— Коль вы такой умный, так попробуйте сами найти, — заявил Новохатько, подбоченившись одной рукой. — А по мне, так в этом деле без черта не обошлось. Потому как людям, даже злодейским, никакой пользы в таких убийствах не было. Ольга и Раина жили в бедности, никому не мешали, ни у кого не стояли на дороге. Притом же, девушек…кхе… — тут он смущенно покосился на Настю, — их не изнасиловали, стало быть, убийца — не из тех разбойников, какие охотятся за женщинами. Так что уж тут получается? На кого можно подумать, а?

— Черт возьми, здравые рассуждения! — усмехнулся Денис. — Чувствуется, что вы изучали логику и римское право.

— Да, кой-чему и мы научены, — солидно сказал Новохатько, снова затянувшись табаком. — Не все же вам, столичным господам, щеголять своей ученостью.

Гликерия, видимо, недовольная тем, что о ней забыли, воспользовалась поводом вмешаться в разговор:

— Кстати, Денис Андреевич, сделайте одолжение, расскажите нам о своих научных трудах. Говорят, вы приехали сюда изучать славянские древности?

Томский чуть помедлил с ответом, и Настя, не сдержав любопытства, заполнила паузу вопросом:

— А это письмо из Академии., такое объемистое… наверное, в нем вам даны указания ехать в Киев или другие древние города?

— Нет, оно объемистое из-за упакованных в нем карт, — слегка улыбнулся Денис. — Я попросил одного друга, что путешествовал по Европе, сделать копии со всех карт причерноморских степей, какие только сможет найти, начиная с древних греков и арабов. Нашлось очень мало, да и рисунки весьма примитивны, неточны. Но для меня важно любое упоминание о наших степях.

— А что в степях-то интересного? — удивился Новохатько. — Степь — она и есть степь, никаких древностей там не найдешь. Город — это я понимаю, там церкви старинные, дома кое-какие остались.

— Но история наших предков начиналась в степи, — возразил Денис. — Городов там не найдешь, зато есть курганы, древние могильники. Они оставлены еще теми народами, которые были здесь до славян. Скифы, сарматы, анты…

— И вам интересна такая древность? — хмыкнул Остап Борисович. — Что за охота в могильниках копаться?

— Увы, нет другого пути выведать у госпожи истории ее тайны, — развел руками Денис. — А этих тайн очень много, они разбросаны по великой степи вдоль Днепра. Мы, славяне, все века только воюем и боремся, а заняться собственным прошлым недосуг. Вот, наконец, сейчас наступила коротенькая передышка, так и спешим ее использовать для изучения разных наук, истории в том числе.

— Дай Бог здоровья Елизавете Петровне, — сказал Шалыгин. — Недаром же Ломоносов написал: «Молчите, пламенные звуки[10], и колебать престаньте свет: здесь в мире расширять науки изволила Елисавет[11]». Хоть злые языки и шепчутся, что, дескать, нет порядка, только балы да гулянья во дворце, а я так скажу: никакому монарху не под силу сразу навести во всем порядок. Пусть уж лучше все идет потихоньку да своим чередом, нежели так круто и с такой кровью, как было при ее родителе, Петре Алексеевиче. Вот я, например, радости мирной жизни и искусства не променяю ни на какое военное величие. Жаль только, что Елизавету Петровну все время втягивают в войну то пруссаки, то австрийцы, то французы, то англичане… А ей ведь это вовсе не по душе, она женщина добрая. Вот и смертную казнь отменила. Был ли когда в наших землях правитель такой христианской души?

— Но не все мужчины довольны женским правлением, — ввернула Настя, вспомнив недавно услышанный разговор Саввы и Тараса. — Есть такие казаки, которые скучают по воинственной власти. Им хочется, чтобы гетман Разумовский держал в руках не книгу, а саблю.

— Не ведают, что говорят, — пробурчал Шалыгин.

— А вы считаете, что женщина может быть лучшей правительницей, чем мужчина? — спросил Денис, пристально и чуть насмешливо глядя Насте в глаза.

— Во всяком случае, не худшей, — ответила она решительно. — Женщины всегда стремятся к миру и благополучию, а мужчины — к военной славе. И знаете почему? Потому что правитель-мужчина смотрит на своих воинов и думает: «Вот столько-то всадников, столько пеших, столько ружей и штыков». А женщина смотрит и думает: «Вот этот — сын Марии, а тот — жених Катерины, а у этого — чудный голос, а у того — добрая улыбка…»

— Да просто женский пол неспособен к войне! — хохотнул Остап Борисович, прерывая Настю. — Вашей сестре надо детей рожать, за домом следить, да еще наряжаться, да с подружками болтать о всякой всячине.

— Помолчали бы вы лучше, Остап Борисович, — поморщилась Настя. — Когда надо, так женщины и воевать умеют. Вспомните хотя бы княгиню Ольгу или Елизавету Английскую.

— Да и нынешние… Елизавета Петровна и Мария-Терезия неплохо подбирают себе полководцев, — заметил Томский, с улыбкой наблюдая, как горячо отстаивает Настя свое мнение.

— Уж прямо мир перевернулся, повсюду женский пол у власти, — хмыкнул Новохатько.

— Но, однако, благодаря миролюбивому женскому правлению мы с Иваном Леонтьевичем имеем возможность посвятить себя наукам и искусствам, — сказал Томский, переглянувшись с Шалыгиным.

— И куда же направлен путь ваших научных изысканий? — светским тоном осведомился Илья. — Наверное, в запорожские Палестины? Говорят, на землях Самарской и Кодацкой паланок больше всего курганов и каменных баб.

— Да, именно в тех местах был древний Геррос, где хоронили скифских царей, — кивнул Томский. — Об этом есть описания у Геродота.

— Курганы можно найти и на Слобожанщине, возле Донца, — заметил Шалыгин.

— Даже у нас в Криничках есть холм, который все называют Кривой могилой, — сказала Настя. — Только вряд ли это скифский курган, ведь скифы обитали южней.

— А где расположены ваши Кринички? — заинтересовался Денис.

— Между Полтавой и Будищей, на левом берегу Ворсклы.

— Так это… — Денис наморщил лоб, мысленно рисуя карту левобережной Украины. — Знаете, а ведь именно возле этих мест закончился поход царя Дария на Скифию. Измотанные персы отступили с берегов Ворсклы на юг, в свой лагерь возле Меотиды[12]. Вполне может быть, что, затягивая персидское войско вглубь степи, а потом изгоняя его, скифы на этом пути хоронили павших в бою вождей. Но больше всего царских могил в Крыму. Хорошо, что крымские ханы не изучают историю и не копаются в земле. Древние памятники ждут своего часа.

— Наверное, в этих могилах и золото можно найти? — спросил Остап Борисович, и глаза его азартно заблестели. — Да только кто ж его оттуда достанет? Там целая сотня нужна, чтобы такие глубины раскопать. А то, что неглубоко лежит, давно уже, небось, ограблено.

— Ценность древних могил состоит не в золоте… вернее, не только в золоте, — сказал Денис. — И копать мы пока не собираемся. Надо хотя бы осмотреться, разведать места. Это ведь работа не на один год.

— Дай Бог, чтоб эту работу не прервала какая-нибудь очередная война, — вздохнул Шалыгин.

— И когда же вы намерены ехать к запорожцам? — спросила Гликерия, передавая гостю новую чашку с чаем и тарелку с куском пирога.

— Я еще не решил, — уклончиво ответил Денис. — Жду прибытия Кирилла Григорьевича. С ним должны приехать два моих помощника.

— Скорей бы уж прибыл наш гетман, — заметил Илья. — Когда он здесь, все вокруг оживляется, в Глухове весело.

— Ваша правда, — поддержал его Новохатько. — Это прямо праздник, когда гетман с супругой приезжать изволят. А я так хорошо помню его первый приезд, как будто это было только вчера. Сколько тогда люду понаехало! А уж какие наряды, какие мундиры, я таких сроду не видывал! А подвод было штук двести и все с отличными лошадьми, по три рубля за каждую, не меньше.

Шалыгин, наклонившись к Томскому и понизив голос, сказал:

— А я еще помню, как Киевский архиерей разъезжал по Глухову, понапрасну добиваясь лицезреть сына достопочтенной вдовы Розумихи. Утром гетман еще почивал, а вечером уже поехал на прогулку.