Но Натаниэль не мог ей солгать.

– Нет. И не думаю, что есть способ это выяснить. Но в одном я уверен: тебе нельзя более оставаться здесь. – Он крепче стиснул ее пальцы. – Пойдем со мной. Выходи за меня…

Майри взглянула на него с изумлением. Широко распахнутые глаза ее были голубыми, словно небо, – на мгновение ему показалось, что она может ответить «да», но она закрыла глаза и сокрушенно покачала головой.

– Ты добрый человек… хороший человек. Если бы не ты… – Она глотала слезы. – Если бы не ты, мы не выжили бы… Но дело не во мне. Совсем не во мне! Я сделала это ради Коннора. Он велел мне сберечь клан, и я была обязана выполнить его волю. Я буду ждать его возвращения или неопровержимых доказательств того, что его нет в живых.

Сердце Натаниэля разрывалось.

– Но ты не можешь и дальше жить тут, в холодных горах! Вернись в долину!

– В замок? – спросила Майри.

Он отчаянно затряс головой:

– Нет! Может быть, в деревню… Тут неподалеку деревушка Дандрамми…

Майри вздохнула:

– Я – плоть от плоти этой долины, Натаниэль.

Он глядел в ее лицо, по-прежнему прекрасное, гордое, и едва не решился сграбастать ее в охапку, перекинуть через плечо и унести отсюда силой. Но ведь тогда она на веки вечные возненавидит его!..

– Тогда я выстрою для тебя домик в долине.

Майри вдруг нежно коснулась ладошкой его щеки:

– Спасибо тебе. А теперь тебе пора идти. И не возвращайся сюда больше.

– Пообещай мне, что, если я тебе понадоблюсь, ты пошлешь за мной… – тихо попросил он, и она устало улыбнулась в ответ.

– Конечно…

Но Натаниэль знал: этого никогда не будет.

…При виде Меган Макнаб, сидящей в лучах солнечного света у окна, облаченной в простое синее платье, с волосами, заплетенными в длинную шелковистую косу, у Кита перехватило дыхание. И он замер в дверном проеме, дожидаясь, пока она поднимет глаза и заметит его, и он ощутит уже знакомое потрясение, что сродни удару молнии…

– Доброе утро, – пробормотал Кит, не двигаясь с места. Ноги его словно приклеились к полу.

Девушка подняла голову – и лицо ее залил дивный румянец цвета нежных лепестков розы. Глаза ее расширились, а губы изумленно приоткрылись.

– О-о-о! – Меган вскочила на ноги, и только тут Кит, опомнившись, кинулся к ней.

– Твоя нога… не смей вставать!

– Ноге уже гораздо лучше, – пролепетала Меган.

Она стояла, слегка пошатываясь, не сводя своих волшебных глаз с графа. Теперь они у нее казались тепло-золотистыми, словно старый виски… И Кит ощутил, что его тянет к ней, словно магнитом. Однако он остановился в полушаге от нее, не смея ее коснуться.

– Привет, – еле слышно шепнул он.

– Привет, – эхом откликнулась Меган.

Они не сводили друг с друга изумленных глаз.

– Я… – Он умолк. С его губ готово было сорваться признание в любви и пылкое предложение руки и сердца, но для всего этого время еще не пришло. И тут Кит вспомнил о шкатулке, которую сжимал в руках. – Вот, – протянул он ее девушке. – Я принес…

– Шкатулка из усыпальницы, – ахнула Меган. Голос ее дрогнул, улыбки как не бывало, плечи вдруг поникли: – Твое сокровище… – Девушка не шевельнулась, не сделала попытки взять в руки находку. – Ты пришел рассказать мне, что там внутри?

– Честно говоря, понятия не имею. Я ее еще не открывал. Я подумал, что ты… мы должны сделать это вместе.

Они вместе изучали инкрустированную крышку шкатулки. Разноцветные кусочки дерева потемнели и поблекли от времени, но драгоценные камни и цветы из перламутра со стеблями и лепестками из чистого золота сверкали в солнечных лучах.

– Ну, хорошо…

Меган присела на кушетку, а Кит, взяв стул, устроился рядом и поставил шкатулку на столик. Когда звонко щелкнул запор, девушка закусила губу, молодые люди взглянули друг на друга – кажется, они даже перестали дышать.

Кит принялся доставать из шкатулки содержимое.

– Каменная бутылочка… – Он поставил ее на стол.

Следующая находка была завернута в обрывок пледа и перевязана лентой. Кит развязал бант, а Меган подалась вперед всем телом, себя не помня от волнения. На мгновение Кит ощутил пьянящий аромат вереска, исходящий от ее волос.

– Эта детская рубашечка, – Меган взяла в руки вещицу, слегка пожелтевшую от времени. – Но она не дошита…

Вдруг что-то маленькое со звоном упало на пол. Наклонившись, Кит поднял золотое колечко с рубином в форме сердца.

– Стало быть, это и есть сокровище? – спросил он.

– Для Майри это было величайшей драгоценностью в жизни, – серьезно и торжественно взглянула на него Меган.

Кит взял в руки бутылочку и вынул пробку. Внутри обнаружились какие-то листки пергамента, свернутые в трубочку и перевязанные поблекшей синей лентой.

Осторожно взяв их в руки, Меган развернула первую страничку. На ней что-то написано было по-гэльски.

– Что там? – спросил Кит, склоняясь над столом и невзначай касаясь плечом плеча Меган.

– Это письмо… оно написано тем же почерком, что и то, которое ты нашел в дневнике твоего деда…

Меган торопливо пробежала послание, а Кит почувствовал, что сердце ее забилось быстрей.

– Стало быть, это рука Майри, – прошептал он.

«Глен Дориан, 1778 год.

Драгоценный мой, возлюбленный мой!

Минуло уже более тридцати лет с тех пор, как глаза мои видели тебя в последний раз, а мне все мнится, что это было вчера. И по-прежнему, просыпаясь ночами, я ищу тебя рядом, а не находя, плачу. Почему тебя нет подле меня, там, где твое место по праву? А порой я вспоминаю все те счастливые моменты, что нам с тобой довелось пережить, и тогда улыбаюсь.

…Как горько, что столько долгих часов, месяцев и лет украдено у нас с тобой! Мы должны были вместе состариться, ты и я, здесь, в этой долине, радуясь тому, как подрастают наши дети, а потом и внуки…

…Я ждала тебя, я надеялась, я тосковала по тебе долгие томительные годы. Никого, кроме меня, не осталось в долине. Все, кого ты знал, умерли или покинули родные места, и я не смею их в этом винить.

Даже сейчас я в глубине сердца надеюсь, что ты появишься на дороге, ведущей в родную долину, с широкой улыбкой на лице и руками, раскинутыми для объятий. Я так жажду этого, что болит сердце! И боль эта невыносима… Она усиливается от того, что я не знаю, что сталось с тобой… Может быть, ты жив и просто не можешь вернуться ко мне? Или ты давным-давно в лучшем из миров? Но если бы ты умер, мое сердце узнало бы об этом первым, разве нет? А может, ты вечно жив в моем сердце, в моей памяти, в душе моей и я просто не могу отпустить тебя?…

…Я оставляю это письмо там, где мы встречались с тобой, когда еще не были супругами. Ты называл его местом наших свиданий. Если почему-то меня не случится тут, когда ты вернешься, я уверена: ты пойдешь именно туда, дабы убедиться, что сокровище наше в целости и сохранности. А это так, мой родной, я хранила его все эти годы. Надеюсь, ты найдешь там и это мое письмо…

Там же оставляю я и свое обручальное кольцо на случай, если ты поиздержался в пути. Продай его и купи себе хлеба и мяса.

…А еще хочу поведать тебе о величайшей из моих горестей. Когда ты исчез, Коннор, я носила под сердцем наше дитя – нашего сына. Но он появился на свет раньше срока – высоко в горах, в холодной пещере – и не сумел выжить. Если ты на небесах, любовь моя, то надеюсь, дитя наше с тобой, а когда придет мой час, я приду к вам. Пока же остаюсь любящей тебя Майри».

Сперва Кит пытался утирать слезы, струящиеся по щекам Меган, потом пересел к ней на кушетку, обнял девушку, прижал к груди – и она неудержимо разрыдалась. Наконец она подняла голову и жалобно взглянула на него.

– Ну пожалуйста! Прошу, скажи, что второе письмо – это ответ Коннора! Скажи, что он вернулся к ней!

Развернув второй листок, еще более ветхий, пожелтевший и местами разорванный, Кит принялся его изучать.