И в этот момент раздается негромкий голос генерала Мордвинова:

— На КП попал снаряд. Командир полка убит!

Подполковник Круглов бледнеет и растерянно смотрит на посредника.

— Товарищ генерал… — начинает он.

Но Мордвинов чуть громче повторяет:

— КП уничтожен снарядом. Вы убиты. Связисты уцелели.

На мгновение на КП наступает оцепенение.

«Это как понять? — размышляет генерал Чайковский. — Он что, выводит Круглова как несправившегося или, наоборот, спасает из безвыходного положения. А меня в это положение ставит? Ведь теперь вопрос, который я задал Круглову „Что придумали?“, задается мне. Значит, такой ваш ход, уважаемый Леонид Леонидович? Ну что ж, а мы сыграем так: комдив промолчит, а действовать будет тот, кто сменит Круглова! Видимо, комбат-2 капитан Волохов. Вот так! Волохову палец в рот не клади! Пусть действует. А я посмотрю. Посмотрю. В конце концов, это учения. Проверка. Вот я своих и проверю. — Он снова поворачивается к радисту. — Нет, — решает генерал Чайковский, — не буду запрашивать. Нет меня. Пусть сами справляются». И он демонстративно отходит в сторону, становится рядом с посредником.

Все эти мысли комдива, как и оцепенение присутствующих, длятся секунду.

А затем все разворачивается с молниеносной быстротой. Связист не мешкая спокойно поднимает трубку телефона и что-то почти неслышно говорит в нее.

Через две минуты на КП вбегает слегка запыхавшийся капитан Волохов. Присутствие обоих генералов не удивляет и не смущает его. Он было поворачивается к ним, но, уловив жест комдива, словно забывает о них и начинает энергично действовать.

Прежде всего сообщает, что вступил в командование полком, затем уясняет обстановку. Больше всего его интересует, как обстоят дела у капитана Кучеренко. Он переводит взгляд на карту и обратно. А затем делает то, что несколько минут назад собирался сделать командир дивизии, — приказывает радисту вызвать на связь капитана Кучеренко.

— «Звук-15», «Звук-15», я — «Динамо-27». Как слышите? — доносится из люка КШМ приглушенный голос радиста.

— Товарищ капитан, — докладывает наконец радист, — капитан Кучеренко приступил к выполнению задания.

Капитан Волохов удовлетворенно кивает и начинает быстро отдавать приказы: батареям открыть огонь по позициям «южных», по станции, подразделениям приготовиться к атаке.

Генерал Чайковский бросает взгляд на Мордвинова, тот одобрительно улыбается и негромко говорит:

— Сообразил. Как придет сигнал от Кучеренко, так ударит. Дам успех. А этот Волохов парень не промах. Впрочем, уж кто точно высшую оценку заслужил, так это снег. Надо ж как повезло! — Он усмехается.

На КП вновь наступает напряженная тишина, нарушаемая лишь писком зуммеров, негромкой воркотней радистов, далекими звуками боя у реки.

Снег, словно конфетти, высыпанные по приказу режиссера на съемочной площадке, исчерпав себя, прекращается. Пробивается солнце, все золотится вокруг, светлые полосы стремительно бегут по полям, сменяя теневые. И теперь уже и без биноклей можно легко рассмотреть весь пейзаж: ближнюю, изрытую траншеями местность, колпаки дотов, дальние железнодорожные постройки. Вспыхивают зайчики в стеклах домов.

И в этот момент оттуда, с дальнего конца поселка, из-за станции, водокачки, пакгаузов, вдруг доносится дружное, раскатистое «ура», короткие автоматные очереди. Капитан Волохов отдает приказ об усилении огня и поднимает свои подразделения в атаку.

Сначала «южные» яростно огрызаются. Затем ответный огонь слабеет. Беспорядочная стрельба, взрывы гранат слышатся на улицах поселка.

«Южные» оттягивают все больше сил для защиты железнодорожного узла, но он уже в руках десантников капитана Кучеренко. Их теперь видно и невооруженным глазом, бегущих по путям, вскакивающих в вагоны неподвижных поездов, карабкающихся на осветительные мачты.

Окруженные с двух сторон, «южные» сопротивляются все слабее. После артиллерийских налетов на их позиции накатывается атака основных сил подполковника Круглова, которыми командует теперь капитан Волохов так же спокойно и уверенно, как все делает в жизни.

Его не волнует, что за спиной у него командир дивизии и посредник генерал Мордвинов. Да пусть хоть командующий, хоть маршал! Командир полка погиб, он поставлен на его место и будет действовать так, как находит нужным, как полагается. А что они там думают, генералы, это их генеральское дело. Волохова никогда не смущали чины, еще когда солдатом был. Он усваивал военные науки, может быть, и не быстро, зато основательно и прочно. И, раз усвоив, действовал энергично, словно боксер, для которого долго разучиваемый прием становится автоматическим, единственно возможной реакцией на данную ситуацию.

— Ты хоть думаешь над обстановкой иногда? — в раздражении спрашивал его порой подполковник Круглов. — Взвешиваешь все варианты, рассчитываешь ходы?

— А чего их рассчитывать? — пожимал плечами Волохов и смотрел на подполковника спокойно и немного удивленно. — Здесь только так и можно. Я же ощущаю.

— Ощущаешь, ощущаешь, — ворчал подполковник и неизменно обнаруживал, что действия его комбата в сложившейся ситуации были единственно правильными.

— Ты что, Волохов, никогда не думаешь, как решать задачу, как приказ выполнить? — спросил он его однажды.

— Это я, когда учусь, думаю, — степенно ответил Волохов, — а когда бой, поступать надо. Думать некогда.

Подполковник Круглов только махнул рукой. «Поступать!» Но что скажешь, если поступал-то капитан Волохов как раз всегда правильно.

На этого офицера генерал Чайковский обратил внимание давно. Ему нравилось, как Волохов подходит к военному делу.

— Интересный случай поведаю, — сказал как-то комдиву его начальник политотдела. — Возвращаюсь поздно, уже часа два ночи, помнишь, совещание в лагерях у артиллеристов проводил? Еду мимо дома, где капитан Волохов живет, я у него на свадьбе был. Смотрю, в окне свет. Дай, думаю, зайду, чего это он полуночничает. Стучусь тихо. Открывает. В комнату приглашает. Спрашиваю: «Чего не спишь?» «Тактикой занимаюсь», — отвечает. Оказывается, он заочно проходит курс академии. Для себя, лично. Достал все программы и работает себе. «Знаете, товарищ полковник, хорошо, конечно, разные там поплавки на груди носить, — говорит. — Но в конечном счете не это главное, главное знать. Вот и совершенствуюсь».

— Он, понимаешь, — продолжал полковник Логинов, — считает, что знания, подготовка должны быть у офицера такими глубокими, как он выразился «органичными», что в момент принятия решения он действует как бы интуитивно.

— Ну, знаешь, — перебил полковника Чайковский, — если командир будет полагаться только на интуицию…

— Вот, вот, — заулыбался Логинов, — и я ему то же говорю, а он спорит: «Да нет, товарищ полковник. Интуиция как бы выявляет все накопленное, вступают в дело все знания, весь опыт, и рождается правильное решение. Я не верю, что безграмотный офицер может интуитивно принять правильное решение. Такого не бывает. А вот здорово подкованный может. Собственно, это даже не интуиция, а просто решение он принимает мгновенно. У него вроде бы в мозгу ЭВМ работает: срабатывают все его знания и в кратчайший срок выдают решение». Вот какую он мне лекцию прочел! — рассмеялся начальник политотдела.

Генерал Чайковский как-то вызвал Волохова на беседу. Наблюдал за ним во время учений. И заметил, что свою «систему» он растолковывает и солдатам. Он ставил командиров рот и взводов в такое положение, чтобы на решение у них оставались буквально секунды. А потом дотошно расспрашивал, почему было принято именно такое решение, а не другое.

Делал он это, не стесняясь, в присутствии комдива. И вообще то, что к нему на занятия приехало высокое начальство, его мало трогало.

— Послушайте, капитан, — сказал ему после одного такого занятия генерал Чайковский, — вот командир второго взвода правильное решение принял: атаковал с левого фланга, хотя, казалось бы, все за то, что надо с правого. Молодец! А ответить вам толком, почему это сделал, не сумел. Стоит, затылок чешет. И пришлось вам ему его же правоту истолковывать.