Заметное общественное положение, прирожденной скрытности и даже некоторая мужская закомплексованность не позволяли Астору посещать заведения Сохо, где подобная экипировка стала уже традиционным для представительниц известной профессии. Астор не питал так же интереса к просмотру парнографических журналов и фильмов. Раструб лакового голенища, прижатый к обнаженному мускулистому мужскому бедру и белая ягодица в колкой траве, выхваченные зорким взглядом покидающего замок Магистра тревожно сигналили в его смятенном сознании.

Лола не ждала якобы уехавшего на континент любовника и была удивлена даже не столько его внезапным вторжением на рассвете, сколько деловым видом, с которым Джон распахнув дверцы гардероба, стал выбрасывать оттуда ее одежду и обувь. Лола решила, что срок ее пребывания в содержанках Астора истек и послушно натянула выбранные любовником из кучи барахла сапоги. Но вместо объяснений и ссоры Джон нетерпеливо бросил девушку на ковер, сорвав нежнейший дорогой батист ночной сорочки, и попытался осуществить в обстановке бело-золотой спальни то, что видел на сыром, туманном газоне. Вышло не так уж захватывающе-порочно, но менее скучно, чем на мягком пружинящем матраце…

– Черт, все же в этом Лиффи что-то есть… Сатанизм… мерзкая и притягательная дьявольщина…" – думал Астор, собираясь на майский "эстабат" и обдумывая план действий. Да, ему придется выступить со своеобразной проповедью, напомнить, что важнейшей задачей Братства является раскрытие высшего предназначения человека и пути его соприкосновения с Богом… Он должен остановить заразу, распространяемую Клифом.

Джону Стивену Астору недавно исполнилось тридцать пять

– возраст для политика вовсе небольшой, но самый опасный в сохранении незапятнанного реноме. Журналисты так и вились вокруг в преддверии очередной предвыборной компании, выискивая компромат на главных претендентов. Наиболее уязвимым местом в биографии Астора был его развод с женой, состоявшийся еще десять лет назад, после чего стойкого холостяка никто не смог бы обвинить в беспорядочных внебрачных связях. Для Лолы Вуд, буквально подобранной Джоном на улице голодной, шестнадцатилетней сироты, Астор перестал быть добрым дядюшкой всего полгода назад. Причем ему не пришлось даже стать соблазнителем. Смазливая девушка подрабатывала на панели в рабочем предместье с тринадцати лет и сочла своим долгом "расплатиться" с за благодеяния с благородным джентльменом. Но эта связь оставалась хорошо скрытой от глаз общественности под личиной благодеяния. Не приходилось Астору слишком опасаться за свою карьеру и в связи с руководящим постом в Ордене Золотого утра. Его участие в этой организации, соблюдавшей строгую секретность, доказать было трудно, к тому же, в результате изменений английского законодательства, колдовство впервые за много веков, стало вполне легальным занятием. Колдовство, но не свальный грех!

Но вот теперь, с помощью этого наркомана Лиффа, противникам Астора не составит труда скинуть "мага" с коня – стоит лишь какому-нибудь любопытному писаке сунуть нос в Долину спящей лилии. Заснятые там кадры будут стоить Астору изрядной доли его состояния, если, конечно, не плюнуть на политическую карьеру и не перепродать материалы в порно-журнальчик. Джон Астор криво усмехнулся своему отражению, в котором уже было нечто карнавальное. Он всегда уезжал на "эстабат" в собственном спортивном самолете, заявив друзьям, что отправляется в деловую поездку или на охоту.

Астор любил свой тирольский костюм, в котором обычно покидал дом, отправляясь на охоту: замшевая бутылочного цвета куртка, фетровая шляпа с круто загнутыми узкими полями и пышной кабанье кисточкой на боку, бриджи, заправленные в высокие сапоги. У него было прекрасное, перешедшее по наследству от деда охотничье снаряжение и отличная псарня в замке Галлем, куда он теперь и направлялся.

Критически оглядев свою высокую поджарую фигуру, Джон остался доволен: некоторую узкоплечесть скрывал удачный покрой куртки, а легкая кривизна ног приобретала мужественную привлекательность. Его продолговатое лицо с крупным носом, глубокими близко посаженными глазами и насмешливо сжатым ртом так и просилось на портрет в фамильную галерею.

Правда, куда больше он нравился себе в черном широком плаще из шелковистого сукна, прикрывающего гладкий камзол, украшенный массивной цепью с печатью Ордена. Облачившись в одеяние Магистра, Астор перевоплощался внутренне, ощущая в себе какие-то иные желания и возможности. Его глаза в прорезях маски сверкали вдохновением, а тонкий хрящеватый нос придавал всему облику средневековую живописность – уж если можно было выбирать образ, в котором лорд Астор предпочел бы запечатлеть себя на полотне в память потомкам, он выбрал бы этот.

В башенной комнате замка Голлем тайный советник становился могущественным Maгистром, наслаждавшимся ролью проповедника тайных знаний, а также преклонением "братьев" и, особенно – Верховной жрицы, разделяющей с ним власть.

Являясь матриархальной религией, колдовство, помимо верховной идеологической и организационной инстанции, представляемой Магистром, нуждается в центральной женской фигуре, исполняющей ведущую роль во всех ритуальных действиях. Однако Верховная Жрица и ее помощник -Рогатый бог плодородия, являются скорее элементами театрализованных представлений, в которые превратились "эстабаты", чем полномочными лицами руководства Ордена.

Жрицу и Рогатого бога выбирали все члены Братства, и не удивительно, что на протяжении последних трех лет эти титулы принадлежали Дзидре Велс и Клифу Уорни, пользовавшимся фанатическим влиянием в Ордене. Поговаривали, что Дзидре, статной как Юнона певице уже за сорок. Но ее могучее контральто украшало ритуал зычными раскатами, уходящими под замковые своды, а обнаженная левая грудь, не скрываемая черной перевязью, выглядела великолепно то ли благодаря силиконовой пластике, то ли колдовским чарам благосклонных к Жрице Богинь любви и вечной молодости.

"Эстабат" начинался в полночь. У Джона Астора оставалось более часа для того, чтобы выслушать доклад своего помощника. Его полукруглая комната с четырьмя узкими высокими окнами, выходящими на все стороны света и винтовыми лестницами, ведущими как вниз, так и наверх – в чердачный кабинет, освещалась тяжелым напольным канделябром с семью черными свечами. Хотя идеология братства основывалась на раскрепощении благих сил природы и человека, декоративная часть его ритуалов сильно расходилась с церковной. Древние фольклорные пантеистические настроения, выражающиеся в заповедях Ордена, соединялись с мрачноватым сектанством, культом секретности и черного цвета. Черные маски, средневековое облачение, старинные фолианты и вся атрибутика колдовских ритуалов, пришедшие из глубинных веков, придавали "эстабатам" колорит таинственности и вневременной значительности.

Первый помощник Магистра – лысый мужчина неопределенного возраста доложил программу Белтейтна и количество собравшихся братьев. Уикка обещала быть интересной: ровно в полночь – посвящение в ведьмы новой послушницы, представленной по рекомендации Клифа Уорни, и прошедшей надлежащую подготовку. Затем до самого рассвета по старинному кельтскому обычаю будет происходить служба "пробуждения" в знак слияния с животворными силами природы. Это значит – массовое ритуальное празднество у костров на берегу озера, превращавшееся в последние годы в безобразную оргию, которую так боялся Астор.

Магистр пробежал глазами листок желтоватого пергамента с начертанной красными чернилами настоящим гусиным пером Программой и задумчиво посмотрел на Первого помощника.

– Она уже здесь?

– Кто, Магистр?

– Эта посвящаемая от Nihil? – Согласно уставу все члены Братства получали при посвящении имена. Уорни выбрал себе многозначительное латинское Nihil – Ничто. – Тогда пригласите ее ко мне.

Через пять минут Maгистр созерцал появившуюся на пороге высокую фигуру. Голова склонена, капюшон серой грубой шерсти опущен до глаз, кисти рук крепко сцеплены, так что белеют сквозь тонкую кожу суставы.