— Потому что это может стать критической точкой. — Она посмотрела на меня, нахмурившись, не понимая. — Ты любишь наугад?

Она в замешательстве заморгала.

— Что?

— Ты любишь наобум? Вроде как вытаскиваешь фишки из коробки? Любишь ту, что приходит в руку? Или в некоторых людях есть нечто такое, что делает их подходящими для того, чтобы ты их полюбила?

— Я… думаю, что понимаю. — Она опустила свою вилку вместе с куском рыбы, к которому не притронулась. — Полагаю, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но какое отношение это имеет к…

— Если в определенном человеке есть нечто такое, благодаря чему ты можешь его полюбить, что произойдет, если это изменится? И это на самом деле больше не тот человек?

— Я считаю, — сказала она, медленно, задумчиво, — я полагаю, что настоящую любовь ничто не разрушит. — Настоящая любовь для радчааи — это не только романтическое чувство между влюбленными. Не только между родителем и ребенком. Настоящая любовь возможна между патроном и клиентом. Предполагалась в идеале. — Я имею в виду, — продолжила Сеиварден, необъяснимо смущенная, — представь себе, что твои родители больше тебя не любят. — Снова нахмурилась. Ее опять осенило. — А вот ты когда-нибудь перестала бы любить лейтенанта Оун?

— Если бы, — ответила я, неторопливо откусив и проглотив кусок рыбы, — она стала совсем другой. — Сеиварден по-прежнему не понимала. — Кто такая Анаандер Мианнаи?

И тут-то до нее дошло, я поняла это по охватившему ее волнению.

— Даже она в этом не уверена, так ведь? Она может быть двумя людьми. Или больше.

— И за три тысячи лет она изменилась. Меняется любой, кто не мертв. А сколько же человек может меняться и все же оставаться тем же? И как она могла предсказать, насколько изменится за тысячи лет и что выйдет в результате? Гораздо легче использовать что-нибудь другое. Долг, скажем. Преданность идее.

— Справедливость, — сказала Сеиварден, осознавая иронию в том, что это было моим именем. — Правильность. Польза.

Это последнее, польза, было ненадежным.

— Любое из них или все они подойдут, — согласилась я. — А потом отслеживаешь любимцев кораблей, чтобы не спровоцировать конфликта. Или можешь использовать эти привязанности в своих интересах.

— Понимаю, — сказала она. И, умолкнув, занялась остатками ужина.

Когда с едой было покончено и Калр Пять вернулась, убрала блюда, налила нам еще чаю и снова вышла, Сеиварден опять заговорила.

— Сэр, — произнесла она. Значит, речь пойдет о корабельных делах.

Я понимала, о чем это будет. Солдаты подразделений Амаат и Этрепа уже видели солдат Бо на ногах в положенное для сна время, все десять отчаянно драили пол, разбирали арматуру, поднимали решетки, сосредоточенно разглядывали каждый миллиметр, каждую щелку в своей части корабельного оборудования. Сменяя Сеиварден на вахте, лейтенант Экалу отважилась на несколько слов. «Не хотела бы задеть… Подумала, ты могла бы сказать сэру…» Сеиварден была сбита с толку, отчасти — из-за произношения лейтенанта Экалу, отчасти — из-за того, что она сказала «сэр» вместо «капитан флота», по привычке, оставшейся с той поры, когда Экалу была Амаат Один и экипаж выражался так, чтобы не привлекать внимания капитана. Но главным образом, как оказалось, ее смутило предположение, что она могла почувствовать себя задетой. Экалу также была слишком смущена, чтобы объясниться.

— А ты не думаешь, — сказала мне Сеиварден, понимая несомненно, что я вполне могла слышать этот разговор на командной палубе, — что несколько перегнула палку с Тайзэрвэт? — Я ничего не ответила, и она увидела явно, что я в грозном настроении, что эта тема по некой причине не вполне безопасна. Она сделала вдох и ринулась вперед: — Ты в последнее время злишься.

Я приподняла бровь.

— В последнее время? — Моя чашка с чаем стояла передо мной нетронутой.

Она приподняла свою чашку на сантиметр, подтверждая сказанное.

— В течение нескольких дней ты была не так сердита. Не знаю, может, из-за того что тебя ранили. Потому что теперь ты опять злишься. И я полагаю, что знаю из-за чего, и думаю, что не могу тебя за это винить, но…

— Думаешь, я вымещаю это на лейтенанте Тайзэрвэт. — Которую именно сейчас я не хотела видеть. Не хотела на нее смотреть. Двое из ее солдат Бо дотошно проверяли изнутри челнок, за который несли ответственность, — один из оставшихся двух, третий я уничтожила на прошлой неделе. Они то и дело высказывались — кратко и непрямым образом — о том, как несправедливо я обошлась с ними и как сурова я с их лейтенантом.

— Ты знаешь все места, где способен схалтурить солдат, но откуда это знать Тайзэрвэт?

— Тем не менее она несет ответственность за свое подразделение.

— Ты и мне могла объявить взыскание, — сказала Сеиварден и отпила еще чаю. — Я должен был это знать, а я не знал. Мои вспомогательные компоненты всегда заботились о такого рода вещах без всяких просьб с моей стороны. Потому что они знали, что должны это делать. Буфера Аатр, Экалу должна была знать лучше всех нас, где экипаж халтурит. Пойми, я не то чтобы ее осуждаю. Но каждый из нас заслуживает головомойки за это. Зачем устраивать ее Тайзэрвэт, а не нам? — Я не хотела этого объяснять и потому ничего не ответила, а только подняла чашку и отпила глоток. — Признаю, что она оказывается жалким экземпляром. Вся такая неуклюжая, не соображает, что делать со своими руками и ногами, ковыряется в еде. И неловкая. Она уронила три чайные чашки из кают-компании, две из них разбила. И она такая… так легко поддается переменам настроения. Я ожидаю, что она вот-вот объявит, что никто из нас ее не понимает. И о чем только думала мой лорд? — Она имела в виду Анаандер Мианнаи, лорда Радча. — Кроме Тайзэрвэт никого не найти было?

— Наверное. — Подумав об этом, я еще больше разозлилась. — А ты помнишь, как была салагой-лейтенантом?

Она поставила свой чай на стол, ужаснувшись.

— Прошу, скажи мне, что я не был таким.

— Нет. Ты была неуклюжей и раздражала по-другому.

Она фыркнула, это ее и забавляло, и раздражало одновременно.

— Тем не менее. — Стала серьезной. Внезапно разволновалась, подойдя к тому, что, как я поняла, она хотела сказать все это время, пока мы ели, но произнести боялась даже больше, чем обвинить меня в том, что я несправедливо обращаюсь с лейтенантом Тайзэрвэт. — Брэк, весь экипаж думает, что я перед тобой на коленях ползаю.

— Да. — Я, конечно, уже знала это. — Хотя не знаю почему. Пять хорошо знает, что ты никогда не была в моей постели.

— Что ж. В общем, считают, что я халатно отношусь к своим… обязанностям. Это было, конечно, здорово — дать тебе время, чтобы оправиться от ран, но уже давно пора мне… попытаться помочь тебе, что бы тебя ни тревожило. И может быть, они правы. — Она набрала полный рот чаю. Проглотила. — Ты смотришь на меня. Это не здорово.

— Мне жаль, что я тебя смутила.

— О нет, я не смущался, — солгала она. А затем добавила более искренне: — Ну, не так смущался, как кому-то может прийти в голову. Но от того, что говорю об этом вот так. Брэк, ты нашла меня… сколько же — год назад? И за все это время я никогда не знал, как ты… и, я имею в виду, когда ты была… — Она умолкла. Опасаясь сказать не то, подумала я. Ее кожа — слишком смугла, чтобы на ней проявился румянец, но я заметила изменение температуры. — Я имею в виду — я знаю, что ты была вспомогательным компонентом. Что ты являешься вспомогательным компонентом. И корабли не… я имею в виду — я знаю, что вспомогательные компоненты могут…

— Вспомогательные компоненты могут, — согласилась я. — Как ты знаешь из личного опыта.

— Да, — подтвердила она. Теперь — по-настоящему сконфуженная. — Но, полагаю, я никогда не думал, что вспомогательный компонент может на самом деле хотеть этого.

Я помолчала минутку, чтобы она поразмыслила над этим. А затем:

— Вспомогательные компоненты — это человеческие тела, но они также часть корабля. То, что чувствуют вспомогательные компоненты, чувствует и корабль. Потому что они — одно и то же. Ну, различные тела отличаются друг от друга. По-разному воспринимают что-то, по-разному чувствуют, не всегда хотят одного и того же, но все вместе в среднем — да, и я об этом заботилась — для тех тел, которые в этом нуждались. Мне не нравится испытывать неудобство, это никому не нравится. Я делала все, что могла, чтобы мои вспомогательные компоненты не испытывали напряженности.