Новая оптоволоконная линия связи сразу же стала работать на полную мощность. Уже седьмого сентября Кортес, Тикона и остальные подключили ее к портативному проектору «Samsung», который транслировал телевизионные передачи на белую простыню: национальная футбольная команда Чили играла товарищеский матч со сборной Украины. Прямая трансляция из Киева. Чилийская команда позировала на поле для фотографов, надев майки со слоганом «Fuerza Mineros»[57]. Почти все тридцать три человека собрались у самодельного экрана посмотреть матч, и большинство надело такие же красные майки, которые им отправили сверху. Они снимали во время просмотра черно-белое видео, которое чилийское правительство позже предоставило мировым СМИ. Франклин Лобос, однажды носивший футболку национальной сборной и игравший за Чили, предложил чилийскому телевидению вести комментарий к игре. И это лишь добавило веселой странности тому, что станет светлым моментом в новостях, о чем будут говорить с улыбкой. Группа рабочих, оказавшихся на глубине в шестьсот метров, эти ребята занимались самым привычным мужским делом – смотрели футбол. Они улыбались и махали руками камере, напоминая в своих одинаковых футболках команду, которую отправили с особой миссией к центру Земли. Сами того не зная, они стали темой всемирного обсуждения. Впрочем, никто из шахтеров об этом не думал. Один только Виктор Сеговия решил не присоединяться к коллегам-болельщикам, так как не хотел, чтобы люди на поверхности подумали, будто в их подземной тюрьме все хорошо. Ведь на самом деле все было очень даже плохо. Со временем все больше шахтеров начали восставать против такого положения вещей. Они не рыбки в аквариуме. Было принято решение на несколько часов накрывать камеру, которая транслировала бесконечные изображения на поверхность.
Тем временем члены семей шахтеров (по крайней мере некоторые из них) также были против превращения обвала на шахте «Сан-Хосе» в сенсацию, раздутую знаменитостями и средствами массовой информации. Помимо политиков, дипломатов и филантропов, в лагере «Эсперанса» начали появляться актеры и музыканты, вроде той группы «Los Charros de Lumaco» в ковбойских шляпах-стетсонах, игравшей кумбию и ранчеру[58]. Членов семей приглашали садиться в автобусы, для того чтобы ехать на комедийные шоу в Копьяпо, где затем будет рекламная раздача нижнего белья для жен и подруг. Музыканты, комедианты, актеры, распространители женского нижнего белья приходили с намерением поддержать семьи в трудную минуту, но Кармен Берриос, жена Луиса Урсуа, не желала их видеть.
«Люди приезжают отовсюду, называют себя артистами, но меня лично они не интересуют, – писала она своему мужу в шахту. – Ты знаешь меня и знаешь, что я думаю по этому поводу». Кармен игнорировала как знаменитостей, так и репортеров, которые хотели превратить ее в знаменитость. Луис Урсуа, как и Марио Сепульведа и Йонни Барриос, чаще остальных становились героями статей и телеэфира, а потому репортеры хотели сделать Кармен и ее двоих детей почетными заместителями Луиса Урсуа, но только здесь, на земле. «Мы все – Ноэлия, Луис и я – пообещали, что не будем отвечать на идиотские вопросы прессы, – писала она. – И твоя семья, твоя мать, братья, кузены и прочие: они также знают, что мы чувствуем по поводу этих репортеров, и им приходится уважать наше решение. Мы будем говорить с прессой только тогда, когда все шахтеры окажутся в безопасности. И по этой причине ты не найдешь нас ни в одной из газет».
Глубоко внизу Луис жадно читал письма жены. Кармен осталась сама собой, она не изменилась, и ее ежедневные послания стали островком здравого смысла в море множества пугающих и абсурдных вещей, которые его окружали. Он хотел, чтобы она писала больше, потому что когда она пишет, все ненадолго представляется ему нормальным, словно он дома, за обеденным столом, слушает ее рассказ. На это жена не могла не пошутить: «А раньше ты говорил, что я слишком много болтаю», – писала она. Кармен снова и снова советовала ему полагаться на их общую веру («Ты читаешь тот молитвенник, который я тебе послала?») и сосредоточиться на том, что действительно важно, а именно на безопасности тридцати двух горняков, за которых он несет ответственность, а не на славе и богатстве, которые могут прийти после. Она ни разу не упомянула миллионы Фаркаса, и когда он наконец спросил ее об этом, она ответила: «Не волнуйся об этом, тебе нужно сосредоточиться на спасении, потому что глупо говорить о деньгах, когда твоя жизнь все еще под угрозой». Луис доверял Кармен больше, чем кому-либо, и она стала его глазами и ушами на поверхности. Одно дело слушать, как чиновники говорят, что чилийское правительство делает все возможное для их спасения, и совсем другое – читать это в изложении Кармен. «Ты не представляешь, как много привозят машин, как много рабочих… здесь огромные прожекторы, под их светом привозят контейнеры, машины вырезают дороги через холм на юг, север, запад и восток, – писала она. – Постоянно движутся грузовики, вывозя землю, огромные фуры каждый день поднимаются наверх, привозя воду в цистернах по 5000 литров. Мы слышим гудение моторов и генераторов, от которых запитали прожекторы: на каждом краю горы стоят огромные прожекторы, такие, как ты, наверное, видел раньше только в «Пунта-дель-Кобре», одной из самых больших шахт в Чили, или где-нибудь еще, но только не в “Сан-Хосе”».
Но прежде всего Кармен писала мужу ради того, чтобы напомнить снова и снова, что его любят. Она даже посвятила ему стихотворение: «Щедрый, простой, страдающий шахтер / Пьющий из раненых недр Земли / ты смотришь, не видя усталыми глазами / а я зову тебя, шахтер, зову тебя по имени / добытчик угля, пыли, минералов / руки твои загрубели от ранней зимы / знакомы с лопатой, с расколотым камнем, с киркой». Иногда тон ее писем становился игривым, девичьим, словно они познакомились несколько недель назад, а не прожили вместе двадцать лет в браке. «Ты думаешь обо мне, скучаешь по мне, или ты уже забыл, какими духами я пользуюсь?» – спрашивала она в одном из писем. (Луис не забыл. Несколько дней после обвала он ощущал запах ее духов от сиденья пикапа, в котором спал, – запах приехал из дома на его одежде и каким-то образом закрепился в кабине.) Но чаще в ее письмах звучала привязанность, зрелая, романтическая, проверенная временем. «Не забывай меня, – писала она. – Помни о том хорошем, что я тебе подарила, и о плохом тоже, ведь его было немного. Потому что мы снова увидимся и начнем все заново, как в первый раз». Это письмо она завершала обещанием: «Я буду ждать тебя вечно». Te espero por siempre. Когда Луис держал в руках письма Кармен, сидя в своем белом пикапе, ставшем его подземным офисом, ему становилось немного легче поверить в то, что он выберется из-под обрушившейся скалы, сохранит здоровый рассудок и доживет до декабря или даже января под землей, в компании разозленных товарищей.
Бо́льшая часть семей горняков тоже знала, что это их обязанность – поддерживать спокойствие и ощущение домашнего порядка для тех, кто оказался внизу, однако это становилось все сложнее после того, как оптоволоконный кабель с поверхности соединился с системой видеоконференции. Омар Рейгадас, седовласый водитель, который когда-то пытался разводить костер в надежде, что дым дойдет до поверхности, теперь мог увидеть на экране красивое лицо своего взрослого сына, Омара-младшего. Для обоих мужчин это был акт чистой воли: удержать поток слез, который вырывался наружу, как только время разговора заканчивалось и экран темнел. Их всех убивало ощущение собственного ничтожества по сравнению с горой камня, пленившей людей. Гора казалась невыносимо реальной и устрашающей в миг, когда они наконец смогли увидеть друг друга и поговорить. «Мне хотелось плакать, но я удержался, и, конечно, позже я узнал, что вся моя семья тоже сдерживала слезы», – вспоминал Омар-старший. Отец и сын не хотели, чтобы их слезы добавили горечи ноше, свалившейся на плечи каждого из людей. Вместо этого Омар-младший сказал: «Мы все время верили, что ты выжил, что Господь защитил тебя под скалой». Рейгадас спросил о своей престарелой тетке, которая его вырастила: у нее диабет, и он переживал за ее здоровье. Она в порядке, ответил сын. «А что со счетами, с оплатой квартиры?» – «Viejo, ни о чем не беспокойся, я все твои счета оплатил вовремя». Рейгадас сдавал часть дома, и все жильцы тоже вовремя оплатили ренту, успокоил его Омар-младший. «Все хорошо себя ведут, все помогают, и все заплатили. Не волнуйся ни о чем, главное, чтобы с тобой все было в порядке», – говорил он. Остальные родственники тоже были настроены весьма оптимистично.
