— Разрешите вас пригласить на танец?

Моника вздрогнула и вернулась в реальность мгновенно! Перед ней стоял великолепный янычар, но этот голос, она не смогла бы перепутать ни с чьим другим, никогда! Она уже схватила протянутую руку, боясь ее выпустить, словно во сне. Через свою тонкую перчатку и более грубую кожаную перчатку на руке янычара она четко ощутила жар ладони, которую она судорожно сжимала. Бешеный ритм сердца в ее ушах едва не заглушил голос, родной, любимый голос, обжигающий ее изнутри и ласкающий истосковавшийся слух!

— Я сразу тебя нашел… Ника… ты самая прекрасная и обворожительная!

— Как ты мог?!

— Истинная ЖЕНЩИНА!

Маркус хохотал, а потом, развернув ее, резко схватил в свои объятья и, двигаясь в ритме вальса, прижимал к себе все крепче и крепче, пока ее ярость не затихла, так же внезапно, как и возникла, схлынув волной оставляя ровный берег покоя. Ощутив, что напряжение покинуло ее тело, и она податливым воском тает в его руках, он тихо спросил:

— Танцуем отсюда?

— Да и быстрее!

— Сильно быстро нельзя, иначе твои кавалеры решат, что мы спасаемся бегством!

Ника ущипнула его сквозь ткань одежды за бок, и он засмеялся еще громче. Двигаясь в танце, они приближались к выходу и остановились возле него в тот самый миг, когда музыка смолкла. Ника взяла своего янычара под руку, и они медленно, словно прогуливаясь, смешались с толпой. Свернув в проулок и взявшись за руки, они уже почти бежали, все больше удаляясь от всеобщего праздника жизни, стремясь быстрее остаться наедине, насколько это возможно, конечно, в самый разгар праздника. Маркус вел ее странными незнакомыми улочками, миновав которые они очутились рядом с ресторанчиком, в котором вчера ужинали с Катериной. Пройдя основной зал, они оказались в небольшом помещении, разделенном на кабинки с удобными диванами и приглушенным светом, что давало возможность, располагать тем же прекрасным видом из окна и обществом друг друга, без посторонних глаз. Сев напротив друг друга, и скинув маски, они довольно долго молча рассматривали друг друга и, только молчаливые лица отражали всю гамму эмоций и мыслей, будоражащих их обладателей. Это красноречивое молчание прервал официант.

— Что вам можно предложить в эту прекрасную ночь?

— Конечно шампанского! — быстро нашелся Маркус, Ника только кивнула, и официант ушел.

— Как давно ты вернулся?

— Всего несколько недель как… — и глядя на напряженное молчание Моники, готовой наброситься на него с упреками или кулаками, со вздохом продолжил умоляющим тоном. — Я не мог, не имел права дать о себе знать раньше! Прости меня, пожалуйста…

Его ярко зеленые глаза влажно сверкали, контрастируя с загорелой кожей, а мужественные черты лица были искажены невыразимой мукой, опущенные уголки полных губ подрагивали. Он быстро и порывисто схватил руку Моники и прильнул губами к тонкой перчатке, закрыв глаза, а потом, прижав ее к своей щеке, снова посмотрел своими удивительными и необычными глазами, из которых буквально рекой текли боль, радость и нежность одновременно.

— Совет знает, что ты вернулся?

— Нет.

— А Елизар?

— Нет, ты второй человек, который знает о том, что я все еще жив.

— Второй? — ей стало больно, от этой мысли.

— А как еще я мог передать подарок для тебя? — он грустно улыбался.

Моника посмотрела на браслет, украшавший сегодня ее запястье, и снова вопросительно посмотрела на него.

— Дарий?

— Да.

— Ты ему доверяешь?!

— Не удивляйся, он больше не только не враг, теперь он, скорее наш друг. Мы на пороге удивительных событий и сейчас все только начинается. Я и так сильно рискую… но я не мог отказаться от мысли увидеть тебя сегодня… — его голос обжег сдерживаемой страстью, он снова поцеловал ее ладонь и отпустил.

Вернулся официант. Они взяли наполненные бокалы.

— Маркус… ты за более чем триста лет ни разу обо мне не то, что не подумал, даже не вспомнил.

— Я не мог позволить себе эту роскошь, ты бы сразу поняла, что я не только жив, но вероятно определила бы место моего укрытия… Ника, ты не представляешь, каких титанических усилий мне это стоило?! — быстро добавил он, и его лицо снова перекосила маска боли.

— Я готова была умереть от отчаяния! — по ее щекам катились слезы. — Ты мне совсем не доверяешь! Сначала ты, потом Дезирэ!

Постепенно ее упреки, сопровождаемые слезами, разразились бурными рыданиями. Маркус молниеносно оказался рядом и, прижав ее голову к своему плечу, обнял так, словно хотел защитить маленького ребенка.

— Вы… оба бросили меня…я чуть… не сошла с ума… от отчаянья…

Она продолжала рыдать, судорожно всхлипывая, а он молча укачивал ее в своих объятьях, целуя ее волосы, всем сердцем желая, чтобы был способ забрать ее боль себе. Боль вынужденного одиночества, предательства самых близких, на эти хрупкие плечи легло столько всего, что непонятно было, как она это вынесла. Он столько хотел ее всего рассказать, объяснить, но сначала необходимо было позволить ей выплакаться, выпустить из себя все, что накопилось в этой исстрадавшейся душе и теперь бурным потоком, рвущееся наружу.

Рыдания постепенно стихали, Моника уже дышала ровнее, а он, продолжая ее качать на своей груди, шептал, казалось для нее одной, что все будет хорошо, что все уже хорошо, он рядом и больше ничто их не разлучит, он ждал долго, пока она не успокоилась и не затихла в его сильных руках.

— Ника? — она подняла заплаканное лицо — У нас не было выхода, и я и Дезирэ, спасали самое дорогое, что есть для нас на всей земле!

— Что ты хочешь сказать?

— Елизар убедил совет азариев, используя всю полноту своего дара в том, что тебя и Дария необходимо немедленно уничтожить, чтобы не произошел перекос в равновесии.

— Почему меня и Дария?

— Тебя, потому что я тебя люблю больше жизни, и мог смоделировать наше будущее, устранив препятствия, не дающие нам быть вместе. А Дария, потому, что Дезирэ могла воплотить их мечту быть вместе в реальность.

— Дария невозможно убить!

— Ему приготовили ловушку, в которую он чуть не попался, я едва успел его вытащить!

— Ты его спас?!

— А ты позволила бы сделать Дезирэ несчастной?!

— Никогда! — воскликнула она с жаром. — Но, она сделала несчастным Дария, она исчезла!

— Я дал ему надежду, но ничего не мог сделать для тебя, если бы Елизар заподозрил хоть тень фальши, твой приговор немедленно был бы приведен в исполнение, и все жертвы стали бы напрасны!

— Вы оба эгоисты! — он только грустно улыбнулся на это обвинение.

— Представь, — пробовал он оправдаться. — если бы ты потеряла одновременно меня и ее?

— Я и так потеряла вас обоих!

— Нет, мы исчезли, но не умерли.

— Она ушла, чтобы такой ценой спасти нас?

— Всех нас.

— А ты?

— Я тоже должен был исчезнуть, спасая тебя. Плюс я получил возможность смоделировать ее и свое возвращение, относительно без помех, это то малое, что я мог сделать в сложившейся ситуации. — он поморщился.

— Возвращение?!

— Да, а ты что, еще ничего не поняла?

— Катя… — на большее ей не хватило воздуха.

— Да, но она ничего не помнит, такова ее цена, которую ей пришлось заплатить.

— Она же человек!

— Сейчас да, и она очень нуждается в нашей помощи.

— Дарий знал с самого начала?

— Скорее надеялся. — с улыбкой сказал Маркус.

— Но она же пришла ребенком, она же росла и сейчас она тоже меняется и взрослеет!

— Да, но это единственная возможность пока не подвергать опасности всех нас.

— Как вам это удалось? И что значит относительно без помех? — Моника насторожилась.

— Елизар, попытается проверить, человек ли Катя.

— Так вот кто стоит за всеми этими покушениями?

— Их было несколько?

— Да, но мы не смогли понять, кто за этим стоял и зачем.

— Где она сейчас? Пока она человек ее можно убить! — Маркус выглядел так, словно был готов сорваться с места немедленно.

— На карнавале под охраной хранителей. — Моника подумала о Кате, но ничего не увидела, и тогда она сосредоточилась на Саше и Юре. Ее лицо стало белее мела, в видении они оба поднимали всех на ноги, т. к. Катя бесследно исчезла.