С мостика Петро кинул в воду монету — хотелось вернуться сюда, чтобы еще раз пощекотать госпожу Удачу. Он оглядывался вокруг, на застывшие шеренги автоматов. На головы людей: темноволосые, седые, рыжие, курчавые и голые, как бильярдный шар. Теперь он точно знал, что переживают эти люди, какие чувства бушуют в их сердцах. У них было одно желание, одна вера, одна жажда и одна надежда: а вдруг повезет выиграть! И улыбнется, подморгнет бездушный автомат: «Халява, сэр»! Но что чувствует игрок, когда напротив сидит живой человек, жаждущий оставить партнера без рубашки, этого Петро еще не испытал. Впрочем, об этом он и не жалел. А вот о том, что не купил дрим-кетчер — индейскую корзину для ловли снов, учитель истории очень пожалел. Красивый, оригинальный сувенир будет наверняка сниться в Белоруси.

А назавтра утром сын подал ему листов десять бумаги:

— Это тебе чтиво. На целый день хватит. Здесь всё о культуре индейцев. Их история, быт, легенды, предания. И о том, как их, наивных, неопытны, очень доверчивых, дурили белые колонизаторы. Интернет знает всё.

О поездке в американское казино мне рассказал земляк Петр Иванович. Он привез новогодний презент, который передала наша дочь. Проговорили мы целый вечер. Помалу, незаметно, растиснули поллитруху нашей оржанушки-веселушки. Перед прощальной, «оглоблевой» чаркой гость признался:

— Мы с Алесем. Ну там, в Америке, пили бутылку почти неделю. Ну, утром ему за руль. И вообще американцы водки пьют мало.

— Так нам же за руль не надо… — начал было я, но Петр Иванович перебил:

— Ну что вы! Я же не в обиду… Я вам очень благодарен за гостеприимство. У американцев этого нет и близко…

— А я вам благодарен за беседу. У вас завидная наблюдательность. Цепкая память. Я будто вместе с вами посетил американское казино. А как выглядит эта корзинка для ловли снов?

— Дрим-кетчер? Ну. такое кольцо. Как большой браслет. В центре — крест. На цепочках свисают с кольца шесть разноцветных птичьих перьев. Еще там какие-то прибамбасы. Я вычитал легенду: будто хорошие сны задерживаются в этой корзинке-ловушке. А сны плохие, кошмарные, по перышкам стекают в землю. И стоит сувенир 12 баксов. Аккурат дюжина. Цифра, видимо, не случайная. Имеет таинственный смысл.

По законам жанра здесь надо ставить точку. Но очень хочется высказать мысли гостя о современных событиях в Штатах, да и во всем мире.

— Мир расплескался на кислое молоко. И этот финансовый кризис вызревал давно. Как помидор в валенке. Это все от безмерной жадности капиталистов. Они превратили глобальную экономику в глобальное казино. Теперь Америка спохватилась. Сделала ставку на молодого образованного афроамериканца Барака Обаму. Кто мог подумать раньше, что в Белом Доме будет темнокожий Хозяин? Вчера позвонил сын. Зашаталась ихняя фирма. Успокоил: у тебя есть тыл, вяртайся домой. Бульбы хватит. Казино в Минске есть.

На прощанье мы обнялись, как давние друзья.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Лишь под утро сморил сон. И приснился кошмар: попал я в казино Махиган-Сан. Начал играть. Поначалу везло. Выиграл сорок баксов. Пошел в индейский магазин и купил два дрим-кетчера. Один себе. Один Петру Ивановичу. Оставшиеся баксы гуляли в кармане.

Извечный азарт потянул меня снова за зеленый стол. Снова выиграл. Начал смелей рисковать. Повышал и повышал ставку. Но фортуна отвернулась от меня. В конце концов все свое имущество — квартиру, книги, пчелопасеку, старого «Жигулёнка» всё подчистую, — я просадил в американском казино.

Перевод с белорусского автора.

2008

Бразильско-мароканский сериал «Клон» шел уже второй год. Баба Юзэфа — все звали ее Юзюня, — влипла в него, как муха в мед. Она помнила имена почти всех персонажей, они стали будто родными, близкими людьми. Она переживала их беды, как свои собственные, плакала и смеялась сидя перед экраном телевизора. И виною тому было одиночество: Юзюня — единственный житель небольшой деревушки Жуковка. Когда то и это селение было людным.

Юзюня вышла замуж в Жуковку после войны, тогда здесь имелось около десятка изб, в каждой — пять-шесть живых душ. Юзюни только что стукнуло девятнадцать, муж Василий, был старше на семь лет, успел повоевать. Сначала в партизанах. Потом на фронте. Дошел до Берлина. Вернулся раненым: пуля пробила левую ногу, выше колена. Прошла насквозь. Но малость и кость зацепила, потому Василий слегка нахрамывал. Но это не мешало ему крутить вальсы и польки. Любила танцевать и Юзюня. Оба высокие, статные — пара всем на зависть.

Года три у них не было детей. Соседи начали шептаться по зауголью: здоровая девка, а ходит яловкой. Видимо, нагрешила, потому Бог и не дает детей. Вечерами Юзюня плакала в подушку. Шептала молитвы. Василий успокаивал, еще крепче обнимал. И пошли дети: сначала сыновья — один за одним, как боровички в лесу после дождя — аж по четыре ребятёнка.

А за ними две дочери. Повеселел Василь. Расцвела материнской красой Юзюня. Василий работал, как вол. От темна до темна — семью ж надо кормить.

Теперь дети звали Юзюню к себе в Минск, в Молодечно и даже в Калининград, где жила младшая дочь. Но ее ответ был таков:

— Пока могу, буду жить в своей хате. Свои углы — самые дорогие. Я сама их с мужем строила. Вы приедете. Так и молочка возьмете. И картошину. И яйцо, и гриб. На асфальте этого нет.

Правда, сбыть корову дети уговорили. Юзюня завела коз. Теперь у нее было ладное стадо: трое дойных и пятеро козлят. Козы ходили вслед за хозяйкой по лесу. Она говорила с ними, гладила, ежели которая притискалась к боку. Астра, у которой имелись два красивые рога — две другие козы были безрогие, — торкалась головой под широкую Юзюнину юбку, просила, чтобы ее погладили между рогов.

В тот день с утра дул сильный западный ветер. Юзюня вывела свое стадо на полянку, окаймленную лесом — ветру козы не любят. Особенно — козлята. Был конец августа. Слепни-кровососы уже отпали, задушливая жара ослабевала, ночи подрастали. В лесу было полно грибов — утром Юзюня притарабанила целый кош белых, да все красавцы, хоть на выставку. Выросла картошка. Не надо воевать с колорадскими жуками, которые опостылели за лето. Не надо полоть грядки, только знай срывать огурцы да помидоры.

В зеленых березовых косах уже просвечивали желтые пасмы. Приближалось раннее Бабье лето. Юзюня любила эту пору года, любила Первую Пречистую, с которой и начинается молодое бабье лето.

Она сидела на старой фуфайке, посматривала на свое стадо, а мысли были в прошлом. Козлята, затеявшие игры, напомнили ее мальчишек, когда они босоного носились по двору. «Малые дети Матки Природы резвятся одинаково», — подумала Юзюня. Почему-то вспомнилась свекровь. Она косилась на невестку-бездетухну. А когда пошли дети, подобрела, старалась помогать по хозяйству, няньчила, растила внуков до самой смерти.

Вспомнился Василий. Молодой, здоровый. Особенно они обжились, когда его назначили бригадиром. Конь в руках. Силенка имеется. Держали двух коров, каждую зиму кололи трех-четырех кабанов. Очень жалел Василий, что не выучился на агронома, теперь требуют, чтобы бригадиры были с дипломами. Но подкосило Василя не отсутствие диплома или недостача знаний, а любовь до спиртного. Чарка за чаркой — распился Василий на собачью пугу. Кончилось тем, что с бригадирства его поперли. Он сразу же стал сильнее хромать. Назначили его ответственным за буртовку картошки, свеклы. Всю осень он пропадал в поле. Бывало, и на ночь не являлся: спал в соломе пьяный. А те, кто напоили, всю ночь воровали картошку и свеклу. Сняли его и с этой работы, оформили пенсию по инвалидности. Но здоровье уже было подорвано. Года через три он ушел из жизни. Осталась Юзюня одна. Правда, еще жили соседи, летом наезжали внуки. Всё вокруг гремело и звенело от детских голосов. Для Юзюни это была самая радостная музыка. Постаревшая, высохшая, как стручок фасоли, она дала жизнь пятерым детям, а те народили четырнадцать новых человечков. Они растут набираются сил. И бабушка Юзюня как может, помогает им. Поздней осенью приедут сыны, порежут выросших козлят, да и старую Астру пора пустить под нож. На зиму хватит двух коз.