– Только представьте: коровы в масках и с пистолетами! – Женщина снова рассмеялась и налила им по второй порции водки. – Пейте, мисс Престон. Можно, я буду звать вас Александрой?

– Можно просто Алекс. – Девушка стала отпивать водку мелкими глотками, но майор постучала по дну ее стакана, заставляя гостью пить алкоголь, словно воду. Не успела Алекс справиться с содержимым второго стакана, как Казар разлила им следующую порцию водки.

Американка подняла руку, протестуя.

– Простите, но два – мой предел. На самом деле даже сверх моего предела. Я не могу пить, как русские.

– Понимаю. Выпейте, и мы закончим на этом. – Казар залпом выпила свою водку.

Алекс, уступив, опрокинула стакан, хотя у нее уже кружилась голова.

Казар закрыла бутылку и отставила ее в сторону. Расправив свою гимнастерку, майор сделала глубокий вдох, словно собираясь произнести речь. Но вместо этого она сказала лишь:

– Итак, мисс Прес… Алекс. Как так вышло, что американка столь хорошо говорит по-русски?

Алекс постаралась говорить внятно.

– Родители-эмигранты.

– Понятно. Антибольшевики, да? Что ж, у всех есть семейные тайны, разве нет? – На лице женщины появилась холодная улыбка. – Но друзья все могут простить. Но почему вы вернулись в Россию в разгар войны? Почему вы не дома, под боком у мужа?

Алекс не выносила подобные вопросы.

– Я могу спросить у вас то же самое. Почему вы не с мужем?

– Ответ очевиден: на мою страну напали.

– На мою тоже. – Алекс чувствовала, что водка уже ударила ей в голову, и надеялась, что их беседа не перейдет в политическую плоскость.

– Да ладно, Алекс. На территорию вашей страны не вторгались. И у вас нет нужды сражаться за выживание своего народа, позабыв про все остальное.

– Все верно. Я здесь потому, что хочу присутствовать в гуще великих событий. Не хочу отсиживаться где-нибудь в спокойном местечке, и чтобы со мной обращались, как с куклой. Мне хочется быть такой же свободной, как мужчины.

Майор просияла.

– Я вижу, мы с вами близки по духу! Мы обе понимаем, что женщины способны на те же достижения, что и мужчины. Но я уже знаю, что женщине нельзя быть мягкой, иначе мужчины обернут это в свою пользу.

– Вы так думаете? – Язык у Алекс уже заплетался. – Мне кажется, вполне возможно быть мягкой и в то же время волевой и решительной.

– Нет, женщинам необходимо проявлять строгость по отношению к себе и научиться выдерживать давление. Будучи командиром, я должна быть непреклонна. Если на моих женщин распространяются те же привилегии, что и на мужчин, то и трудности они должны претерпевать такие же. Быть может, при капитализме все иначе.

Алекс помолчала, пытаясь упорядочить мысли и заставить себя внятно говорить.

– Я… хм… не скажу за весь капиталистический мир в целом, как и вы, наверное, за весь коммунистический. – Девушка снова умолкла. Что она собиралась сказать? И как она могла это выразить кратко и в вежливой форме?

– Мне кажется, люди примерно везде одинаковые. – Алекс облизала губы, чтобы ей лучше говорилось. – Женщины и у нас, и у вас находятся под постоянным давлением, потому что им приходится доказывать, что они не хуже мужчин. Но они не должны пытаться вести себя, как мужчины. Мне нравятся женщины, которые проявляют свой несгибаемый характер, летая на самолетах, но которые держат себя мягко с друзьями. Со мной. – Алекс поднялась и зашаталась.

Майор подошла к ней.

– Истина в водке, не так ли? Александра Престон, мне по душе ваши идеи. Нам стоит общаться почаще. – Казар положила руку на талию Алекс и повела девушку к выходу. Алекс показалось, что женщина слишком сильно прижалась к ней своей грудью – либо это было лишь ее пьяное воображение.

Шатаясь, журналистка вышла из блиндажа. Холодный вечерний воздух слегка отрезвил ее. Застегнув воротник и надвинув на лоб шапку, Алекс огляделась по сторонам, осматривая аэродром.

Авиабаза в Анисовке явно была постоянной: здесь построили ангар и несколько крепких блиндажей. И взлетно-посадочная полоса была другая, не просто доски, уложенные поверх раскисшей земли. Сделав несколько неуверенных шагов, Алекс подошла к стоявшему с краю самолету и стала рассматривать поверхность под шасси. Площадка под самолетами была выложена бетонными восьмиугольниками: они образовывали ровную устойчивую поверхность, препятствующую грязи. Хитро! Даже в случае бомбардировки рытвины от снарядов легко залить бетоном.

Умные они, эти красные, подумала Алекс, направляясь пошатывающейся походкой к своему блиндажу. Она оглянулась на летное поле, за которым садилось солнце. Над аэродромом царила холодная торжественность. Само летное поле было пустынным и мертвым, но в нескольких метрах от него в блиндажах, вокруг печек, находилось несколько десятков дышавших жизнью девушек. Алекс не хватало женского окружения, и вот она снова оказалась среди женщин. Может, это и было то самое «товарищество»?

Черт! Проснувшись утром, журналистка обнаружила, что остальные девушки уже ушли. Стыд и позор. Она вспомнила, как вчера вечером вслепую пробиралась между коек к своему месту и раздевалась под дружеские смешки летчиц. Не справившись со шнурками от ботинок, Алекс просто стащила их один о другой со своих уставших ног. Что было после этого, она уже не помнила.

Дрова в печке догорели, и ей пришлось одеваться на холоде. Выбежав из блиндажа, она спросила у первой попавшейся девушки, где столовая.

– Вон в том блиндаже, – ответила та, – но вам лучше поторопиться. Начинается дежурство. – Алекс увидела, что на летном поле уже собралось несколько групп женщин. Среди них должна быть Настя, но разглядеть ее не было никакой возможности. Вот наказание!

– Вам повезло: у нас еще осталось немного каши и чай, – сказала женщина на раздаче в столовой. Чай без сахара и каша – похоже, на фронте эта еда была повсеместной. Яичный порошок в «Метрополе» на этом фоне казался просто деликатесом. В благодарность Алекс сфотографировала раздатчицу вместе с ее половниками и кастрюлями. Похоже, всем нравилось, когда их фотографируют.

Журналистка обратилась к еще одной запоздавшей девушке.

– А что сегодня делают пилоты?

– Точно не знаю. Кто-то из них сопровождает бомбардировщиков из Саратова, другие патрулируют наши рубежи. Самые лучшие вылетают на особые задания.

– И Настя Дьяченко тоже? – Произнося это имя, Алекс почувствовала легкую дрожь.

– Конечно! А еще – Катя Буданова, Раиса Беляева, Клавдия Нечаева. Они входят в первую эскадрилью. Они вылетели на рассвете, сопровождая каких-то шишек в Сталинград.

– Значит, лейтенант Дьяченко полностью оправилась после ранения? – Алекс постаралась, чтобы ее интерес не выходил за рамки обычного любопытства. – Я рада узнать об этом.

– Поправилась или нет, она лучше всех. Вам разве не рассказывали историю про аэростат?

– Про аэростат? Нет. А что за история?

– В общем, немцы стали готовить к запуску аэростат, чтобы поднять в воздух артиллерийских корректировщиков, а те могли разглядеть наши позиции и направить на них артобстрел. Вокруг аэростата было полно зениток, и все наши попытки сбить его оказались тщетными. Но лейтенант Дьяченко придумала кое-что получше. – Девушка сделала большой глоток чая, явно нагнетая интригу.

– Только Настя оказалась достаточно храброй – или, может, сумасшедшей – чтобы пролететь вдоль линии фронта, а потом проникнуть на вражескую территорию. Она подобралась к аэростату с тыла, где не было зениток.

– И у нее получилось?

– С первого раза!

– Очень на нее похоже, – с улыбкой сказала Алекс. – Я напишу об этом в свой журнал, если разрешат цензоры.

В столовую заглянула одна из девушек-механиков.

– Первая эскадрилья вернулась, – сообщила она.

Алекс поспешила наружу и стала смотреть, как три истребителя выруливают по летному полю к месту стоянки. Она стояла у ангара, по направлению к которому с поля шли женщины, по всей видимости, собиравшиеся отчитываться перед начальством. Впереди была Инна Портникова, рядом с ней – активно жестикулировавшая Катя, объяснявшая что-то про какую-то неполадку. Следом шла Раиса Беляева, навстречу которой бежали две девушки.