Не высаживая из машины Марио, Урсуа с Авалосом решили развернуться и отправиться вниз. Они неслись в противоположную сторону от возможного спасительного выхода, понимая, что там, внизу, остались люди. «Нельзя, чтобы кто-то из этих huevòònes[3] остался в шахте», – бормотал Урсуа, который ежедневно, заходя на шахту, обещал себе, что обеспечит возвращение всех без исключения шахтеров на поверхность в конце рабочего дня.
Тридцатью метрами ниже, на отметке 60, за рулем фронтального погрузчика работал еще один шахтер – иммигрант из Боливии по имени Карлос Мамани. Это были его первые часы работы в забое. За несколько дней до событий он наверху, на поверхности, сдал экзамен на управление погрузчиком, и сегодня у него своего рода финал непосредственно под землей, под руководством одного из механиков. Понаблюдав, как Карлос работает, механик ушел, и боливиец, этот двадцатичетырехлетний парень с наивным детским лицом, впервые в жизни остался один на один с машиной. Много лет он мечтал о такой возможности. Он вырос среди индейцев аймара в далекой деревне посреди пустынного и прекрасного высокогорного плато Альтиплано, одного из беднейших уголков этой беднейшей страны Латинской Америки. Еще будучи подростком, он влился в потоки иммигрантов, которые устремлялись в Чили, чтобы работать на стройках или виноградниках, но тайно лелеял мечту, что когда-нибудь станет детективом в полиции. Вместо того чтобы поступить в колледж, он решил устроиться на шахту, прошел краткий учебный курс и сегодня наконец-то сел за панель управления большого шведского погрузчика с рычагами и электронными измерительными приборами, которые светятся в темноте, усиливая впечатление Карлоса, будто он управляет сложным современным оборудованием.
К погрузчику Мамани был прикреплен большой стакан, в котором находились двое рабочих. Их задачей было укрепление сводов туннеля. Из четырех человек бригады присутствовали двое: Йонни Барриос – тот самый, что живет на два дома, и Дарио Сеговия – тот самый, который сегодня утром подарил своей жене необычно долгое и искреннее объятие. Они долбили отбойными молотками потолок пещеры и вгоняли в породу двухметровые стержни. На стержни затем будет крепиться стальная сетка, которая, по идее, должна уберечь работающих внизу людей от падения каменных обломков. В отличие от Карлоса Мамани, который здесь впервые, Барриосу и Сеговии хорошо известно, что именно на этом месте месяц назад одного из их товарищей, шахтера по имени Хино Кортес, придавило тяжелой плитой весом более тонны, в результате чего ему пришлось ампутировать левую ногу. Мамани забыл фонарь, который ему выдали в начале смены, – боливиец оставил его в шкафчике для одежды, но Барриос успокоил его, что, мол, его можно будет забрать во время обеденного перерыва. Одна беда – Карлос не знает толком распорядок работы на шахте, и вот теперь, глядя на часы, он видит, что уже два часа дня, а на обед никто не спешит. «Когда же мы будем есть? Эти парни когда-нибудь остановятся? – думает аймара. – Они что, так и будут работать? В следующий раз нужно будет плотнее позавтракать».
Внезапно работяги остановились. Карлос уставился на них через стекло кабины. Барриос и Сеговия оглядывались, как будто что-то произошло.
Барриос был в наушниках и поэтому не слышал, как вдалеке раздался грохот обвалившейся скалы. Йонни просто почувствовал, что через все его тело прошла какая-то необычная вибрация. Ему показалось, будто все внутри у него как-то странно сжалось, а потом снова расправилось, словно он был цилиндром ручного насоса и кто-то надавил на поршень и затем снова потянул вверх. Сеговия, напротив, услышал звук обвала и взглянул на двух стоящих внизу помощников. Их звали Эстебан Рохас и Карлос Бугеньо. «Тут творится что-то неладное! – закричал один из них. – У нас уши заложило!» Тем не менее команда продолжила работать еще несколько минут до тех пор, пока с потолка не начали сыпаться мелкие камешки, а в туннель не ворвалось целое облако пыли.
Карлос Мамани удивился, глядя на сгущающийся столб пыли перед лобовым стеклом машины. Неужели такое в порядке вещей? Нет, не может быть. Судя по тому, как остальные начали махать ему руками, мол, быстро опускай стакан и мигом выезжай из туннеля, произошло что-то непредвиденное. Карлос быстро сделал все, что от него требовалось, а когда обернулся, увидел, что у кабины стоит Даниэль Эррера. Даниэль распахнул дверь, и внезапно у Мамани заложило уши, да так сильно, что боливиец едва разбирал, что ему кричат. Он лишь видел, как беззвучно шевелятся губы людей, но не мог понять ни слова.
Один из рабочих принялся быстро вращать фонарь. Карлос знал этот сигнал – он означал: «Быстро уходите! Всем эвакуироваться!» От места, где они находятся, до выхода около восьми километров по наклонному Пандусу, а по вертикали примерно шестьсот метров. По времени, если на машине вниз, – то минут сорок, а вверх – одному богу известно. Мамани еще ни разу не поднимался наверх.
Несколькими секундами позже Мамани вместе с остальными уже мчал на своем погрузчике по Пандусу, а тем временем в туннель набивалось все больше и больше пыли, пока Карлос совсем перестал видеть дорогу и машина то и дело царапала бортами о стены.
Немного выше, на отметке 90, они встретили начальника смены Урсуа и его помощника Авалоса. Мужчины приказали Карлосу и остальным продолжать движение наверх, и что, мол, начальник смены и бригадир потом всех догонят, а пока Урсуа и Авалосу нужно спуститься на самую нижнюю отметку шахты, где осталось еще два человека.
Этим утром Марио Гомес успел сделать три ходки к нижней точке. Спуск с пустым кузовом занимает примерно полчаса, а вот путь назад с полным кузовом медной породы занимает больше часа. К тому же Гомес еле-еле тащился на первой или второй передаче. В полдень Марио доставил очередную партию сырья наверх и решил отправиться на обед. Он пошел в обшитую гофрированным металлом столовую и поставил свой судок с рисом и говядиной в микроволновку. После первой ложки Марио вдруг остановился. Дело в том, что он получал фиксированную зарплату, но сверх нее – дополнительную надбавку за каждый спуск в шахту. Поэтому пожилой водитель решил, что лишние деньги не помешают, а рис он может съесть, пока кузов загружают очередной партией руды. Эта дополнительная ходка, которая будет ему стоить чуть ли не жизни, оценивается в 4000 чилийских песо, или 9 долларов.
С этими мыслями Гомес уселся в кабину и направился на отметку 44. Он припарковался у коридора, заваленного рудоносной породой, которую предстояло вывезти наверх. В этот момент он находился ниже всех в шахте, на глубине примерно 670 метров от поверхности. Оператора погрузчика, который должен был поместить сырье в кузов, не было на месте, поэтому Гомес, не выключая двигателя и кондиционера, спасающего от адской жары, принялся за еду. Через десять минут явился оператор погрузчика Омар Рейгадас, седовласый пятидесятишестилетний человек. Зачерпнув ковшом руду, он сбросил ее в кузов грузовика, и в этот самый момент Гомес почувствовал какое-то дуновение на своем лице. Он удивился, ведь окна кабины закрыты. Тут же он ощутил странное давление между ушами. Как он потом выразится, ему показалось, что его череп превратился в воздушный шарик, который кто-то решил надуть. Двигатель заглох, но через несколько секунд снова начал работать – без каких-либо действий со стороны Гомеса. Все это время Рейгадас продолжал орудовать ковшом, поэтому они с Гомесом ничего не слышали из-за грохота камня о борта машины. Рейгадас тоже почувствовал какую-то вибрацию и волну накатившего давления, но решил, что начальник смены Урсуа приказал провести взрывные работы, не потрудившись кого-то об этом предупредить. Для Рейгадаса это стало последней каплей. «На этой чертовой шахте все через одно место, – подумал он. – Сейчас заканчиваю работу и пойду скажу этому идиоту Урсуа все, что я о нем думаю. С меня хватит. Завтра же увольняюсь».