– Долго он был на ТЭЦ?

– Да, дольше всего. Жрать уже очень хотелось, а его все не было. Потом доставил его в штаб. С утра хотел уже в Куйбышев отвезти, а он здесь, оказывается, окно разбил, приказал ехать на кладбище. По метели туда добирались, там пару часов проторчали, потом привез в лагерь. Вроде все.

– А 29 ноября он где был?

– Весь день в штабе, – ответил Чернецов и махнул рукой Сереже, чтобы тот вышел. – В общем, Дед, времени у тебя до завтра. Если справишься без шума – отблагодарю, если по зоне пойдут слухи, накину срок до конца жизни. А если не найдешь Неверова, лучше сам себе горло перережь. Все ясно?

– Так точно, гражданин начальник. Только мне до лагеря доехать как-то надо.

– Подожди в зале, мне с Сережей надо переговорить, он тебя потом подкинет.

Седой зэк прошел в соседнюю комнату, столовую, судя по оставшемуся тонкому запаху еды, дразнившему голодный желудок, выдвинул один из пяти стульев. В комнату вошла Зоя, села напротив и закурила. Лицо у нее было уставшее, похоже, что она не спала всю ночь.

– Ты Дед? – Седой кивнул. – Что ж, приятно посмотреть на человека, находящегося в говне глубже, чем я.

– Зоя Геннадьевна, вам достаточно прогуляться вдоль колонны, идущей с работы, чтобы получить массу удовольствия от созерцания тысяч таких людей. А вот насчет меня вы ошибаетесь.

– Ты знаешь, как меня зовут?

– Приходится быть догадливым и запоминать имена. Хотите, я объясню, почему вы не правы? За папиросу.

– Получишь всю пачку, если расскажешь мне то, чего я не знаю. – Зоя бросила папиросу через стол.

– И спички, если можно, меня с утра обокрали в политотделе, – ловя коробок и закуривая, пояснил седой зэк. – Что касается уровня говна вокруг меня, Зоя Геннадьевна, то его количество настолько велико, что незначительные колебания картины не меняют. Времени у меня мало, поэтому сразу перейду к сути. Серов имеет далеко идущие планы на ваш счет.

– Не тянет на пачку, – откинула волосы Зоя, кривя рот в усмешке.

– Может быть. Но в связи с событиями последних дней ваш отец может попасть под следствие раньше, чем вы думаете. Когда начнется расследование, в допросную станут вызывать и родственников, а там, как правило, происходят всякие неприятные вещи. Постойте, не перебивайте – я голоден, избит, стар, я полностью в дерьме, и с этой позиции позвольте дать вам совет. Прямо сейчас, сразу после нашего разговора, возьмите документы, побольше денег, а они у вас в семье имеются, и езжайте в Куйбышев, а оттуда – на самый долгий маршрут, какой найдется. У вас впереди может быть целая жизнь или всего пару недель, зависит от вас.

Зоя сидела молча, спрятав глаза за ухоженной ладонью. Усмешки на ее губах больше не было.

– Собирайся в лагерь, – бросил появившийся в дверях Сережа.

– Сергей, ты скоро вернешься? Отвезешь меня потом в Куйбышев к подруге?

Водитель кивнул. Зоя посмотрела на седого зэка и протянула через стол пачку «Герцоговины Флор».

– О чем говорили с Зоей?

– О говне, – садясь на переднее сиденье, ответил зэк.

– Ты, Дед, в этом специалист.

– Потому и востребован. Довези меня до того места, где ты оставил Неверова.

Автомобиль вновь проехал через шлагбаум и оказался в Безымянлаге. За эти три дня седой зэк покидал лагерь больше раз, чем за последние шесть лет.

– Вот здесь. Точно на этом месте, – останавливая «ГАЗ-61», сказал Сережа. – Поймаешь падлу, передавай от меня привет.

Вокруг не было никого. Снег истоптан, разбираться в следах, даже если бы седой это умел, было бесполезно. Он осмотрелся в поисках места, где можно спрятаться. В чужом бараке сдадут дневальные, значит, надо идти к стройкам, где есть много мест, чтобы укрыться. Но поблизости таких не было. Седой зэк закурил и выпустил дым. Дым полетел тонкой прозрачной струйкой, чтобы где-то там наверху смешаться со смогом гигантской трубы. ТЭЦ прекрасно просматривалась. Пробраться туда днем незамеченным невозможно, но ночью вполне выполнимо. Седой зэк улыбнулся, втаптывая окурок, и зашагал к столовой.

– День добрый, дорогой Дед. Почему завтрак кушать не пришел? – встретил его у двери поддельный акцент Ахметова.

– В допросной меня все утро пиздюлями кормили.

– Из-за вчерашнего? Садись, рассказывай, сейчас все принесут, – сгорал от любопытства Султан. Скрываться было не от кого, кроме них в столовой находились только повара. – По лагерю уже столько слухов ходит.

Седой зэк не спеша описывал события вчерашней ночи, не скупясь на детали попойки в блатном бараке, и наслаждался жареной картошкой на сале, белым хлебом, намазанным настоящим сливочным маслом, и крепким чаем.

– Получается, вы с Маляром одни из всей бригады живы остались, – подливая заварку в быстро пустевшую чашку, говорил Ахметов. – Будут новую сотню набирать, а пока ты за главного, дорогой Дед.

Заведующий хотел развить свою мысль, но в столовую вошел невысокий человек с почерневшим синяком под левым глазом. При его появлении Ахмед скривился, но встал встречать гостя с улыбкой.

– Товарищ Валентинов, пришли описать трудности пищевого блока или просто покушать?

– Поесть хотел, Ахмед, у всех должен обед быть.

– Всегда рады труженикам пера, проходите. Позвольте спросить, где вас так угораздило?

– Что? Синяк? Упал на стройке, репортаж делал.

– Ай-ай-ай, – покачал головой завстоловой, ни на секунду не поверивший, что на кулак можно упасть. – Не бережете себя, товарищ Валентинов, присаживайтесь. Вот посмотрите, как наши ударники обедают, как в ресторане, напишите об этом, не забудьте.

– А вы по какой специальности будете? – присаживаясь к седому, спросил Валентинов.

– Я сварщик. А вы журналист?

– Репортер, редактор и наборщик «Сталинской стройки».

– Полезная газета, она меня часто выручала. – Седой зэк спрятал улыбку за глотком чая.

– Хорошая, но можно и лучше. Расскажите, насколько норму перевыполняете? Как вас поощряют за самоотверженный труд? Поучительный получится материал.

– Вне всякого сомнения, – подливая себе чай, ответил зэк. – Норму перевыполняю, насколько сил хватает, свариваю, что могу, с подъема и до поздней ночи.

– Вы и ночью работаете?

– Еще ни одну целиком не проспал, – не соврал седой зэк. – И, разумеется, за свой труд, за то, что встал на путь исправления, начальство меня всячески поощряет.

– Вы не против, если я запишу?

– Я даже за. Записывайте. Товарищ Серов, лейтенант НКВД из политотдела, обещал мне в личной беседе досрочное освобождение еще до конца зимы. Примерно о том же со мной говорил и главный инженер лагеря товарищ Чернецов. Он вообще готов был освободить меня прямо сегодня, но я убедил его, что много еще работы, рано мне уходить на покой.

– Странно, что я о вас раньше не слышал, как ваше имя?

– Вот это не для печати, не люблю себя выпячивать. Если надо как-то назвать меня, напишите Дед, меня все здесь так называют.

– А почему так?

– Наверное, я старший в коллективе, вот поэтому. Хватит вам на статью? А то мне пора. Сваривать и сваривать еще. Ведь если я норму не перевыполню, считаю, что вообще не выполнил. Легкого вам пера, товарищ Валентинов, и пишите побольше репортажей. С мест, как у вас говорится. Спасибо вам за обед, товарищ Ахметов. У вас здесь есть телефон? Хочу позвонить своему бригадиру, он очень переживает за мою дневную норму.

Заведующий, всю беседу посмеивавшийся за спиной Валентинова, с улыбкой кивнул и проводил седого зэка через вонь кухни в маленькую комнатку. Зэк спросил у Ахметова номер Берензона и набрал цифры.

– Товарищ Берензон, я думаю, вы уже в курсе? Да, хорошо, это я учел. Вы не могли бы мне помочь? Мне потребуется грузовик ближе к вечеру, пришлите, пожалуйста. К моему бараку. Ничего, я подожду. Не волнуйтесь, я знаю, где он. Свяжусь к ночи, когда все будет сделано.

– У вас плитка на полу отходит, вон та, в углу, – указал седой зэк Ахметову, весь разговор бесцеремонно стоявшему в комнатке.