В 38 лет он стал комдивом.

Илья Сергеевич хорошо помнил тот первый день, когда он явился в дивизию, которой командовал и теперь. Это была прославленная гвардейская дивизия, знамя которой украшали боевые ордена, а к номеру прибавлялись названия знаменитых победными сражениями городов.

Она квартировала в этом полюбившемся ему впоследствии зеленом городе, с его чистой рекой, прозрачным воздухом, живописными окрестностями.

Нового комдива, разумеется, ждали. Во всех частях и подразделениях дивизии все было вычищено, выдраено, территория убрана особенно тщательно. Замкомвзводов, старшины, дневальные и дежурные без конца все вновь и вновь проверяли, осматривали, поправляли.

Командир дивизии наверняка все обойдет, может, будет придираться, и следовало с первого же дня показать себя в лучшем виде.

Но комдив в первый день никуда не пошел и ничего не осматривал. Когда его заместитель, не выдержав, спросил: «Товарищ полковник, когда предполагаете пройти по подразделениям?», то услышал в ответ: «Когда там перестанут специально готовиться к моему визиту».

Комдив так и сделал. Неожиданно для всех явился до подъема, проследил за тем, как поднимались десантники, за физзарядкой, за своевременным приходом в роты офицеров. Присутствовал на завтраке, потом пошел на занятия, на обед, заходил в казармы в «личное время» и ушел после отбоя.

И повторил все это на следующий день и в последующие. В течение месяца по нескольку раз в неделю повторял свои визиты, пока всем от командира полка до рядового не стало невмоготу прилагать какие-то особые усилия в ожидании, что вдруг именно сегодня к ним пожалует комдив.

Все шло как обычно, как всегда, а именно это и хотел увидеть новый командир дивизии. Впрочем, шло-то все всегда хорошо и незачем было специально лезть из кожи вон в связи с его приходом. Он так и сказал на служебном совещании:

— Считаю, что в дивизии все обстоит нормально. И нечего приукрашивать положение. Новые комдивы не каждый день приходят, а порядок в дивизии должен быть каждый день. Но если положение неплохое, это не значит, что его нельзя сделать лучше, предела для совершенства нет, но к этому надо стремиться. Вот этим и будем заниматься. Изложу некоторые соображения.

И он сделал необходимые указания, как исправить то, что, по его мнению, требовало исправления… Словом, коротко и деловито изложил свою программу и сказал:

— Вот так, товарищи, будем работать.

На этом совещание закончилось. Он продолжал появляться в дивизии в самых неожиданных местах, в самое неожиданное время.

Вызывал к себе старших офицеров. Но беседовал и с младшими, и с солдатами.

Вскоре твердую руку нового комдива почувствовала все. И его стиль работы.

— У меня всего одно требование, — пошутил он как-то, — всего одно: чтобы в любую минуту, в любую секунду наша дивизия была в состоянии наивысшей готовности. Только и всего…

Наиболее долгая беседа состоялась у него с начальником политотдела полковником Логиновым.

Беседовали они не в управлении, а дома. Полковник Логинов жил поблизости, и после официального представления он в первый же вечер запросто зашел к Чайковскому домой, прихватив жену и сына.

— Разрешите по-соседски, Илья Сергеевич, — сказал он, широко улыбаясь. — Супруга моя, Валентина Петровна, поможет вашей, вам ведь устраиваться надо. А это сын, Иваном звать, вашему ровесник, наверняка в одном классе окажутся, тоже в курс его введет. Давай, Валентина, вываливай провизию. Небось не успели еще ужин сотворить!

Он весело балагурил. Валентина Петровна, уютная добродушная женщина, стала быстро освобождать сумку. На столе возникли пироги, холодец, колбасы, винегреты в банках. Даже крепчайший чай принесла в термосах.

Чайковский и Логинов с первой встречи прониклись симпатией друг к другу. Женщины хлопотали на кухне, сыновья уже обсуждали свои важные вопросы.

В еще не обжитой квартире сразу стало теплее и веселее, слышались смех, шутки, звон посуды.

Закончив ужин, полковники удалились в кабинет.

— Хорошая дивизия, — убежденно начал разговор Логинов, — с традициями. Большими боевыми традициями. Умеет их хранить, гордиться ими. К нам многие офицеры хотят попасть. Это и гусю ясно.

— Традиции, Николай Николаевич, — заметил Чайковский, — это то же знамя части.

— Да, — согласился Логинов, — после прибытия нового пополнения мы прежде всего знакомим их с историей части, с нашим музеем, с комнатами боевой славы, рассказываем…

— Как всюду.

— Как всюду, — подтвердил Логинов, — но кое-что придумали свое. Создали фильм. — Он обратил на комдива радостно-выжидательный взгляд.

— Да? — заинтересовался Чайковский. — Что за фильм?

— О! Это наша гордость! — Начальник политотдела продолжал увлеченно: — Мы сняли самый настоящий документальный фильм, с дикторским текстом, титрами, комбинированными съемками и так далее. Значит, так: года три назад попал к нам студент ВГИКа. Такой жутко энергичный парень. Пришел ко мне и говорит: «Товарищ гвардии полковник, вот я тут сценарий написал, посмотрите». Не очень, конечно, по-уставному поступил, ну да ладно. И поверите, Илья Сергеевич, чуть не всю ночь читал! Ей-богу. Все парень предусмотрел. Вступительную часть, историю, лучших людей, приход новичков и как эти новички становятся «старичками». Занятия, быт, учения, комсомольские собрания. Даже предусмотрел съемки ребят, которые увольняются в запас. Как возвращаются домой, и как им там все, чему научились в армии, пригодилось.

— Так в сценарии все легко написать! — В голосе Чайковского звучала заинтересованность, но и некоторый скептицизм.

— Э, нет! — Логинов торжествующе покачал головой: — В том-то и дело, что парень оказался энергии поразительнейшей. Зачислили мы его при клубе, он разыскал по всей дивизии киношников-любителей, нашлись и настоящие, создал съемочную группу и за год сделал фильм. Вы увидите — шедевр! Командировку дали в столицу, у него там свои связи оказались, нашел даже хронику военную про нашу дивизию, разыскал ветеранов, двух бывших командиров, взял у них интервью. Учения, конечно, сняли. А потом заранее договорились с теми, кто уволился из киношников. Они у себя материал сделали, прислали. Есть прямо уникальные кадры. Один из ребят в милицию пошел работать, задержал опасного преступника, награжден орденом Красной Звезды. Другой чемпионом страны по борьбе самбо стал, ну, словом, разных знатных людей, наших воспитанников, вмонтировали. Нет, скажу я вам, Илья Сергеевич, фильм уникальный! Какое начальство ни приедет, все ахают, на слетах в Москве показывали. Приз на фестивале любительских фильмов получили! Сами увидите.

Чайковский расспрашивал начальника политотдела о людях.

Логинов отвечал охотно и откровенно. Илья Сергеевич подметил, что, давая офицерам характеристики и честно упоминая недостатки, его заместитель по политчасти всегда видел в человеке хорошее, был доброжелателен, верил в людей, в то, что каждый сумеет преодолеть свои недостатки, хотя, конечно, что поделать, есть, увы, недостатки, есть. Люди же в конце концов! Это и гусю ясно.

В свою очередь Логинов словно невзначай задавал вопросы комдиву, стараясь глубже понять его планы в боевой подготовке дивизии, его отношение к армейской жизни вообще. Знаток людей, начальник политотдела стремился проникнуть в характер нового комдива, определить его настроение.

— Гауптвахта пустует, — неожиданно сообщил он комдиву. — Это как, хорошо или плохо?

Непонятно было, говорил он серьезно или шутил.

— Вероятно, это хорошо, — отвечал Чайковский. — Но не снизили ли командиры требовательность к подчиненным?

Позже, когда они ближе сошлись, Логинов как-то спросил комдива:

— Вот, скажите, Илья Сергеевич, какой вы себе мыслите идеальную дивизию?

— Идеальную дивизию? — Чайковский откинулся в кресле, заложил руки за голову, устремил в пространство задумчивый взгляд.

— Я вижу ее как одного человека, — медленно заговорил он, — как огромного великолепно подготовленного, мощно вооруженного человека. Знаете, эдакого гвардейца-десантника головой под облака. — Он улыбнулся. — Один мозг, одна воля, единая сила. — И, помолчав, добавил: — И еще, чтоб не было в той дивизии потерь, никаких, никогда.