К вечеру следующего дня, когда Сергей и Ганс, усталые и взмокшие, месили ногами мокрый снег на пути домой, парторг Хлебников и капитан Бубнов, сидя за столом, попивали французский коньяк, закусывая его американским мармеладом и датской копченой колбасой. Разговор у них был неторопливый и обстоятельный, и все о вчерашних визитерах. «Не нравится мне Кравцов этот,» выдохнул, отправляя в рот конфетку, парторг. «Они мне оба не пришлись,» подтвердил капитан. «Вот и я говорю, скользкие они какие-то. Шпионы они, вот что я думаю. Как доберусь до НКВД, все о них сразу выложу.» В этот самый час Сергей и Ганс, перепрыгивая через проталины и обходя буераки, тоже обменивались впечатлениями о потерпевших кораблекрушение моряках. «Почему они такие оборванные и испуганные?» недоумевал Ганс. «Как же может быть иначе? Они пережили опасность.» «Мне кажется, не только это; они боятся друг друга.» Прошло три дня. В назначенный час путешественники вернулись в подскальный грот и доложили о своих приключениях. Обеспокоенный полковник Рихтер послал шифрованную радиограмму в Берлин. Ответ не заставил себя ждать. В нем значилось: «Всех красных на нашей базе без промедления уничтожить.»

Высшее германское командование рассматривало русскую Арктику как мощную сырьевую базу, как кладовую сокровищ, лежавших открыто и без всякого присмотра. Оно широко использовало знания и профессиональную экспертизу Сергея Кравцова, посылая его в далекие экспедиции. Вместе с другими немецкими геологами побывал он на Таймыре в поисках урана и нефти, на Северной земле открыл оловорудное месторождение, а на острове Колгуев обнаружил неисчерпаемые запасы гуано. Задумывался ли Сергей, что его работа идет на благо злейшего врага России? Конечно. Но была ли это та Россия — страна Пушкина и Лермонтова, Чайковского и Мусоргского, Менделеева и Сикорского, о которой его мать напевала ему в колыбели? Нет, это был Советский Союз, где советский народ, порабощенный советской властью корчился от боли, вздернутый на дыбе. Зачем помогать палачам? Была ли для народа разница на каком языке изъясняются его мучители? В 1937 году его демобилизовали и он вернулся к своей гражданской работе в штольнях Раммельсберга. Но каждодневное существование простых людей с каждым годом становилось труднее и опаснее. Искры войны летали по Европе, угли шипели, дымили и возгорались, конфликт следовал за конфликтом, заставляя самых предвидчивых задумываться о дальнейшем. Уже год как шла гражданская война в Испании, Италия оккупировала Абиссинию, а в Австрии и Адриатике завязывались новые узлы столкновений.

В Айнхаузене на ежегодном семейном съезде Зиглеров и Кравцовых не было другой темы, как предстоящие боевые действия и судьбы Германии и России. День был весенний, солнечный, тихий и собрались они в цветущем яблоневом саду перед флигельком, в котором доживала свой век одна — одинешенька Зинаида Андреевна. Повзрослели и разлетелись по белу свету птенцы из родительского гнезда — Борис, Аня, и Сергей и, даже сестра ее родная, Наталья жила теперь своим домом в новой семье. Двенадцать лет прошло после смерти мужа, но Зинаида Андреевна не снимала траура. Она исхудала, волосы поседели, спина согнулась, ей казалось предательством жить и радоваться жизни. «Фридрих бы нашел выход. Он всегда был готов воевать. Будь он моложе, и в других обстоятельствах, он был бы превосходным бойцом вермахта,» сидя за столом, она обращалась к Наталье Андреевне, которая держала на коленях десятилетнюю Матильду. «Совершенно верно,» воскликнул расположившийся рядом с ней Эберхард. После третьей кружки пива он покрылся потом и хмель ударил ему в голову, однако держался он молодцом, не шатался и язык его почти не заплетался. «Мы величайшая раса на целом свете! Немцы — лучшие изобретатели, ученые и мыслители! Наша промышленность — лучшая в мире и наша армия, авиация и флот на голову разобьют любого противника, который осмелится встать у нас на пути!» «Да утихомирься ты, упырь желтоглазый,» толкнула его локтем в бок Наталья Андреевна. «Быстро ты наклюкался в этот раз. На-ко, кисленького пососи,» она протянула мужу ломтик лимона, который Эберхард покорно положил себе в рот. «Война начнется, опять женщинам плакать,» Наталья Андреевна явно была на стороне пацифистов. «Хуже всего нашим бабам. Плакали они в революцию, плакали в гражданскую и сейчас в чистки сталинские плачут. Неужели никогда им просвета не будет? А ты война говоришь…» «Прошло двадцать лет, но мы день и ночь скорбим о нашем погибшем сыне,» Магда утерла невольную слезу. Она и ее благоверный занимали места на другом конце стола и слышали каждое слово. Супруги немного постарели и пожухли, но выглядели прекрасно для своих пятидесяти лет. Магда перевела свои печальные глаза на Вилли, который пытался расчленить на тарелке венский шницель. «Никто не хочет большой войны, поэтому она никогда не случится,» заявила она с уверенностью. «Правительства гнут свою линию, не спрашивая никого,» высказался Вилли. Ему удалось откромсать порядочный кусок жареной свинины и отправить его в рот. Его глаза зажмурились от удовольствия. «Боюсь, что впереди нас ждут большие неприятности. Деньги обесценятся. Пора покупать золото.»

Компания, обосновавшаяся за соседним столом, по возрасту была очень разнородной. Там были Борис и Сергей, вполголоса оживленно беседующие о пережитом; там была кучка четырех — пятилетних детишек, пристающих к папе и требующих его внимания; там находилась уставшая Эльза, неустанно следившая за порядком в ее большой семье. Наконец — то Эльзе удалось увлечь детей игрой в сборную картинку, на которой чудо-воин, устанавливал на вершине горы черно-белo-красный флаг со свастикой; в тот же самый момент она умудрялась кормить с ложечки своего самого маленького и непослушного морковным пюре. Дo нее долетали отдельные слова мужчин, но она теряла нить разговора. «Соотношение сил между Германией и СССР в пользу последнего. Советские превосходят нас в количестве солдат и вооружения,» вытянув руки перед собой говорил Сергей. «Никита Калошин утверждает, что у Сталина самая большая армия в мире. Коминтерн готовится к нападению.» «Откуда Никита может знать? Oн не военный.» «Ты разве не знаешь, что он активный член РОВС? У них есть на той стороне агентура и данные извлечены оттуда. Они постоянно переходят границу СССР.» «Если Никита попадется, то красные запытают его до смерти и твоя сестра останется вдовой. У них же я слышал двое детей.» «Да. Я все время пытаюсь его отговорить. Ну, а ты когда женишься?» Сергей что есть мочи замотал головой. «Никогда. Я закоренелый холостяк.» Оба замолчали. Рядом с ними детишки закончили складывать одну картинку и начали другую. Они спорили и не находили согласия: куда уместить усики Гитлера? Пробовали так и эдак и все выходило вкось. Поднимался спор, шум и плач. Эльза, отложив ложку, вмешалась и разгадала мистерию. Счастливый смех и улыбки были ее наградой. «Вот я и думаю, вступал бы ты в наши ряды безоговорочно и до конца,» Борис оторвал глаза от своей семьи. «Ты же весь наш. Тебе верят, ты работаешь на рейх, ты укрепляешь наш военный потенциал. Тебе давно пора вступать в НСДАП. Я тебе дам рекомендацию. Найдем еще партийных товарищей, которые поддержат тебя. Вон, тот же Эберхард не возразит, а он влиятельная фигура в наших кругах.» Борис, по случаю визита к маме сменивший свою эсэсовскую форму на штатский светлый костюм, привстал. Непроизвольно левая рука его толкнула и опрокинула бутылку со шнапсем. Его волосы растрепались, глаза горевшие фанатическим огнем уставились куда-то в недостижимые дали. Oн запел знаменитый марш Хорста Весселя: «Знамёна вверх, бойцы ряды сомкните, Идут СА — коричневые львы. Бойцы, убитые руками красных, Незримой силою встают в наши ряды.» «Хайль Гитлер!» выкрикнул Эберхард, подпевая со своего места. Эльза с тревогой смотрела на них, но дети восхищались папой и вытянули свои ручки в нацистском салюте. «Иди, брат, холодной водой умойся,» посоветовал ему тихим голосом Сергей. Борис скоро вернулся. Его расчесанные на пробор светлые волосы были влажны. «Моя работа требует ясного мышления. Алкоголь отвлекает и замедляет мою реакцию. К утру все пройдет.» Он уселся на прежнее место и подперев рукой подбородок, погрузился в размышления, которые казалось не давали ему покоя. «Ты можешь догадываться, что наш фюрер скоро поведет нас в поход против всего мира,» произнес он изменившемся голосом. «Правда, наши союзники незначительны, кроме пожалуй, Японии и Италии.» Сергей с изумлением смотрел на него. «В своем ли вы уме? Подобное происходило двадцать лет назад и закончилось нашим разгромом.» «Вот именно — двадцать лет назад. Сейчас все иначе. Мы создаем снаряжение и машины, которых не было в истории человечества. Они будут сражаться за нас. Это наше секретное оружие и я принимаю участие в разработках.» Он сделав паузу, коротко и пронзительно взглянул на Сергея. «Я рад, что ты говоришь «наши». Германия близка тебе.» «Германия дорога мне,» ответил Сергей с сильным душевным порывом. «Ты же помнишь как в двадцать втором году нас встретили, приютили и обогрели. Мой дом и семья здесь, здесь мне доверяют, здесь моя жизнь. Однако, я русский по крови и переживаю за мою родину. Я надеюсь, что тем безумствам, которые творит Сталин, когда — нибудь придет конец. Но уйдет ли коминтерн из России? По добрoму — никогда. Возможно, что со временем он переродится. Такое уже бывало в истории. Бандиты захватили знаменитый дворец, убили его хозяев, а сейчас присвоив себе чужое имя и собственность, стали величать себя «русскими», по имени убиенных ими прежних владельцев. Хотя действительно, среди этих выродков можно найти этнически русских и язык, на котором бандиты общаются между собой, остается русским.»