Повеяло вечерней прохладой. На темнеющем фиолетовом небе зажигались яркие звезды. Ветерок доносил с полей запахи клевера и скошенной травы. Принесли керосиновые лампы и поставили их на столах. Пили чай. Большим успехом пользовались доставленный Магдой пирог со смородиной и слоеные пирожки, испеченные Зинаидой Андреевной. Потом на веранде танцевали под аккордеон. Эберхард широко и торжественно раздвигал меха; со всей тевтонской мощью его инструмент выдувал традиционные мелодии, такие как «Водяная нимфа» и «Лилли Марлен». Утомившегося Эберхарда сменил Сергей. Он затренькал на балалайке «Барыню» и Наталья Андреевна, накинув на плечи расписной платок, пустилась в пляс. Она плавно раздвигала руками, притоптывала каблучками и подпевала сама себе. В такт музыке ей хлопали в ладоши. Летели часы, праздник удался на славу, хмель кружил всем головы, хотелось еще петь и танцевать, но у маленьких детей стали слипаться глаза. Эльза, пошептавшись с Борисом и извинившись перед хозяйкой дома, начала собирать семью в дорогу. «У моего мужа в понедельник ответственное испытание и без него не могут обойтись,» скороговоркой объясняла она присутствующим. Всей толпой пошли провожать их до автомобиля. Темный и молчаливый, отсвечивая полированными поверхностями, стоял просторный Horch 351 на асфальтовой дорожке. Уложив засыпающих детей на заднее сиденье, Эльза заняла место за рулем. Рядом с ней тихонько посапывал ее муж. Путь в Пенемюнде был не близок и следовало торопиться.

Там в западной части острова Узедом в Балтийском море находился недавно построенный сверхсекретный Научно-исследовательский ракетный центр, работавший под руководством люфтваффе и вермахта. Ракетная программа, начатая энтузиастами еще в 1920-х годах, росла как на дрожжах, испытания следовали за испытаниями, создавались неслыханные доселе виды вооружения и к 1936 году Куммерсдорф, где Борис работал предыдущие пять лет, стал тесным. Новый центр в Пенемюнде отвечал возросшим запросам верховного главнокомандования. Здесь появилось место и для испытательных полигонов баллистических ракет, и для ракетостроительного завода, и для испытательных стендов Фау-2, и для всевозможных лабораторий, мастерских, а также — замечательной аэродинамической трубы, гордости немецких конструкторов. Рабочий день Бориса начался затемно. Проглотив бутерброд с яйцом, запив его чашкой кофе и наспех поцеловав супругу, он вышел в студеную предрассветную мглу. Жилой городок, населенный учеными, инженерами и техниками, просыпался рано. Окна сотен одноквартирных домиков, составлявших его, были освещены и обитатели их спешили на свои рабочие места. Стук их каблуков отчетливо разносился по пустынной улице. Электропоезд, обеспечивающий транспортные нужды Пенемюнде, ожидал пассажиров у короткой, асфальтированной платформы. С моря тянул промозглый, напитанный влагой ветерок, но широко шагающий Борис не замечал холода. В последнем вагоне состава были заперты заключенные, перевозимые на дневную смену. Концлагерь, где размещались враги государства, находился к юго-востоку от городка и был включен в ту же железнодорожную сеть; однако, преступников держали в бараках за колючей проволокoй подальше от глаз «чистой публики». В предрассветной мгле он вошел в ворота лаборатории. Охранник знал его в лицо, но пропуск все равно потребовал. Козырнув книжечкой, Борис помчался по коридору. Внутри у пульта управления собрались его коллеги. Высокая, атлетическая фигура фон Брауна выделялась среди них. Все присутствующие, кроме Бориса и генерала Дорнбергера, руководителя программы, были в штатском. Прототип ракеты А-3 находился в ветровом тоннеле. Самый передовой в мире, он создавал мощнейший поток воздуха, превосходящий скорость звука в четыре раза. Испытания начались, но к полудню появились неприятности. Данные указывали на некоторые тревожные вопросы, касающиеся общей конфигурации A-3. Ракета была стабильна и устойчива в полете, но любой порыв бокового ветра сбивал ее с заданного курса. Стабилизаторы оказались недостаточного размера и не могли контролировать ракету на больших высотах. Еще одна неприятность — они обгорали в ракетном выхлопе, который расширялся по мере подъема ракеты в стратосферу, где плотность воздуха была меньше. На совещании Борис предложил изменить конструкцию и заставить ракету или часть ее вращаться вокруг центральной оси для поддержания стабильности. Его предложение было отвергнуто. Дорнбергер высказался в пользу использования усовершенственного гироскопа. Он напомнил, что цель их работы это создание летающей бомбы, а не космического корабля. По его словам новое оружие должно по дальности поражения по крайней мере дважды превосходить Большую Берту, артиллерийского орудия обстреливающего Париж в годы мировой войны. А-4 должна содержать в своей боеголовке тонну взрывчатки и и быть легко перевозимой по существующей инфраструктуре немецких дорог. «Цель разрабатываемого оружия,» подчеркнул Дорнбергер, «ошеломить и деморализовать ничего не подозревающего противника, причинив ему наибольший ущерб. Сколько времени займет устранение неполадок и подготовка А-3 к запуску?» Генерал обратился к фон Брауну, делающему пометки в блокноте. «Три месяца,» без колебаний ответил тот. Тем не менее неувязок, осложнений и затруднений оказалось больше, чем предполагалось и испытание былo назначенo лишь на осень. Погода в этот день была отвратительной. Дождь, ветер и холод усложняли запуск. Это было не лучшим временем для проведения ответственного эксперимента, но Берлин на них нажимал. С ватой в ушах Борис наблюдал через щель бункера операции по подготовке ракеты к старту. Густо омываемая ливнем А-3 стояла на бетонной взлетной платформе, соединенной контрольными кабелями с центром управления. Старт! От гула и пламени мотора задрожал воздух. Медленно и постепенно ускоряясь ракета начала свой подъем. Поначалу полет проходил успешнo, но на высоте тысячи метров неожиданно открылся парашют, ракета развернулась в бушующем ветре, клюнула носом и упала на землю в ста метрах от бункера. Опять неудача… Прошло два года. Методом проб и ошибок была создана и испытана А-4, в дальнейшем известной миру как Фау-2. В октябре 1939 года наступил черед А-5. Это детище инженеров прошло через серию предварительных тестов, доказывающих состоятельность идей, предначертанных ее создателями. Погода была благоприятная. После воспламенения ракета поднималась прямо вверх, как было предписано. Выхлопные лопасти направили ее на контролируемый вертикальный полет. Горючее выгорело через 145 секунд после старта, когда А-5 поднялась на высоту более шестидесяти километров. Инерция несла ее выше, пока гравитация не замедлила подъем. В верхней точке траектории фон Браун послал радиосигнал, приказывающий выпуск тормозного парашюта, а затем через несколько секунд второй сигнал, выпускающий основной парашют. Несколько минут ракета дрейфовала вниз, пока не упала в воду рядом с островом недалеко от берега. Без особого труда ее извлекли и доставили на полигон для осмотра. «Я верю, что через год — другой,» торжествующий фон Браун положил руку на плечо Борису, «мы построим ракетный аппарат, способный выходить в космическое пространство и поражать вражеские цели на других континентах. Не хотели бы ли вы пилотировать его? Мы вас будем тренировать.» Лицо Бориса выразило крайнее удивление. Он не знал, что сказать. В Европе уже полыхала большая война.

После нападения Гитлера на Польшу в сентябре 1939 года наступил черед прибалтийских государств. Два хищника терзали Европу. Согласно ультиматуму Советского Союза, предъявленному правительству Эстонии 16 июня следующего года, а позже Латвии и Литве, туда начался ввод советских войск. Мир не хотел ничего замечать, отделавшись дипломатическими нотами протеста. Сентябрь в Прибалтике — самый замечательный сезон, днем попрежнему солнечно и тепло, но лунные ночи становятся длиннее и прохладнее, призывая романтиков уединиться у костров. Пляжи еще не опустели и коттеджи на взморье полны отдыхающих. Как всегда oни покупали янтарь, наслаждались изумительной камбалой и в остальное время купались, загорали и играли в волейбол. Грохот моторов вторгающейся Советской армии заставил пляжников поднять головы и с тревогой прислушаться. Даже самым непонятливым сделалось очевидным, что окружающий их мир разлетелся вдребезги, и пришло жестокое настоящее. Внезапно весь город наполнился ревом, воем и гамом. Звуки нашествия доносились и до жильцов двухэтажного дома?38 в окрестностях Таллина. Стекла в рамах дрожали, кровельное железо коробилось и трещало, и с кирпичных стен сыпалась красная крошка. Колонна зеленых военных грузовиков, въехав в портовый район, свернула на улицу Köie, где стоял этот дом. Отсюда было недалеко до причалов и в обычное время гудки океанских судов манили непосед и мечтателей в чудесные, дальние страны. Однако там не было жизни. Уже неделю замерший порт был блокирован советским флотом. Колонна, растянувшаяся вдоль улицы, остановилась. Дети и женщины, уставшие от долгого сиденья в кузовах на брезентовых мешках, спрыгивали на мостовую и потягивались, разминая суставы. Один из грузовиков затормозил возле дома?38, обитатели которого уже стояли на тротуаре с чемоданами и узлами. Расторопный и развеселый сержант под ручку с представителем муниципального управления г. Таллина, седовласым эстонцем со строгим лицом, искали входную дверь. «Парадного здесь нет,» подсказала им с тротуара морщинистая женщина в черном. «Вход через двор.» Пройдя через арку, они обошли строение и оказались у высокого крыльца с чугунными поручнями. Полукруглая двойная дверь, выкрашенная коричневой краской, была затворена и выглядела несокрушимой. «Что же так? Нас не ждут и не подчиняются властям? У меня ордер на заселение!» озлобился сержант. «Открыть немедленно!» Он взбежал по ступеням и громко постучал. «Пожалуйста, пользуйтесь звонком», открыла дверь белокурая женщина средних лет с печальным лицом. Глухое синее платье с черной вышивкой облегало ее стройную фигуру. Ее светло-серые глаза скользнули мимо сержанта на стоящего во дворе служащего муниципалитета. «Мы вас уплотняем,» сержант пророкотал с рязанским акцентом. Женщина сделала непонимающее лицо. «Г-жа Лаас, постановлением исполкома в вашу трехкомнатную квартиру сегодня въезжают восемь человек. Вот документ. Пожалуйста, ознакомьтесь,» муниципальный служащий открыл папку, поднялся на крыльцо и протянул ей справку. В его голосе слышалось сожаление. Женщина с трудом держала лист бумаги в дрожащей руке. От волненья она не могла сосредоточиться и начать читать. Губы ее плотно сжались, точеные брови собрались на переносице, нахмуренные глаза метали молнии, лицо покраснело. «Расмус, скажите ей, что мы их не выселяем,» сержант обратился к седовласому эстонцу. «Они могут оставаться в квартире, хотя элемент они контрреволюционный. Но сперва я обязан проверить наличность и удостовериться.» Поправив на голове свою пилотку, чтобы ловчей сидела, и пошаркав сапогами о коврик на крыльце красный командир уверенно шагнул через порог. Хозяйка, прижавшись к стене, посторонилась и отступила вглубь. Они осматривали комнаты одну за другой. Квартира была скромного размера, обставлена недорого, но изящно и со вкусом. Еще вчера здесь царила атмосфера уюта, безмятежности и семейного счастья. «Пианино, граммофон, радио, буфет, диван,» стоя посередине гостиной — столовой, сержант сверялся с описью мебели, сделанной накануне. «Стол обеденный, диван плюшевый, десять стульев. Да, ну и кубатура,» промычал он себе под нос. «Живет же буржуазия! И это все для четырех человек? И все им мало! От своей жадности гонку вооружений нагнетают…» Он обернулся к своему переводчику. «Скажите ей, что мебель передвигать из комнаты в комнату не разрешается. Теперь все это народное достояние.» Онемевшая женщина со всем соглашалась и кивала головой. Они проследовали в следующую комнату. Это была детская. Две худеньких девушки — подростка, сидевшие за письменным столом, испуганно вздрогнули и обернулись, увидев чужих в своем заветном гнездышке. Мужчины остановились на ворсистом ковре между белоснежными, накрытыми кружевными накидками кроватями. Опись продолжалась. Затем они перешли туда, что служило спальней хозяев. «А где ваш муж? На него у нас имеется ордер на арест!» Муниципальный служащий перевел. Замешательство охватило г-жу Лаас. Брови ее приподнялись, через лоб пробежали морщинки, зрачки расширились и уставились в пустоту. «Не знаю. Я его давно не видела.» «Когда появится, скажите, чтобы пришел в комендатуру. У нас к нему есть вопросы. Теперь о вас,» сержант тяжело посмотрел на хозяйку. «Мы вселяем на вашу бывшую жилплощадь три семьи командиров Советской армии. Две семьи успели обзавестись детьми, а третья еще нет. Мое указание вам — сидеть тихо, не бузить и оказывать им всяческое содействие и помощь.» «Где мы разместимся? Все комнаты уже заняты,» осмелилась подать голос женщина. «Это разве не комната?» он распахнул дверь в кладовку. Здесь восемь квадратных метров. И оконце есть под потолком. Вы все войдете!» Зареготал сержант и отправился восвояси.