– Катюша, – говорит. – Плиз!"

– Джаст э момент, – ответила Ланка, поразив девчонок и броси– ла небрежно через плечо:

– Нин, постой за меня. Иностранная делегация вызывает.

У самого магазина, привлекая внимание общественности, толпившейся у ящиков с длинными огурцами, стоял сверкающий автомобиль. "Грузинчик" распахнул перед Сдветланой дверь и она бухнулась со своим животом на заднее сидение, прямо под бок к Хосейну. Чмокнула горячо его в смуглую щеку, отмечая, что не набрасывается тот на нее с поцелуями, а пялится на живот. Потом руку протянул, дотронулся до натянутой барабаном трикотажной юбки и спросил:

– Мой беби?

– Твой, твой, можешь не сомневаться. Севен мандс, – и показала семь пальцев. Хосейн закачал головой, забормотал что-то по-своему, поминал, видимо, Аллаха, погрустнел. И было Ланке ясно, что огорчен он не ее проблемами, а тем, что ни "фри лав" ни "фак" сегодня не получится. От ворот, значит, поворот. Помолчали.

– Бай-бай, Катюша! Спасьибо, – сказал шах по-русски не к месту и "грузинчик" высадил даму из авто. Осталась она стоять среди огуречной очереди, обалдевшая, глядя вслед шустро умчав– шейся машине. Даползла к себе в отдел на второй этаж. Набежали девчонки с вопросами. Ольга даже окошечко кассы под носом очереди захлопнула: "Экстренная пятиминутка о международном положении" – и с вопросами к Ланке:

– Что? Как? Сам прикатил?

– Порядок. К себе в страну хотел прямо сейчас забрать. Ну ничего не соображает – мне же документы надо оформить! Опять же – брак надо здесь заключать для выезда… А он говорит, только там, по их законам. – Ланка импровизировала на ходу. – Будем думать вместе, решать все постепенно…

– Да куда уж там, постепенно – живот на нос лезет, – вставила Завиха, сомневавшаяся в Ланкиных байках.

Но все же, когда родила Светлана в сентября мальчонку, пришла в Роддмо Завиха одна из первых, апельсинов принесла, сказала, что премию и матпомощь на нее выписала.

– Девчонки там твоему парню на приданое скинулись. Коляску Зойка от своей Анюты отдает. Ничего, что розовая, зато импортная… Молоко-то есть? Не грусти, Кончухина, мы его в ведомственные ясли устроим, в жильем как-нибудь поможем… Ты же все-таки не в гостях – на Родине…

Назвала Светлана парня Максимом. Красивое имя и ему очень подходит: смугленький, будто только что из Сочей, черново– лосый, горластый. Ланка его головку издалека на каталке, раз– возящей мамашам младенцев, примечала: одна кучерявая, словно в шапке, среди белесых и лысых.

Притащился Максима в полуподвал. Мать от счастья развезло

– плачет и плачет, даже крестится – откуда у нее это? Пить перестала – над внуком бдит. Целый мешок одежонки ему притащила, кто-то из офицерских жен, наверное, на бедность собрал. Жаль, что Женьки где-то с цирком гастролирует, вот удивилась бы!

Похорошела после родов Светлана, хоть и ночей не спала – а румянец во всю щеку, стать новая в фигуре появилась – женская, гордая. Не будет она по углам жаться, позор свой скрывать – вон мальчонка, как игрушечный, только нос кнопкой, здоровенький, ладный, уже из коляски норовит выбраться.

– Здравствуй. Ты очень красивая, – подошел откуда-то сбоку Амир, словно вынырнул из кустов к скамеечке в сквере, на которой расположилась, покачивая коляску, молодая мать.

– Вот супрайз! Я думала, ты уже восвояси отбыл, сват! -не порадовалась встрече Светлана. Ведь ни разу не подали ей весточки арабские кобели. Нагуляли дитя – и забыли.

– Я только вчера вернулся. Надо вещи взять, документы и опять домой ехать. Воевать буду. У нас там плохие дела – революция!

– Чего-чего? – удивилась Лана. – Против кого революция?

– Против Хосейна. Хотят его семью власти лишить. Вот здесь тебе от него подарок, – Амир протянул пухлый конверт. – Ты жди. Искать тебя будет.

Но Лана поняла, что ждать бесполезно. Надо новую сказку про войну и антисоветскую революцию сочинять… А в конвер– те… в конверте были зелененькие крупные купюры.

Когда девчонки поменяли Ланке через кого-то эти доллары на сертификаты, она жутко разбогатела. Даже половины не смог– лал сразу в "Березке" потратить, хотя набрала все, что душе угодно. Выглядела Светлана теперь с хосейновскими подарками, как никогда – загляденье! Когда выходила гулять на бульвар в шубе голландской под зебру с импортной коляской, в которой восседал мальчоночка – весь с иголочки: в финском комбинезончике и красных сапожках, все аж оборачивались. Особенно часто крутился теперь возле Ланы некий Игорек. Этот парень, уже почти выпускник, приехавший в Училище откуда-то с Алтая, был единственным серьезным претендентом на роль законного супруга. Уже трижды за два года делал он Светлане предложение, покорно снося ее измены, или веря ее наглым вракам. В сущности, у нее с Игорем ничего особого и не было – несколько почти символических эпизодов робок он был, да и на жениха не тянул. Встречалась Ланка с ним скорее из жалости – хилый какой-то, затюканный, а смотрит на нее как на королеву жарко и предан– но. К беременной Светлане подступиться боялся, верил слухам про иностранца-жениха, но когда родила она безотцовщину, зая– вился с георгинами и прямо с порога:

– Светлана Витальевна (надо же, отчество вспомнил, она и сама забыла – "Витальевна!"), мне все равно, чей это ребенок. Я не антисемит и не куклуксклановец какой-нибудь. Выходи за меня – будем вместе растить. И чуть не прослезился: губы дрожат, нос покраснел, глаза испуганные, кроличьи.

– Ладушки, Игорек. В ЗАГС пока не побежим, посмотрим, как дело пойдет – примирительно потрепала его по щеке Светлана. – Но ты у меня будешь "самый главный поклонник…"

– Ага, в запасном составе значит, – осклабился вдруг тот по-собачьи, вроде даже, как шерсть дыбом встала. Но быстро остыл, смирился. Так вокруг Светланы и вьется – то на детскую кухню в воскресенье утром сбегает, то постирать поможет и при этом – никаких требований. Выжидает.

…Максиму исполнилось восемь месяцев. Он визжал в пласт– массовой ванночке, отбиваясь от подступившей с мочалкой бабы Раи, когда отворилась в прихожую дверь, потянуло сырым сквоз– нячком.

– Ну кого там еще несет, блин! – гаркнула Ланка, наливая в кувшин горячую воду. – Дверь закройте,обормоты, ребенка простудите! Обернулась и расцвела:

– Женька!… Уж и не ждала!

– Не могла я приехать, Лана… Да потом все, потом расскажу. Дай-ка мне подержать этого здоровячка! – Женя протянула руки и прижала к груди завернутого в простыню, заводящего гневный ор мальчика.

– Ого! Тяжеленький! У тебя-то как?

– Сама видишь, подружка – все о кей! – ослепительно улыбнулась Светлана. – Максимом зовут.

Кое-что про Светлану было известно Жене из материных писем, кое-что через знакомых, но все как-то смутно, с привкусом скандального анекдота. Сама Ланка переписки с подругой не поддерживала, ясно теперь почему – не до посланий было, не хотелось комедию ломать, а плакаться она не любила. Другое дело вдвоем на кухне, прикрыв дверь в комнату, где над спящим внуком сидела Чекануха, просматривая с отключенным звуком передачу "От всей души" с любимой ведущей Аллой Леонтьевой. Все выложила Светлана подруге в тот же вечер, вернее ночь, так как засиделись они чуть не до утра.

– Ох и не знаю, Лан, что тебе посоветовать, – вертела Женя выложенное на показ бирюзовое ожерелье. – Может, все же, получше к Игорю присмотреться? Мы ж теперь с тобой бабы ученые, жизнью тренированные. "Не все то золото, что блестит" – это прямо про цирк и про твоего восточного царька сказано. А еще, думаю, предстоит нам с тобой освоить народную мудрость "стерпится – слюбится". Ты мне Игорька покажи, может, не чего в его индивидуальности не допонимаешь?

Но когда увидела Женя Игоря, прогуливающего вместе с Ланой воскресным вечером колясочку с Максимом, задумалась, на что подругу вдохновить. Смотрит парень искоса, недобро, отмалчивается. Вздохнула только Евгения: