– И вы уступили?

Соло пожал плечами с видом полного бессилия против судьбы:

– А что нам оставалось делать? На одной чаше было двести пятьдесят "котячьих" детей, а на другой жизни миллиона человек и кровавая каша на Аполлоне-2 в виде довеска. Так как причина всего этого бедлама - дети - находилась под рукой, то руководство колонии не долго колебалось с решением: быстро нашли транспортник, погрузили туда детей, а килрачи отрядили двух пилотов - нашим они не доверяли. Крейсера подобрали транспортник, дали сигнал по гиперсвязи и улетели - больше их мы не видели, да и не особо искали. Своих дел было по горло!

– А что с килрачами? - история явно близилась к завершению, но оставалось понять, каким образом жуткая и кровавая трагедия превратилась в "триумфальную победу сил Конфедерации", как про это говорили учебники истории. - Что было дальше?

– На Аполлоне-2 они начали сдаваться, едва крейсера прыгнули в гиперпространство. Ратушу покинули почти все, кроме тех, кто организовал все восстание, руководил им, и тех, кто расстрелял охранников здания совета. Они заперлись внутри и вышли на минуту в планетарный эфир, чтобы сказать всего два слова: "Это цена!" Затем они взорвали здание вместе с собой. То же случилось и в поселение Джулиана: корабли, которые бомбардировали колонию, отошли в сторонку, и отключили системы стабилизации реакторов, передав для всех опять же два слова: "Это цена!" Остальные пошли на прорыв, хоть и не имели особых шансов спастись: против них было около семи дивизий с тремя боевыми базами, но они, как я сказал, все равно с самого начала шли на смерть. Дрались "коты" отчаянно, положили полторы дивизии секторального флота, однако в конечном итоге никто из них не ушел от поселения Джулиана. На этом все и закончилось!

Он замолчал, и тишина затопила комнату. Притихший юноша смотрел на пол перед собой, прокручивая в голове рассказ Соло и особенно слова, с которыми килрачи совершили самоубийство: "это цена!" Цена за кровавое восстание, цена за убийство безоружных пленников, цена за бомбардировку антиматерией, цена за пролитую кровь… кровь человеческую, и килрачскую, но они заплатили за все разом, не делая разницы между своими и врагами.

– Простите, сэр, но зачем вы рассказали нам это? - Паладин, которого такие проблемы, очевидно, не волновали, решительно смотрел на Соло. - Вряд ли это укладывается в рамки официальной пропаганды Конфедерации…

– Конечно, не укладывается! - фыркнул Ханнуан. - Про события на Аполлоне-2 и поселении Джулиана, кроме непосредственных участников, знает только Военный Совет и высшее секторальное командование Ригеля; Конфедерация же знает про "блестящую победу над килрачами" или как там в учебниках пишется? А рассказал я вам потому, что вы должны понимать, куда летите, и с кем вам доведется иметь дело. Постарайтесь запомнить это и подумайте дважды, прежде чем называть килрачей тупыми кровожадными монстрами! Ну, а теперь, - он покосился на хронометр, - вам пора собираться. Мы уже практически прилетели!

Громкий голос диктора пронесся по коридорам, сообщая о выходе корабля на геосинхронную орбиту над поверхностью третьей планеты. Так же он предлагал всем, кто должен был высаживаться здесь, не мешкать с отправлением и как можно быстрее прибыть на посадочную палубу. Слегка прибавив шагу, Джеймс поравнялся с Паладином, который немного вырвался вперед, пока он вслушивался в сообщение по внутренней связи. Приблизившись к ближайшему лифту, пилоты остановились у стены, ожидая, пока он подойдет на их вызов.

– Соло сказал, чтобы мы были в ангаре через тридцать минут, - сказал серигуанин, взглянув на сложный механизм, мало напоминающий привычные для Джеймса наручные часы.

– Да, сказал, но еще двадцать минут, - откликнулся юноша, шагнув в распахнувшуюся перед ним створку лифта; шумный водоворот толпы в коридорах лайнера как-то отодвинул назад мрачные картины, навеянные разговором с капитаном Соло. - Успеем вполне, если не будем копаться. У меня лично багаж давно собран.

Лифт плавно скользнул вверх, едва заметно покачиваясь в суспензерном поле. Путь до нужного уровня, с момента отправления занял не более пяти секунд и, когда двери полностью открылись, Джеймс посмотрел на Паладина:

– Значит, встретимся около там?

– Конечно, - конец слова заглушил звук закрывающихся дверей, после чего платформа лифта поплыла вверх.

Свернув за угол коридора, он подошел к каюте 345-2432, ничем кроме номера не отличающийся от других, и небрежным жестом приложил ладонь к небольшой панели с левой стороны. Электронный замок тихонько пискнул, подтверждая идентификацию, и Джеймс, переступив порог, шагнул внутрь.

В миниатюрной каюте ничего не изменилось с того момента, как Джеймс покинул ее, откликнувшись на вызов капитана несколько часов назад. В левом угле ютился небольшой умывальник с санузлом, отгороженный от остального помещения легкой перегородкой. Прямо напротив двери располагалась узкая койка, рядом с которой стоял складной столик с металлическим стулом; коммуникационный экран, аптечка, термостат и кондиционер завершали обстановку комнаты. Свет падал из нескольких трубчатых ламп, протянувшихся на потолке в сложном узоре.

Как Джеймс сказал Паладину, сборы у него заняли не много времени: сложив в старую, потертую сумку ванные принадлежности и быстро переодевшись в форму, он поежился, чувствуя как жесткий материал приятно щекочет кожу, а кобура с бластером увесистым и успокоительным грузом висит на боку. До посадки оставалось всего восемь минут и потому, в последний раз окинув хозяйским взглядом каюту, Джеймс притушил свет, выключил кондиционер и закрыл за собою дверь, перекинув ремень сумки через плечо. Размашисто шагая обратно к лифту, он грустно думал, что за каких-то две недели оказался полностью сломанный прежний порядок его жизни, некогда столь размеренный и спокойный, а теперь мчащийся вперед наподобие урагана. Острая ностальгия по прошедшим годам его детства и друзьям, далекой родине, по тому, что ушло и уже никогда не вернется, охватила его с неожиданной силой. Спускаясь к посадочной палубе, он даже обнаружил, что с трудом сдерживает слезы.

Джеймс вошел во второй посадочный ангар "Корнаолиса" и остановился у входа, медленно рассматривая огромное помещение. Прямо по центру, невдалеке от эджекторов, возвышалась серо-голубая громада посадочного челнока, холодно блестящая в свете ламп. Мягкий, почти на пределе слышимости, гул доносился из-за решетчатых сопел челнока, смешиваясь с возбужденным говором толпы. Внимательно вглядываясь в людей, Джеймс разглядел высокого Паладина, облаченного в неизменный темно-алый костюм: серигуанин стоял рядом со Стефаном и что-то говорил ему, дополняя свои слова богатой мимикой. Вот он взмахнул правой верхней рукой, едва не задев стоящего позади него ригелианина, который выделялся в толпе серо-стальным цветом кожи и белоснежными волосами. При этом его глаза на миг оторвались от Стефана и, скользнув по окружающим, уперлись в Джеймса. Серигуанин что-то сказал собеседнику и призывно взмахнул рукой, приглашая юношу присоединиться к ним.

– Посмотри, Джеймс, - широким жестом Паладин охватил почти половину ангара. Обычно невозмутимые глаза сейчас яростно блестели, выдавая внутреннее напряжение, пальцы и кисти снова едва заметно подрагивали. - Посмотри, сколько людей собираются вниз. Интересно, а из них кто-либо отправиться в зону конфликта?

– Я же говорил тебе, - терпеливо сказал Стефан, бросив мимоходом короткий взгляд на окружающих. - В сектор Дакота Военный Совет опасается слать большие подразделения и ослаблять тыловые сектора, ведь не исключено, что килрачи готовят там массовое наступление. Поэтому большинство из них отправятся в соседние регионы с Дакотой: сектор Оркос и на приграничные посты Фито-2; некоторых, возможно, пошлют в Ригель. А на "Гетман Хмельницкий" отправляетесь только вы, после курса адаптационного обучения: ведь вы не прошли военной подготовки, так?