— Здравствуйте, проходите. — предложила я, т. к. непохоже, что он сам догадается это сделать.

Елизар поспешно подошел, отдал мне цветы, сел в предложенное кресло и застыл в нем в напряженной позе. Из моих новых воспоминаний всплыла четкая уверенность, что Елизар всегда робел в моем присутствии и чувствовал себя крайне неловко.

— Моника, — позвала я подругу, — посоветуй, чем мы можем угостить нашего гостя и неплохо бы позаботиться об этих прекрасных цветах.

— Я уже заказала кофе и пирожные. — быстро сказала она, забирая у меня цветы и направляясь к свободной вазе.

— Кофе, это прекрасно. — сказала я с милой улыбкой, глядя на нашего гостя. — Чем обязана?

— Я случайно узнал, что вы нездоровы и взял на себя смелость вас проведать. — слова явно обжигали ему горло.

— Очень любезно с вашей стороны и, я бы сказала, неожиданно.

— Ну, почему же неожиданно? — на его загорелом лице проступил румянец, — Мне казалось, что мой интерес к вашей персоне более чем очевиден.

— Что ж, благодарю за заботу, это обычная простуда, которая к счастью уже проходит. — продолжила улыбаться я.

— Это все что я хотел узнать, теперь позвольте откланяться, я и так был слишком настойчив.

— А как же кофе?

— Как-нибудь в другой раз. — Елизар встал, картинно поклонился и направился к двери.

— Я вас провожу. — немедленно оживилась Моника.

Как только за ними закрылась дверь, Дарий вылез из шкафа, его настроение явно ухудшилось.

— Мне это не нравится. — прошептала я.

— Я думаю, он получил то, ради чего приходил. — кривая усмешка исказила бледное лицо, а в глазах зажглись недобрые огни.

— Ты о чем?

— А ты, действительно не поняла?

— Нет, в чем дело?

— Я тебя на глазах у всех украл с балла, а после этого ты резко заболела и кроме Моники тебя уже сутки никто не видел. Наводит на размышления?

— Он не поверил, что я на самом деле в отеле с Никой, а не с тобой?

— Нет, он не поверил, что ты все еще человек.

Я уставилась на Дария как на сумасшедшего. О чем это он?

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что каждый судит о других по себе. Будь у него малейшая возможность сделать тебя азарием, он бы это уже сделал, причем, что с твоим согласием, что без!

— Он решил, что я превращаюсь в вампира?!

— Именно! — Дарий, казалось, стал еще бледнее, чем обычно, хотя это невозможно, его желваки ходили на лице так, что я начала опасаться за жизнь Елизара.

Я быстро подошла к нему и попыталась заглянуть в глаза, но он отвернулся. Тогда я прижалась к нему, спрятав на его груди руки и лицо.

— Дарий, — тихо позвала я и его руки сжали меня ледяным объятьем, — ты же не думал об этом?

— Я не святой…

— Я понимаю…

Дарий вздрогнул, взял мое лицо в свои ладони, внимательно и нежно посмотрел мне в глаза.

— Я хочу, чтобы ты знала, что я никогда не причиню тебе вреда, каким бы сильным не было искушение.

— Искушение действительно велико, как только я стану хранителем, мы опять будем в ловушке у своих чувств и своей природы.

— Это единственный выход для нас, иначе ты будешь в постоянной опасности, а для меня это еще хуже, чем невозможность прикоснуться к тебе.

Я сама потянулась к нему губами и тут же ощутила их гладкий ледяной вкус, который разжигал во мне пожар. Я наверняка сгорела бы в этом пламени, если бы не лед этого прекрасного каменного тела. Дарий обнимал меня осторожно и нежно, одновременно охлаждая и воспламеняя меня своей близостью. Его губы скользили по моей шее, прохладное дыхание в моих волосах, отзывалось дрожью во всем теле. Я зарылась пальцами в его длинные волосы, прижимаясь к нему всем телом, ощущая прохладу его пальцев, легко скользящих по моей спине.

Тихий возглас удивления, мгновенно вырвал нас из этой неги. Дарий моментально отстранился и повернулся вместе со мной к двери. Там стояла Моника, удивленная и смущенная одновременно.

— Простите, — пробормотала она растерянно, — я не думала… я не думала, что могу помешать.

— Все в порядке, — сказала я, восстанавливая дыхание, — заходи скорее и рассказывай.

Я устроилась в кресле, а Дарий на его подлокотнике, не выпуская мою руку, всем своим существом излучая блаженство. Это было абсолютно нечестно по отношению к Монике, которая села в кресло напротив и выглядела так, словно она сейчас расплачется и, глядя на нее, я наполнилась решимостью обязательно сделать ей подарок, который придумала до этого.

— Ну что наш «великий» азарий? — с улыбкой поинтересовался Дарий.

— Я вообще не поняла, зачем он приходил.

— Думаю, что Дарий прав, и он приходил проверить, не стала ли я вампиром.

— То-то он так быстро ушел. — кивнула Ника.

— Юра все еще там? — спросил Дарий, кивнув на дверь, Моника утвердительно покачала головой. — От Маркуса еще не было вестей?

— Я думала, что ты что-то о нем знаешь. — она опустила глаза и заметно залилась краской, как школьница.

— Если ты обещаешь присмотреть за Катей, я попробую что-то разузнать. — в его голосе было столько понимания, что меня снова захлестнула волна нежности.

— Не отойду ни на шаг. — пылко пообещала моя подруга, а Дарий чмокнув меня в щеку пошел к балкону и бесшумно открыл его.

— Хорошо, что опять темно, иначе это зрелище скоро возымело бы поклонников. — сказал он и начал спуск, своим самым «нелюбимым» способом.

Оставшись одни, мы какое-то время молчали, каждая поглощенная своими мыслями. Я думала о том, как много изменилось в моей жизни, менее чем за две недели. Сколько удивительных событий произошло и сейчас, обладая всего лишь частью своей памяти, я уже понимала, что это только начало моего нового пути, длинного, странного и несчастно-счастливого.

Сейчас, глядя на Монику, я смутно припоминала, как я нашла ее, здесь же в Италии, в оперном, с великолепным сопрано, молодую, талантливую и пораженную смертельным недугом. Чахотка[1] сделала ее невообразимо прекрасной, окрасив ее щеки румянцем и придав яркий блеск глазам, но мы обе понимали, к чему это вскоре приведет.

Именно тогда я решилась открыться ей, понимая, что в принципе ничем не рискую. Моника смотрела на меня своими удивительными глазами и в них не было и тени испуга, она согласилась, зная, что шансы ее пятьдесят на пятьдесят, а может и того меньше. Меня поддержал только Виктор, остальные недоуменно пожимали плечами, считая, что сорокадневный ритуал она не переживет, и только я была уверена, что все получится. В этой хрупкой больной девушке была железная воля к жизни, на нее тогда я и сделала ставку, и в итоге не только не проиграла, но обрела подругу и близкого человека, преданного мне всей душой. Я и сама быстро привязалась к ней. Страдание объединяет.

Все время ритуала я была рядом, ухаживая за ней и, выполняя желание этой юной души — жить! Я помогала ей выжить, а она одаривала, мня таким обожанием, теплом и непонятно откуда взявшейся мудростью к жизни, что я не была уверена в равноценности нашего обмена. Она стала поверенной моих тайн души и сердца, она верила мне, верила в меня и я отвечала ей тем же. Это было в XVI веке, подумать только, ей около четырехсот лет, а глядя сейчас на ее по-девичьи пылающее от смущения лицо, это кажется просто невероятным.

— Как мало времени я провела в твоем обществе. — со вздохом сказала я.

— Это были лучшие пятьдесят лет в моей жизни!

— О чем ты сейчас думала, румянец не покидает твоих щек?

— О Маркусе.

— Да, я могла бы и догадаться.

— Знаешь, я была неправа на счет Дария. — вдруг заявила она.

— В чем конкретно? — пряча улыбку, поинтересовалась я.

— В нем больше человеческого, чем можно было бы предположить.

— Тебе больше не страшно?

— Не совсем так, но, я думаю, что смогла бы ему доверять.

— Осторожней с выводами, вампиры народ очень обаятельный, не попадись на крючок!

— Кто бы говорил! — быстро парировала Моника, и мы весело рассмеялись.