Гетман Скоропадский попытался совершить политический пируэт в сторону Белого движения. Он объявил о федерации с будущей некоммунистической Россией, приостановил «украинизацию» и начал зондировать почву о соглашении с Добровольческой армией генерала Деникина. «Кое-где замелькал русский национальный флаг», — отмечал один из очевидцев. Действительно — в Киеве началось формирование добровольческих дружин под русским триколором.

Киевским добровольцам было разрешено носить русскую военную форму и воинские знаки отличия. По Киеву были расклеены афиши с призывами: «К оружию, к оружию! В ком бьется русское сердце — пусть идет к нам!.. Все верные дети России, идите на ее спасение», «Героем можешь ты не быть, но добровольцем быть обязан!». Деникин разрешил киевским формированиям использовать флаг Добровольческой армии.

Четырнадцатого ноября 1918 года гетман издал грамоту, в которой призвал население встать на защиту Украины, с которой должно будет начаться восстановление «Великой России». Командующим вооруженными силами Скоропадский назначил генерала Федора Келлера — убежденного монархиста, ненавистника всякой «украинизации» и популярного в русской армии человека. Он все это время жил на Украине и не думал скрывать своих взглядов.

Впрочем, на посту командующего Келлер пробыл чуть больше недели — он подал в отставку. Считается, что ее причиной стали слишком резкие генеральские высказывания в адрес гетмана и Германии. Новым командующим был назначен личный друг гетмана, генерал князь Долгоруков.

Силы защитников Киева насчитывали в лучшем случае около пяти тысяч человек. В русских добровольческих дружинах — две — четыре тысячи. Это и была та самая булгаковская «Белая гвардия».

Бои с петлюровцами начались вблизи Киева 21 ноября. Но сам город жил обычной жизнью. Защищало Киев явное меньшинство из тех, кто мог держать в руках оружие. «Как чувствовал себя киевский обыватель? Обыватель веселился — пир во время чумы, — отмечала в мемуарах русская общественная деятельница Мария Нестерович-Берг. — Пусть где-то сражаются, нас это не интересует нимало, нам весело, — пусть потоками льется офицерская кровь, зато здесь во всех ресторанах и шантанах шампанское: пей пока пьется. Какой позор эти кутившие тогда весельчаки!.. Когда настал перерыв в оркестре, я крикнула в толпу: „Тепло вам здесь и весело. А в нескольких верстах за Киевом начались бои. Дерутся офицеры. Льется кровь защитников ваших. Слышите? Они дерутся за вас, бросив на произвол судьбы своих детей!“».

В эти дни жизнь гетмана Скоропадского висела на волоске. Но не только из-за наступления петлюровцев.

На гетмана «всея Украины» охотилась сводная боевая группа левых эсеров и эсеров-максималистов, в которую входил и наш главный герой. Люди подобрались отчаянные и со стажем. Например, «максималистка» Надежда Терентьева участвовала еще в покушении на премьера Столыпина в 1906 году на Аптекарском острове в Петербурге (тогда, при взрыве его дома, Столыпин уцелел чудом, но была тяжело ранена его дочь). Входил в группу и напарник Блюмкина по убийству графа Мирбаха Николай Андреев. Сначала именно ему отводилась роль исполнителя теракта по устранению гетмана. Однако, как потом рассказывал Блюмкин, «после долгих и мучительных колебаний Андреев от выполнения возложенной на него задачи отказался, мотивируя свой отказ бессмысленностью убийства человека, ничтожного в политическом отношении и являющегося лишь ширмой, за которой скрывались немецкие оккупационные власти».

После этого задачу убийства Скоропадского возложили на Владимира Шеварева (того самого, который, по словам Блюмкина, должен был по первоначальному плану убить Мирбаха). Теракт был назначен на 26 ноября. В тот день в Киеве проходили похороны погибших в боях с петлюровцами офицеров. Гетман приехал на похороны, однако бомбы, которые должны были полететь в него, почему-то оказались неисправными. Покушение провалилось. Скоропадскому повезло.

Тринадцатого декабря немцы и петлюровцы заключили соглашение. В обмен на разрешение эвакуировать свои войска германское командование обязалось не мешать вступлению армии украинской Директории в Киев. Город оказался фактически беззащитным.

Четырнадцатого декабря от власти отрекся гетман Скоропадский. Как известно, под видом раненого немецкого офицера он был вывезен в Берлин. Бежали и командующий армией князь Долгоруков, и офицеры его штаба. «Гетманщина, начавшаяся опереткой, завершалась трагикомедией, персонажами которой были гетман со товарищи, с одной стороны, а с другой стороны — действительной трагедией рядовых защитников Киева, преданных и брошенных начальством на произвол судьбы», — писал известный политик Василий Шульгин.

В тот же день, 14 декабря, петлюровцы вошли в Киев. Войска проходили по городу молча, организованно, стройными рядами, под желто-голубыми украинскими флагами, на папахах алели красные ленты и красные банты на шинелях. Все-таки новая власть считала себя «социалистической».

Уже в день падения Киева на улицах города началась настоящая охота за офицерами и юнкерами. Сам Петлюра и его сподвижники впоследствии заявляли, что никогда не отдавали приказов убивать белогвардейцев. Однако мемуаристы отмечают, что жестокость и кровожадность петлюровцев, как и ужасы террора в целом, превосходили «даже то, что в последнее время приходилось наблюдать в Советской России. Офицеров в форме убивали на улицах Киева как собак».

Расстрелы, сообщает один из очевидцев, «производились исподтишка, украдкой. Встретят на улице русского офицера или вообще человека, по возрасту и обличью похожего на офицера, выведут на свалку, пристрелят и тут же бросят. Иногда запорют шомполами насмерть, иногда на полусмерть. Во время междуцарствия, когда Петлюра ушел из Киева, а большевики еще не вошли, было найдено в разных частях города около 400 полуразложившихся трупов, преимущественно офицерских». Был убит и генерал Келлер. Его вместе с двумя офицерами повели в тюрьму, а по дороге то ли расстреляли, то ли закололи штыками…

На два месяца Киев оказался в руках украинских социалистов-самостийников. Популярный в начале XX века поэт Владимир Мятлев, автор эпиграмм и стихотворных памфлетов, так описывал те «киевские дни»:

О том, что делал Блюмкин в то время, когда над Украиной реял желто-голубой флаг, он сам рассказывал кратко в автобиографии: «При правительстве Директории, в период диктатуры кулачества, офицерства и сечевых стрелков, я работал для восстановления на Украине Советской власти. По поручению партии организовал совместно с коммунистами и другими партиями на Подолии ревкомы и повстанческие отряды, вел советскую агитацию среди рабочих и крестьян, был членом нелегального Совета рабочих депутатов Киева».