-Ой,- девушка обернулась к Риссе.- А я, я тут вам постель застилаю, как батя велел.

-Это твоя комната? - Рисса уселась на ложе, с любопытством оглядываясь. Жилище Рыжечки представляло занятную смесь девичьей и логовища колдуна: на столике у окна, затянутого бычьим пузырем, валялись девичьи гребни, серьги, небольшое зеркальце- и тут же связки трав, глиняная фигурка чудища с рогами и хвостом, человеческий череп.

-Тут я пробую то, чему учит меня отец,- с гордостью сказала Рыжечка, - смотри, кто у меня есть!

Она рыжей молнией метнулась к окну и набросила на него плотную черную ткань. Потом зажгла свечи и с трудом вытащила из-под ложа большой берестяной короб. Рисса осторожно сняла крышку. В ложе из влажного мха щерилось пучеглазыми зенками странное существо - змеиное тело, покрытое мелкой чешуей; жабьи задние лапы, лягушачья головка на змеиной шее; перепончатые крылья. Чудовище открыло пасть с острыми зубками, злобно зашипело, забило крыльями, пытаясь взлететь, но Рыжечка ловко прикрыла его крышкой.

-Чужих не любит,- пояснила она, ставя короб на место и усаживаясь рядом с Риссой,- он их и не видел почти. Я его из обычной жабы семь лет растила - на солнечный свет не выносила, кормила своей кровью и змеиным мясом. На Праздник хочу всем показать.

-Ну, а еще что умеешь? - спросила Рисса, как бы невзначай пододвигаясь ближе.

-Могу молоко заставить скиснуть, змей собрать в одном месте, приворот могу. Оборачиваться еще не умею, но скоро научусь, да.

-А вот так умеешь?- Рисса запустила руку под подол, коснувшись бедра касачки. Рыжечка вздрогнула как от удара кнутом, почти с ужасом смотря на Риссу.

-Что...что вы делаете,- лепетала растерянная Рыжечка, почти не сопротивляясь когда Рисса медленно укладывала ее на ложе .

-Твой отец сказал, что пока мы не прибудем в Лють, я буду твоей наставницей,- мурлыкнула Рисса,- ты же слышала это.

-Да, но...

-А наставницу надо слушаться,- продолжала Рисса, задирая сорочку чуть ли не к шее,- ученица, которая не слушает хозяйку - негодная ученица. Ты хочешь быть хорошей?

-Дддаа...

-Вот и хорошо,- Рисса вдохнула запах юного девичьего тела - тогда считай это первым уроком. Урок Плоти - в нашем деле он самый важный!

Ее язык коснулся влажного лона, вырвав из Рыжечки протяжный стон. Сноровисто освобождая и ее и себя от одежды, северянка легла рядом с касачкой, наслаждаясь ее бархатистой кожей и неопытными, но столь охочими до ласк губами. Рыжечка явно уже рассталась с невинностью, но вот женская любовь ей была в новинку. Ноги северянки сплелись с ногами касачки и похотливые стоны слились в протяжный вой, пока разгоряченные юные тела содрогались в сладостных корчах, возносящих обеих ведьм к вершинам небывалого наслаждения.

Праздник Урожая наступил через седьмицу. Все эти дни мерсийская ведьма разговаривала с ведуном, Рыжечкой, Урмом и с воинами касаков, стараясь выведать побольше о землях куда ей предстоит отправиться. Участвовала она и в очистительных обрядах что в преддверии праздника творил Касей перед идолом Цмога.

На праздник святилище преобразилось до неузнаваемости. С самых дальних окраин Касакии прибыли ее лучшие воины: чернявых и смуглых жители побережья, говоривших с непривычным для слуха Риссы акцентом; сероглазых и русых жителей плавней; соединивших оба расовых типа обителей гор и дельты Пшицы. Но все они - русые, рыжие, смуглые- выглядели опытными воинами, одинаково обученными сражаться и в пешем и конном бою, обращаться с мечом, луком и пикой. Свои воинские умения они демонстрировали в учебных поединках, коим был посвящен первый день праздника.

На почетном месте восседал хан огулов - коренастый немолодой мужчина, с вислыми седыми усами, одетый в красные шаровары, отороченные золотыми нитями и темно-синий каптал. Лысую голову прикрывала четырехконечная желтая шапка с околышем из лисьего меха. Наблюдая как бьются касаки Хо-Урлюк довольно щерил и без того узкие желтые глаза. Позади него, даже тут не слезая с коня виднелись и его нукеры - крепкие скуластые степянки в пластинчатых доспехах. Рисса мимоходом подметила схожесть между огулами и воинами самых восточных, степных областей Касакии - видимо оба народа были столь давними союзниками, что уже начали смешиваться.

Справа от хана восседал сам Касей, а слева - морщинистый старик, в причудливом черном одеянии, вобравшим черты женского и мужского нарядов. Тонкие пальцы, похожие на обтянутые кожей костяшки скелета, выбивали какой-то ритм на большом бубне. Рисса уже знала, что это Хара-кам, шаман огулов, служитель Эрлика, бога смерти. С ним говорил Касей, прежде чем обратиться с просьбой к Хо-Урлюку и именно мнение шамана оказалось решающим для того, чтобы взять в опасный и долгий поход двух чужестранок. Чем же руководствовался сам шаман принимая такое решение Рисса не знала - Хара-хам не перемолвился с ней и парой слов, а по его непроницаемому лицу, чувства читались не лучше чем по резной морде рыбо-змеиного идола.

Именно поклонению Цмогу и был посвящен второй день Прездника. С утра в святилище прибыли остальные колдуны - статные бородачи в причудливых одеяниях, с рыбоглавыми посохами в руках. Все они степенно приветствовали хозяина Черного ручья, хотя в словах иных ведунов и чувствовалась некоторая скованность. Особенно это было заметно в действиях смуглого мужчины в серо-синем кафтане и выкрашенной в синий же цвет бородой, завитой в три косы. Он прибыл позже всех на большой лодке с носовым тараном в виде головы белуги и широким парусом, на котором красовался черный катран, кусающий себя за хвост.

-Турмак,- шепнул Риссе стоявший рядом Урм.

Впрочем, если Тмутараканский ведун его и узнал, то виду не подал и вел себя на празднике предельно благообразно: пел хвалу рыбьему богу прося его о дожде, богатом урожае и улове, удаче в войне и охоте, а также о спасении от засухи, штормов, сходящих с гор селевых потоков, разливов Псицы и злокозненных дочерей Цмога - берегинь-лихоманок; вместе с остальными колдунами перерезал горло вороному жеребцу, а потом смазывал его кровью идол, вновь и вновь прося помощи божества во всех начинаниях.

Затем два пастуха, в белых рубахах и штанах, разукрашенных изображениями черных рыб выгнали стадо коров. Рисса отметила набухшее от молока вымя, из-за которого животные двигались с большим трудом. Пастухи погнали коров в Псицу, остановив лишь когда вода дошла скотине до брюха. Ведуны завели очередную хвалу Цмогу и словно в ответ вода рядом с коровами взбурлила, в ней замелькали темные тела, словно исполинские пиявки впивающиеся в вымя. Приглядевшись, Рисса поняла, что молоко высасывают черные рыбы с длинными усами и длинные змеи. Сом и желтобрюхий полоз - священные животные Цмога, его воплощения.

После того как последняя из напившихся молока тварей, отвалилась от начисто выдоенного вымени, коров погнали обратно. Когда их мычание смолкло вдали, наступила гнетущая, всепроникающая тишина. И в этой кромешной тишине вдруг раздался надрывный детский плач.

--Цмог, хозяин вод, земных и небесных, - выступил вперед Касей,- мощный, милостивый, в чьей власти жизнь и погибель наша. Не отвернись от касачьего рода, не дай переводу, даруй приплоду. Самое ценное, что есть у нас, отдаем мы детям твоим и да воздастся за это сторицей детям нашим.