Гражданин Фосиф на сей счет не заблуждалась. Она явно пребывала в смятении.

— Мне следовало осознать, что до этого дойдет. Я защищала Раугхд слишком долго. Я всегда надеялась, что она станет лучше. Но я никогда не думала… — Она умолкла, очевидно не сумев выразить, чего же именно она никогда не думала. — Подумать только, я могла оставить мой чай в руках той, что способна на такое!

Раугхд замерла на целую секунду.

— Ты этого не сделаешь, — произнесла она с нажимом, почти шепотом. Словно не вполне владела голосом.

— А что, у меня есть выбор? — спросила оскорбленная в лучших чувствах Фосиф, являя собой воплощенное раскаяние.

Раугхд повернулась. Сделала три длинных шага к сервизу на подставке. Взяла коробку, подняла ее над головой обеими руками и швырнула оземь. Фарфор разбился вдребезги, синие и зеленые осколки разлетелись по полу. Калр Пять, стоящая у двери, издала тишайший стон, неслышный никому, кроме нее и меня.

Воцарилась тишина. Никто не двигался, никто не говорил. Через несколько мгновений в двери появилась служанка, привлеченная, несомненно, грохотом сервиза.

— Вымети этот мусор, — сказала Фосиф, заметив ее. Ее голос был довольно спокоен. — И избавься от него.

— Вы выбрасываете его? — спросила я — отчасти потому, что была поражена, а отчасти, чтобы прикрыть еще один стон протеста Калр Пять.

Фосиф равнодушно махнула рукой.

— Он теперь никуда не годится.

Магистрат повернулась к Кветер, которая стояла прямо и безмолвно все это время.

— Ты этого хотела, Кветер? Всех этих страданий, распада семьи? Хоть убей, не могу понять, почему ты не вложила присущие тебе решимость и энергию в работу, чтобы улучшить положение — и свое, и своей семьи. Вместо этого ты взрастила и подпитывала эту… эту обиду и получила… — магистрат повела рукой, указывая на комнату, на ситуацию, — это.

Очень спокойно, очень медленно Кветер повернулась ко мне:

— Вы были правы в отношении самообмана, гражданин. — Невозмутимо, словно делая мимоходом замечание о погоде. На радчааи, хотя она могла также использовать дельсиг, который, как ей известно, я понимаю.

Ее замечание предназначалось не мне. Тем не менее я ответила:

— Вы в любом случае собирались высказаться, если получится, независимо от того, выйдет ли из этого что-нибудь хорошее или нет.

Она зло и насмешливо приподняла бровь.

— Да, — согласилась она. — Собиралась.

С той минуты как мы покинули гостиную Фосиф, Сирикс, напряженная и молчаливая, не сказала ни слова почти на всем пути назад к базе Атхоек. Период молчания вышел особенно впечатляющим в связи с тем, что из-за ранения «Меча Атагариса» нам понадобилось большее, чем мы планировали, число мест на пассажирском челноке от подъемника до базы и поэтому пришлось целый день дожидаться рейса, на котором нашлось нужное дополнительное пространство.

Сирикс не заговаривала, пока мы не оказались на челноке, в одном часе пути до стыковки с базой. Мы сидели, пристегнутые ремнями, в своих креслах, Пять и Восемь — позади нас, их внимание было сосредоточено главным образом на сестре Кветер, которая страдала в течение всего полета: среди чужаков, тоскуя по дому, испытывая дезориентацию и тошноту в условиях микрогравитации, но отказавшись при этом принять любые препараты, расстраиваясь еще больше оттого, что ее слезы прилипали к глазам или вырывались на свободу жидкими шариками, когда она вытирала лицо. В конце концов она уснула.

Сирикс приняла предложенные медикаменты и потому чувствовала себя физически лучше, но испытывала чувство тревоги, с тех пор как мы покинули горы. Даже дольше, подумала я. Я знала, что ей не нравится Раугхд, что у нее, напротив, есть достаточное основание возмущаться ею, но я подозревала, что она одна из всех людей в комнате в тот день понимала, что должна чувствовать Раугхд, услышав, как ее мать так легко, так спокойно говорит, что лишает ее наследства. Понимала, что заставило Раугхд разбить тот античный сервиз, который ее мать, несомненно, высоко ценила и которым гордилась. Гражданин Фосиф не передумала ни в отношении своей дочери, ни в отношении чайного сервиза. Калр Пять извлекла из мусора ту коробку с фрагментами фарфора и стекла, разбитыми вдребезги остатками чашек и термоса, которые просуществовали невредимыми более трех тысяч лет. До сих пор.

— Так, значит, то была справедливость? — спросила Сирикс. Тихо, словно она говорила не со мной, хотя больше никто ее не услышал бы.

— А что такое справедливость, гражданин? — ответила я вопросом на вопрос. — Где справедливость во всей той ситуации в целом? — Сирикс промолчала, то ли рассердившись, то ли не сумев найти ответ. Оба этих вопроса сложны. — Мы говорим так, словно это нечто простое, проблема — как поступить правильно, как будто речь идет о чем-то вроде дневного чая и вопрос заключается в том, кто возьмет последнее пирожное. Так просто. Возложи вину на виновного.

— А это не так просто? — спросила Сирикс после нескольких мгновений тишины. — Есть верные действия, и есть неверные. Тем не менее я думаю, что, если бы вы были магистратом, вы бы позволили гражданину Кветер остаться на свободе.

— Если бы я была магистратом, то я была бы совершенно другой личностью, нежели сейчас. Но наверняка вы сочувствуете гражданину Кветер не меньше, чем гражданину Раугхд.

— Пожалуйста, капитан флота, — сказала она, сделав три длинных, медленных вдоха. Я ее разозлила. — Вы провели ночь в доме полевых работников. Вы явно знакомы с вальскаайцами и бегло говорите на дельсиге. Тем не менее это поразительно, что вы пошли в этот дом и вернулись на следующее утро с Кветер. Ни возражений, ни трудностей. И не успели мы еще покинуть этот дом — прежде чем уехала магистрат, — полевые работники прислали Фосиф список требований. Именно в ту минуту, когда Фосиф не может рассчитывать на безусловную поддержку магистрата.

Я не сразу поняла, что она имеет в виду.

— Вы думаете, что я подбила их на это?

— Мне сложно поверить в простую случайность, когда необразованные и нецивилизованные полевые работники, которые более десяти лет не могли решиться на забастовку, пошли на это сейчас.

— Это вовсе не случайность. И в то время как они необразованны, едва ли они нецивилизованны. Вальскаайцы в полной мере способны спланировать такое самостоятельно. Они понимают положение Фосиф так же хорошо, как любой другой. Возможно, лучше многих.

— А то, что Кветер пришла с вами с такой готовностью, не было ли частью сделки? Не отпустят ли ее в конечном счете быстро и без наказания? А тем временем жизнь гражданина Раугхд разрушена.

— И никакого сочувствия к Кветер? Раугхд действовала по злобе и из-за оскорбленной гордости и убила бы не только меня, если бы преуспела. Кветер столкнулась с безвыходной ситуацией. Как бы она ни поступила, все кончилось бы плохо.

Минута тишины. Затем:

— Все, что ей нужно было сделать, так это сразу пойти к магистрату.

Мне пришлось поразмыслить немного, чтобы понять, почему именно Сирикс подумала, что Кветер могла — или ей следовало — это сделать.

— Поймите же, — сказала я наконец, — что гражданин Кветер ни за что не подступилась бы к районному магистрату ближе, чем на километр, если бы я в прямой форме этого не потребовала. И я прошу вас вспомнить, что обычно происходило в прошлом, когда гражданин Раугхд дурно вела себя.

— Тем не менее, если бы она говорила, как надо, ее могли бы выслушать, — ответила Сирикс.

Кветер была права, не ожидая никакой помощи от районного магистрата, я в этом уверена.

— Она совершила свой выбор, и последствий этого ей не избежать. Я очень сомневаюсь, что она легко отделается. Но я не могу ее осуждать. Она была готова пожертвовать собой, чтобы защитить сестру. — Именно Сирикс должна одобрить но крайней мере это. — Вы думаете, что, если бы лорд Радча была здесь, она бы прозрела все насквозь и дала каждому поступку и душе каждого действующего лица должную оценку? Свершила совершенное правосудие? Вы думаете, это возможно, чтобы все всегда получали по заслугам, не больше и не меньше?