ожидании, — никому больше не стоит интересоваться этой проблемой.

Как капитан «Милосердия Кадра», я располагала отдельной каютой: три метра на четыре, вдоль всех стен — скамьи, служившие также хранилищами. Одна из этих скамей была также моей койкой, а внутри ее, под коробками и ящиками с моим имуществом, стояла коробка, которую корабль не в силах был ни видеть, ни чувствовать. Человеческие глаза могли ее видеть, даже если они — часть тела вспомогательного компонента. Но никакой сканер, никакой механический сенсор не обнаружил бы ни ту коробку, ни пистолет, ни боеприпасы к нему, находившиеся внутри, пули, которые способные прожечь все что угодно во вселенной. Как это получалось — оставалось загадкой, и дело не только в необъяснимых пулях, но и в том, как свет, отражавшийся от коробки или пистолета, мог быть видимым для человеческих глаз, но не для, скажем, камер, которые, в конце концов, работали по тем же принципам. И корабль, например, видел на месте этой коробки не пустое пространство, а то, что вполне могло занимать это пространство согласно его ожиданиям. Все это оставалось совершенно непонятно. И тем не менее именно так оно и было. Коробку, оружие и боеприпасы к нему изготовили пришельцы Пресгер с неизвестными целями. Их опасалась даже Анаандер Мианнаи, повелительница огромного пространства Радча, командующая его, казалось бы, бессчетными войсками.

«Милосердие Калра» знал о коробке, о пистолете, потому что я ему сказала. Для солдат подразделения Калр, служивших мне, это просто одна из нескольких коробок, которые они никогда не открывали. Были бы они на самом деле вспомогательными компонентами, которыми иногда притворялись, этим бы все и кончилось. Но они — не вспомогательные компоненты. Они — люди и отличаются всепоглощающим любопытством. Они продолжали размышлять, подолгу присматривались, когда укладывали постельное белье и убирали койку, где я спала. Не будь я капитаном — и даже более весомо, капитаном флота, — они бы уже не раз перешерстили мой багаж до последнего миллиметра и досконально обсудили бы результаты друг с другом. Но я — капитан, обладающий правом распоряжаться жизнью и смертью всего экипажа, и потому мне дарована эта частичная неприкосновенность.

Это была каюта капитана Вэл, пока она не приняла не ту сторону в сражении лорда Радча с самой собой. Напольное покрытие, покрывала и подушки со скамей исчезли, они остались позади — во Дворце Омо. Стены покрывал замысловатый орнамент в виде завитков пурпурных и зеленых тонов, эти стиль и палитру она позаимствовала из прошлой эры, по-видимому — более благородной и цивилизованной, чем эта. В отличие от капитана Вэл, я ее прожила и не слишком сокрушалась о ее утрате. Я бы все это удалила, но имелись другие, более насущные заботы, и по крайней мере эта окраска за пределы капитанской каюты не распространялась.

Ее богов, располагавшихся в нише, под богами корабля — Амаата, разумеется, главного из богов радчааи, и Калра, имя которого входило в название судна, — я заменила Той, Кто Возникла из Лилии, ЭскВар (Эманацией начала и конца), и маленькой, дешевой иконой Торена. Мне еще повезло, что я нашла ее. Торен — старый бог, не слишком популярный, почти забытый всеми, за исключением экипажей кораблей, носящих его имя, ни одного из которых поблизости не было, а один из них — я сама — уничтожен.