Веселье продолжалось за полночь. Радиоприемник наигрывал пленительные вальсы, огненные танго и задорные фокстроты; все кто мог танцевать — танцевали; люди приходили и уходили; Магда и Вилли с внуками тоже зашли их поздравить; стало еще веселее. Летали конфетти и серпантин, хлопало шампанское, наполнялись бокалы и дым стоял коромыслом. Расшалившийся Эберхард залез на табуретку и под громкие аплодисменты собравшихся изобразил что-то из итальянской оперы. Забытая всеми Матильда Францевна дремала в своем кресле.
Глава 11. Зловещая прелюдия
Прошло десять лет. Надвигающаяся буря все сильнее раскачивала и бросала из стороны в сторону утлые кораблики человеческих судеб. Немногие из тогда живущих могли предвидеть грядущее несчастье; ведь тревожная сумятица газетных заголовков не касалась ни лично их, ни их близких. Как повелось издавна люди были заняты сами собою, предоставляя другим решать течения их жизней. Так происходило и с нашими героями.
Сообщение из Берлина 15-го марта 1935 года: сегодня утром рейхсфюрер Гитлер, в неожиданном, ошеломляющем заявлении осудил военные положения Версальского договора и объявил немедленную общую воинскую повинность в Германии. Герр Гитлер также заявил, что Германия, окруженная враждебными, вооруженными до зубов государствами, посягающими на ее территорию и суверенитет, вынуждена принять ответные меры для собственной защиты. Заявление отмечало пацифизм и стремление к миру германского народа и его нынешнего правительства и тот факт, что Германия в последние годы неоднократно заявляла о готовности присоединиться к планам разоружения, но эти планы всегда были отвергнуты другими державами. Позднее в тот же день двенадцатитысячная толпа фашистов, собравшаяся в столичном Дворце спорта с энтузиазмом и криками одобрения приветствовала выступление министра пропаганды д-ра Геббельса, который прочитал им воззвание о воинском призыве. В своей речи д-р Геббельс настаивал на том, что перевооружение Германии является целью сохранения мира как для Германии, так и для народов всего Европейского континента.
Сергей Кравцов, гражданин Третьего рейха и потомок ост-готов по материнской линии, как считало гестапо, несмотря на свое славянское имя, был призван в июне того же года в вермахт. К тому времени ему исполнилось тридцать лет. Закончив Technische Universität Bergakademie Freiberg — горную академию, он нашел работу инженера на производстве, обосновавшемся в отрогах Гарца, где в мрачных штольнях Раммельсберга уже двести лет добывались серебро, медь и свинец. Сергей был холост, весел и беззаботен. Семьей он так и не обзавелся и кроме случайных подруг и кратковременных связей, ничто его не обременяло; личная жизнь его была пуста, холодна и зябка, но беспокойство, жившее в нем, звало и толкало его в неведомые земли, к невиданным горизонтам, заставляя иногда вздрагивать и просыпаться по ночам. Со смешанным чувством любознательности и любопытства — он любил оружие и военных — Сергей предстал перед комиссией, которая, признав его годным, послала служить в Kriegsmarine — в военно-морском флоте.
Центральная рубка боевой подводной лодки U-323, построенной год назад в Голландии и спроектированной с учетом каждого кубического дециметра свободного пространства, едва вмещала рослое и объемистое тело нового курсанта, одетого в стандартную синюю форму подводника с эмблемой технической службы в петлицах. В отсеке было полутемно, светились огоньки приборов, пощелкивали реле. На штурманском столе лежала навигационная карта, на которой кружочком было обозначено положение их корабля, рядом с глубиномером поблескивали рукоятки рулей глубины и напротив каюты командира — перископ, опущенный в этот час. Уже целые сутки субмарина шла в подводном положении в глубинах северной Атлантики. Акустик в огромных наушниках, охватывающих его стриженную голову, склонился над эхолотом, вслушиваясь в бульканье и шипение, стук поршней и шум винтов судов, бороздящих далекие морские просторы; он пытался угадать откуда исходит опасность и предовратить ее. Находящийся за панелью управления вахтенный офицер обер-лейтенант Шмитке преподавал Сергею азы плавательной практики. «Самоуверенность — враг моряка. Мы много раз здесь крейсировали, но я всегда просматриваю навигационный маршрут. На карте нанесены точки поворотов и ориентиры. Не забудь изучить и таблицу приливов. Это поможет тебе вести судно. Задача, поставленная нам командованием, это доставка груза в наш гарнизон в проливе Маточкин Шар на Новой Земле. Я вижу твое удивление,» Шмитке осклабился,» это исконная советская территория, но все же это наша тайная база. У нас там причал и склады. Там мы разгрузимся, доставим и примем почту, и возьмем новый груз назад в фатерлянд. К твоему сведению, германские подводники пользуются богатствами Арктики еще со времен кайзера Вильгельма. Правда в те годы мы так далеко не ходили; ограничивались Землей Франца Иосифа и Кольским полуостровом. Сейчас германский флот огибает Чукотку и выходит в Тихий океан. Вся советская Арктика у наших ног. Что интересно, что хозяева об этом не подозревают. У них нет средств обнаружить нас.» Его верхняя губа вздернулась и он отрывисто засмеялся, обнажив неровные желтые зубы. «На субмарине пятьдесят матросов. Они обучены управлять и защищать ее. Мы вооружены торпедами. Они находятся в носовом и кормовом отсеках, а также парой сдвоенных зенитных пулеметов и 37 мм-овым орудием.» Голос капитана прервал объяснения. «Подняться на малую глубину в процессе подготовки к выходу на перископную глубину,» скомандовал он через интерком. Вахтенный повторил команду, «Подняться на глубину 22 метра! Рулевой, вперёд 1/3». Рулевой, сосредоточенный и молчаливый человек, сидящий рядом с вахтенным, водрузил свои руки на рычаги управления. Носовые и хвостовые плавники повернулись на пять градусов по часовой стрелке, сжатый воздух выдавливал воду из балласта, пол наклонился, звякнула посуда и лодка плавно пошла вверх. «Снизить скорость до четырех узлов,» передал Шмитке в машинное отделение. Капитан, худощавый блондин с суровым и слегка вызывающим лицом, левую сторону которого пересекал длинный, неровный шрам, вышел из своей каюты и поднял перископ. Его голубая форма была удивительно тщательно выглажена, редкие волосы расчесаны на пробор и впалые щеки свежевыбриты. Положив ладони на горизонтальные ручки, он прижал правый глаз к окуляру и повернулся по кругу, продолжая наблюдение. «Все спокойно,» наконец изрек он. «Близких контактов не обнаружено.» Он сделал курсанту знак подойти к перископу. Волнуясь, Сергей сделал шаг и заглянул в окуляр. Сумеречный морской пейзаж, лишь море и горизонт, предстали его взору. Под ровным слоем серых облаков насколько хватало глаз катились волны. Они отливали серебром и выглядели как рябое зеркало. Далеко к северу почти на линии горизонта маячил силуэт судна. «Что это?» осмелился спросить Сергей. «Это британский эсминец класса Джервис. Он сильно вооружен. В случае войны наша встреча с ним была бы нежелательна.» «Курс 013, расстояние 24,3 морских мили, движется вправо,» обьявил акустик. «Курсант, загляни ко мне в гости,» донеслись до ушей Сергея слова капитана. Повинуясь команде он последовал за ним. Диван с подвесной койкой, письменный секретер, умывальник и шкаф составляли убранство каюты. Отодвинув скользящую занавесочку, Сергей вошел. «Ты знаешь, что меня зовут командор Йозеф Вагнер. Я борец за идею и член НСДАП с 1925 года. А что у тебя за имя такое? Сергей Кравцов…» капитан с трудом выговорил, запинаясь, и развел руками, как бы в недоумении. Он сидел на диванчике, а Сергей, вытянув руки по швам, стоял против него почти касаясь головой какой — то толстой трубы на потолке. «Напоминает русское имя. Ты помнишь, что сказал фюрер о русских… Однако гестапо рекомендовало тебя как арийца. Все хвалят тебя. О тебе хорошие отзывы даже у гауляйтера. Я наводил о тебе справки. Ты из семьи героев. Твой родной отец пал сражаясь с красными в Сибири. Твой приемный отец Фридрих был непримиримым борцом с коммунизмом. Твой двоюродный брат Борис, летчик — испытатель, недавно был принят в Ваффен — СС. В чем же дело? Тебя бы не послали сюда, если бы была тень сомнения. Ты говоришь как немец, дисциплинирован как немец, трудолюбив и опрятен как немец. Тебе надо стать как все мы и не выделяться своим ублюдочным русским именем. Смени его. Стань, например, Куртом Бумбамбергом или чем-нибудь подобным. Понял?! Вопросы есть?!» «Вопросов нет. Буду стараться г-н капитан!» «Второе, о чем я хотел с тобой поговорить. Твое основное задание это не служба на моей субмарине, а миссия на островах Северного Ледовитого океана. Там тебя ожидают. Ты перейдешь в распоряжение полковника Рихтера. То, что ты увидишь — строжайшая тайна и ты дашь подписку о неразглашении. А пока у тебя месяц практики. У нас длинный переход во льдах. Мы из тебя сделаем хорошего моряка…Можешь идти.» До предела возмущенный Сергей пробирался по извилистому, как штольни Раммельсберга, коридору субмарины. Щеки его пылали, уши горели, глаза метали молнии. «Держи карман шире, Йозеф Вагнер,» кричал он внутри себя сo сжатыми добела губами. «Я люблю мое имя и никогда не сменю его!» Как угорелый, вызывая недоуменные взгляды, проскочил он кубрик мотористов и продолжил гонку. Сергей остановился и пришел в себя только в носовом отсеке. В приглушенном синем свете, падающего с ламп на потолке, койки с телами безмятежно спавших матросов находились в странной близости к тушам смертоносных торпед, расположенных на расстоянии вытянутой руки. Легкий храп смешивался с причмокиванием и бормотанием утомленных мужчин. «Германия! Что случилось с тобой?! Ты была терпимой и доброй, когда в 1921 году я приехал к тебе.» Он медленно побрел назад, закусив губу. «Куда все это исчезло? Как они изменились! Но это фашисты — это не немцы,» уговаривал он себя. «Но ведь многие немцы — фашисты.» Объяснение не получалось, оставляя ему головную боль. «Не так ли у меня на родине? Не все русские — коммунисты, но многие коммунисты — русские. Народ взбесился также, как и в Германии. Куда же нам, желающим мира и покоя, деться прикажете?» Он поморщился, пошел медленнее, глубоко вздохнул. Мысли его опять вернулись к разговору с капитаном. «Что за миссию готовят они мне в Сибири?» Он достал из бумажника семейную фотографию, сделанную в Ювяскюля. «Какими мы были молодыми и безмятежными пятнадцать лет назад. А Борис — то! Неужели это правда, что он вступил в СС?»