Настало время снова браться за расследование.

— Ты позвонила Шелтону?

— Нет. — Габриела возобновила свои блуждания по коридору. — Позвоню утром.

— Мне кажется, лучше бы тебе сделать это прямо сейчас. — Гордон уперся локтями в колени и поднял лицо. — Тот тип все еще лежит связанный в доме. Я сломал ему несколько ребер.

— Лейси мучилась там почти девять дней. И будет мучиться еще долго — может быть, всю жизнь. По мне, так он может там валяться, пока веревки не сгниют.

В ее голосе слышалась злость, и Гордон перестал спорить. Он понимал, что в ней говорят эмоции, а не разум.

— Прекрасно. Я позвоню Шелтону сам. Но мне казалось, что тебе хочется засадить того типа в тюрьму. И Берроуза тоже.

— Да, мне очень хочется засадить их в тюрьму. — Габриела отбросила волосы с лица.

— Тогда звони Шелтону.

Она пристально посмотрела на него.

— Я не хочу разговаривать с ним!

Гордон сдался и пошел звонить сам.

Через полчаса доктор Ида Хоффман вышла в приемную. Габриела замерла. Гордон подошел к ней и обнял за талию.

Доктор начала было что-то говорить, но голос ее дрогнул и она замолчала. У Гордона оборвалось сердце: хороших вестей ждать не приходилось.

— Наши лекарства на Лейси не действуют, — все же сказала она. — Мне крайне необходимо знать, как ее лечили раньше. Нет времени экспериментировать, чтобы подобрать нужные лекарства. — Она дотронулась до руки Габриелы. — Вы должны найти ее родителей, Габи. Любым путем. Иначе девочка умрет.

Габриела и Гордон сидели у постели Лейси. Ночь близилась к рассвету. В комнате было тихо. Девочка лежала спокойно. Неестественно спокойно.

Габриела перехватила взгляд Гордона поверх головы Лейси. В его глазах застыл немой вопрос. Она взглядом показала, что намерена опять попытаться. Закрыв глаза, она постаралась сконцентрироваться в надежде увидеть хоть что-то, что позволило бы им найти родителей Лейси. Но видения не приходили.

Она слишком устала, слишком эмоционально перенапряглась. Ее охватило чувство беспомощности. Если они так ничего и не выяснят, Лейси умрет. Габриела устало посмотрела на Гордона и пожаловалась:

— Она сопротивляется мне, а я очень слаба сейчас.

Гордон изо всех сил старался скрыть тревогу. Он склонился к девочке.

— Лейси, солнышко, если бы ты была моей дочкой, я бы очень о тебе беспокоился. Тебе не кажется, что твой папа волнуется за тебя?

Глаза малышки затуманились.

— А вы можете сказать это ему?

Габриела осторожно коснулась щеки девочки. Она боялась и думать о том, что, кажется, знает ответ на уже давно мучающий ее вопрос. Неужели она права, подозревая мать Лейси?

— А почему ты не хочешь, чтобы и твоя мама сюда пришла?

Девочка зажмурилась.

— Я плохо себя вела. Она на меня рассердилась.

Габриела погладила волосы девочки.

— Я не хотела быть такой плохой. — Лейси с недетской серьезностью поглядела на Гордона.

— Ну конечно, — отозвался он, бережно сжимая ее руку. В его огромной ладони крошечная ручонка казалась еще меньше. — Но все же Габи права. Твоя мама так обрадуется, увидев тебя, что не станет сердиться.

В дверь постучали. Габриела взглянула на Гордона, тот отворил дверь и выглянул в коридор.

— Заходи, Шелтон, — произнес он, отступая назад.

Сердце Габриелы чуть замедлило свой бешеный ритм. Разумом она, конечно, понимала, что здесь Лейси в безопасности, но все равно не могла успокоиться, пока все до единого участника похищения не окажутся за решеткой.

— Не хочу беспокоить ребенка, — донесся из-за двери голос Шелтона. — Пусть Габи выйдет.

При первом же звуке его голоса Лейси вздрогнула и сжалась. Габриела, обескураженная, склонилась над ней.

— Что такое, малышка?

Лейси не ответила. Взгляд ее был прикован к двери.

И вдруг раздался пронзительный вопль. Указав пальцем на дверь, Лейси начала отчаянно кричать и биться на кровати.

Потрясенная, Габриела попыталась успокоить ее.

— Тсс, все хорошо, не бойся. Это Шелт, мой друг.

Глядя куда-то ничего не видящими, дикими от ужаса глазами, Лейси бешено вырывалась из ее рук.

— Он плохой! Плохой!

Габриела прижала девочку к себе, слыша, как колотится сердце у нее в груди. В голове пронесся обрывок видения, непонятного и устрашающего. Кровь. Ужас. Паника Лейси…

Оставив девочку на попечение Гордону, Габриела вышла. Щит, ограждавший сознание Шелтона, на мгновение растаял, и она нашла полное подтверждение всем своим страхам. Он сделал что-то очень, очень плохое. И Лейси это видела…

На то, чтобы успокоить девочку, ушло добрых полчаса. От ее стонов, выражающих страх и отчаяние, у Гордона сердце изболелось.

Когда Габриела вернулась, он с первого взгляда понял, что Шелтон ей так ничего толком и не объяснил.

— Да, он говорит, что здесь какая-то ошибка, — подтвердила она его догадку.

В ее взгляде отражались тревога и растерянность. Запустив руку в волосы, Гордон опустился на краешек кровати Лейси.

— А теперь, детка моя, давай поговорим начистоту. Расскажи мне…

Лейси упрямо покачала головой. Под глазами ее чернели впалые полукружья.

Баюкая в руке ее ладошку, Гордон доверительно зашептал:

— Я знаю, Лейси, как ты боишься. Мы с Габриелой очень стараемся помочь тебе, но без твоей помощи у нас ничего не выйдет. Расскажи все, что знаешь, ладно? Ты меня понимаешь?

— Да.

Ночник в изголовье кровати бросал золотистые отсветы на белые простыни, но лицо девочки оставалось в тени. Гордон ужасно боялся допустить хоть малейшую ошибку. Ведь до сих пор ему не приходилось общаться с детьми, только с Грейс, когда она была маленькой, да и то, понятное дело, совсем не в таких ситуациях. Насколько откровенным можно быть с таким ребенком?

Он вспомнил слова, что говорил ему когда-то, давным-давно, дедушка. Дети умеют распознавать ложь. Они рождаются честными и остаются такими, пока взрослые не научат их лгать.

Габриела отошла от постели и встала у окна. Гордон склонился к Лейси.

— Твои родные волнуются, солнышко. Должны же они знать, что все в порядке. Да и ты, думаю, лучше себя почувствуешь, когда увидишь их.

По щеке девочки скатилась слеза. Гордон вытер ее кончиком пальца.

— Ты их боишься?

— Нет…

Взяв со столика у постели телефонный аппарат, Гордон протянул его девочке.

— Тогда давай позвоним им, солнышко.

Но девочка не ответила. Ей явно очень хотелось позвонить, но почему-то — Гордон так и не понимал почему — она не отваживалась.

— Не могу.

— В чем дело? — Гордон заставил свой голос звучать спокойно и рассудительно. Это давалось ему нелегко.

Габриела уже поговорила с Зитой Хармон, и та утверждала, что Джилл Стингер не имеет ни крупинки информации о загадочной Лилиан. Эта полумифическая женщина — а Габриела подозревала, что она и есть мать Лейси, — по-прежнему оставалась серьезной и реальной угрозой для девочки.

— Лейси, я не знаю, что еще сказать, но нам надо позвонить твоим родным. Нам надо знать, как тебя лечить.

Габриела резко опустила жалюзи и повернулась к постели.

— Ну все, хватит! — процедила она сквозь зубы. — Послушай-ка, Лейси, я знаю, как ты любишь своего папу. Я видела вас вдвоем. Вы были счастливы. Ему было хорошо. — Она шагнула ближе. — Но сейчас твоему папе очень плохо. Сейчас он до смерти боится за тебя, боится, что ты лежишь где-то и умираешь. Ему очень плохо, он волнуется, он потерял тебя. А теперь скажи номер его телефона. Сию минуту!

Лейси, широко распахнув глаза, продиктовала номер. Гордон немедленно набрал его. Властность в голосе Габриелы просто потрясла его, хотя вроде бы удивляться было нечему — она же, в конце концов, учительница. Он понял, что девочка повиновалась чисто инстинктивно, а не сознательно.

— Лейси, а как зовут твоего папу?

— Филипп Доул.

— А маму?

— Не говорите ей! — С лица девочки сбежали последние краски. Голосок звучал еле слышно. — Только папе.