1936

На пути к Форли (там, где вбок уходит дорога поменьше, на Луго) возле кузницы остановился нищенствующий монах. Был он небольшого роста, немного сгорбленный, широкая улыбка открывала несколько оставшихся желтых зубов.

― Брат кузнец, Бог в помощь,  ― весело произнес он,  ― я сегодня еще не ел.

Кузнец выпрямился, отер пот и не слишком лестно подумал обо всяких бродягах.

― Заходите,  ― пробурчал он.  ― Кусок сыра у нас найдется.

Беременная жена кузнеца отличалась набожностью. Она хотела поцеловать руку монаха, но тот быстро спрятал обе руки за спину и бодро затараторил:

― Ах, матушка, что если бы я поцеловал руку вам? Меня зовут брат Франциск, нищий. Да благословит вас Бог.

― Аминь,  ― вздохнула молодая женщина и пошла за хлебом, сыром и вином.

Кузнец был неразговорчив, смотрел в землю и не знал, что сказать.

― Откуда вы, домине?  ― наконец спросил он.

― Да вот, из Ассизи,  ― ответил монах.  ― Изрядный кусочек пути, братец. Вы бы не поверили, сколько на свете ручейков, виноградников и тропинок. Все не обойти, а надо бы, милый, надо бы. Всюду видишь божьих тварей, и когда вот так идешь  ― это как если бы ты молился.

― Однажды я добрался до самой Болоньи,  ― задумчиво проговорил кузнец, ― но это было давно. Понимаете, домине, кузнец не может носить с собой кузницу.

Монах кивнул.

― Ковать железо  ― это, кузнец, все равно, что служить Богу. Огонь ― вещь красивая и святая. Брат огонь, голубчик, живое Божье творение. Когда железо размягчится и его можно гнуть  ― вот красота, кузнец, ей-ей! А смотреть на огонь  ― это уже вроде как откровение.

Монах по-мальчишески обнял руками колени и заговорил об огне, о пастушеских кострах, о чадящих огоньках на виноградниках, о пылающей лучине, о свечах, о горящем кусте... Тем временем жена кузнеца накрыла куском белого полотна стол и поставила на него хлеб, сыр и вино. Кузнец рассеянно моргал, точно глядел на огонь.

―  Отче,  ― тихо сказала жена кузнеца,  ― не хотите ли поесть?

Брат Франциск отламывал пальцами куски хлеба, вопросительно поглядывая на кузнеца и его жену.

«Что случилось с вами обоими?  ― дивился он.  ― Отчего вы такие молчаливые и как будто не в своей тарелке? Такие симпатичные люди, парень что твой медведь, Богом благословенная женщина... Что с вами, что вас гнетет?»

Непрожеванные куски во рту брата Франциска набухали смущением и жалостью.

«Чем я вас, Божьи люди, могу развеселить? Рассказывать вам забавные истории, приключившиеся со мной в пути? Петь и подпрыгивать, чтобы потешить женщину, которая ожидает младенца?»

Дверь чуточку приоткрылась. Жена кузнеца угрожающе подняла руку и побледнела. Между дверей показалась собачья морда с покорными боязливыми глазами.

Кузнец вскочил  ― жилы на его лбу налились кровью  ― и бросился к дверям.

― Пошел, проклятая бестия!  ― крикнул он и пнул дверь ногой. Пес, заскулив, убежал.

Брат Франциск, погрустнев, стал в нерешительности катать хлебные шарики.

― Ах, кузнец, кузнец,  ― воскликнул он,  ― что вам сделала эта Божья тварь?

Кузнец заботливо обратился к жене:

― Джулиана,  ― пробормотал он,  ― ну успокойся! Успокойся!

Женщина попыталась улыбнуться, губы ее дрожали. Она встала, бледная, как привидение, и без единого слова вышла. Кузнец хмуро смотрел ей вслед.

― Братец мой,  ― с жалостью прошептал Франциск,  ― зачем ты прогоняешь от стола брата-песика? Ладно, я пойду...

Кузнец гневно откашлялся.

― Чтобы вы знали, домине,  ― сказал он грубо.  ― Этот пес... На Пасху мы ожидали гостью. Из Форли к нам должна была прийти сестра жены, совсем еще девочка... И не  пришла. Через две недели за ней приехали ее родители... Долго мы искали девочку, нигде ни следа. За неделю до праздника Духа Святого откуда-то с полей прибежал наш пес, таща что-то в пасти. Он положил ношу на порог, и тут мы увидели, что это были внутренности. Только позднее мы нашли, что осталось от девочки.  ― Кузнец кусал губы,  чтобы справиться с болью.  ― Не знаем, кто это сделал. Бог накажет убийцу. Но этот пес, домине...  ― Кузнец махнул рукой.  ― Убить я его не могу, вот что хуже всего. И никак его не прогонишь. Бегает вокруг дома и канючит... Можете себе представить, домине, какой это ужас... ― Кузнец с силой провел рукой по лицу.  ― Видеть его не можем. Ночью воет под дверью...

Брат Франциск вздрогнул.

― Вот видите,  ― прохрипел кузнец.  ― Простите, домине, схожу посмотрю, как там Джулиана.

Монах остался в горнице один, ему было не по себе от наступившей тишины. На цыпочках он подошел к порогу. Неподалеку стоял желтый дрожащий песик, поджав хвост между задних лап, и неуверенно поглядывал на него. Брат Франциск повернулся к нему. Песик робко, словно на пробу, шевельнул хвостом и заскулил.

― Ах ты, бедолага,  ― пробормотал Франциск и хотел отвернуться, но пес крутил хвостом и не спускал с него глаз.  ― Ну, чего тебе?  ― смущенно пробормотал брат Франциск. ― Тебе грустно, да? Трудное это дело.

Песик переступал с лапы на лапу, дрожа от возбуждения.

― Ну, иди,  ― успокоил его Франциск.  ― Никто тут не хочет с тобой разговаривать, верно?

Пес, поскуливая, пополз к ногам монаха. Брату Франциску он был как-то противен.

― Иди, иди прочь,  ― уговаривал он собаку.  ― Не надо было этого делать, брат. Разве можно трогать священное тело девочки?..

Пес скулил, лежа у ног святого.

― Перестань, прошу тебя,  ― пробурчал Франциск и склонился над собакой. Та застыла в напряженном ожидании.

В эту минуту кузнец и его жена в поисках исчезнувшего гостя вышли на порог. Они увидели, как перед домом на коленях стоит монах, почесывая за ухом всхлипывающего песика и тихо-тихо ему говорит:

― Вот видишь, братец, вот видишь, мой милый, ну что ты лижешь  мне руки?

Кузнец откашлялся. Франциск обернулся к нему и робко пробормотал:

― Видите ли, кузнец, он так просил! Как вы его кличете?

― Бракко,  ― проворчал кузнец.

― Бракко,  ― сказал святой Франциск, и песик в одно мгновение облизал ему лицо. Брат Франциск поднялся.  ― Довольно, братец, благодарю тебя. Пожалуй, мне уже пора в путь, кузнец.

Он не сразу сообразил, как попрощаться. Стоя перед женой кузнеца и зажмурив глаза, вспоминал какое-нибудь благословение...

Когда он открыл глаза, перед ним стояла на коленях молодая женщина, положив руку на голову желтого пса.

― Хвала Богу,  ― вздохнул Франциск, показав желтые зубы.  ― Да вознаградит вас Господь.

А пес, попискивая от безудержной радости, стал носиться вокруг святого и стоящей на коленях женщины.

1932

На площади св. Марка вряд ли кто оглянулся, когда стражники вели старика к дожу. Старик был оборван и грязен, и можно было подумать, что это какой-нибудь портовый воришка.

― Этот человек,  ― доложил podesta vicegerente,[42] (42) остановившись перед троном дожа,  ― заявляет, что зовут его Джованни Фиальго и что он купец из Лиссабона; он утверждает, будто был владельцем судна, и его со всем экипажем и грузом захватили в плен алжирские пираты; далее он показывает, что ему удалось бежать с галеры и что он может оказать большую услугу Венецианской республике, а какую именно ― он может сообщить лишь самому его милости дожу.

Старый дож пристально разглядывал взлохмаченного старика своими птичьими глазками.

― Итак,  ― молвил он наконец,  ― ты говоришь, что работал на галере?

Схваченный вместо ответа обнажил грязные щиколотки; они опухли от оков.

― А на спине,  ― добавил он,  ― сплошные шрамы, ваша милость. Если желаете, я покажу вам...