Мэри потащила меня в дом.
— Типпи окотилась!
Она провела меня за руку мимо моей мазни в кухоньку. В доме пахло жареной едой и чистящим порошком. Кошка, лежавшая на боку в картонной коробке из-под обуви, тускло прищурилась на меня. Шестеро крошечных котят тыкались ей в живот.
— Мэри, — я набрала в грудь побольше воздуха, — я хочу тебе сказать одну вещь.
Она уселась на корточки у коробки и гладила Типпи по голове.
— Хотите котеночка?
— Нет, солнышко, не хочу. Послушай, нам надо поговорить.
— А кукурузы хотите? С чаем!
— Роджер мой муж. Мы женаты очень давно, очень.
Я наблюдала за ее реакцией.
— Мой Роджер? Роджер Тисдейл? Мой муж?
— Да.
Я достала из бумажника фотографию, свадебную. Мэри поднесла ее к самому носу.
— Это не мой Роджер. Мой старше. И не такой толстый.
— Он так выглядел раньше, Мэри, — вздохнула я. — С тех пор он постарел, сбросил вес. Это он, поверь мне.
Она покачала головой и скрестила руки на груди.
— Это не он. Не может быть.
Хоть бы у меня нашлась фотография поновее. Я вспомнила о брелке, достала его и протянула Мэри:
— Смотри.
Брелок был медальоном с фотографией, сделанной прошлой осенью, — Роджер и Пит в походе на «Тигренке».
— Все равно не он, — ухмыльнулась Мэри.
Я еще раз взглянула на фотографию и поняла, что лицо Роджера на ней очень смутно из-за вспышки. Я-то знала, что это он, — кому там еще быть? Но с точки зрения Мэри, чья состоятельность как жены «известного американского сценариста» зависит сейчас от умелого отпора моим претензиям, на этом тусклом кружочке мог быть кто угодно, только не Роджер.
Я начинала нервничать. Надо было привезти девушку к нам домой до прихода представителя шерифа.
— Пожалуйста, Мэри, послушай меня. Я знаю о Роджере такие вещи, которые могут быть известны только жене… — Я проглотила ком в горле. — Или любовнице. Например, у него на заднице внизу слева родинка в форме Техаса. — Я сообразила, что она, скорее всего, понятия не имеет о карте, нашла в сумке ручку и нарисовала на каком-то чеке иллюстрацию: — Вот такое.
Мэри смотрела во все глаза, но молчала.
— Жена должна знать, — продолжала я, — что его любимый завтрак — мюсли с ванильным йогуртом и стакан абрикосового нектара, а еще он любит круассаны с банановой начинкой и сливочный сыр с медом и орехами. Жена должна знать: он всегда так рассчитывает время, что заканчивает завтрак и кофе — черный, без сахара — к одному и тому же часу.
Я следила за Мэри. Глаза у нее стали влажными, но лицо осталось неподвижным.
— Что еще… Он мочится струйками, это часто напоминает ритм песенки «Был у Мэри петушок», знаешь, такой: «пи, пи, пи, пи, пи-пи-пи»… И еще я знаю: он боится пчел, терпеть не может швейцарский сыр, всегда чистит зубы после еды — не любит вкус пищи с зубной пастой… О! У него кривой мизинец на левой ступне, вот такой. — Я скинула туфлю и скрестила мизинец с соседним пальцем. — Убедилась?
Никакой реакции. Меня прошиб пот.
— И еще он обожает «Зену — королеву воинов». Если ее показывают, все остальное пусть горит синим пламенем.
Я понимала, что это уже перебор. Здесь он вряд ли смотрел кино, да и вообще что бы то ни было по ящику. Зеномания наверняка была порождением скуки, которую он испытывал со мной. Но все равно стоит закинуть удочку.
Ура! Мэри сморщилась и уткнулась в ладони.
— Точно, Зена! Как я ненавижу эту даму!.. — всхлипывала она.
Я подошла к ней, обняла. Я должна была ненавидеть Мэри, но она почему-то тронула меня.
— Солнышко, Роджер сыграл с тобой нехорошую шутку. Понимаешь?
Она заплакала громче.
— Он плохой человек. У него уже есть жена — я. И маленький сын. Понимаешь? — Я снова вытащила брелок и поднесла к лицу Мэри.
Она смотрела на него, чуть раздвинув пальцы.
— Это Пит, маленький мальчик. Очень симпатичный мальчик. А Роджер — его отец.
Мэри перестала плакать и захлюпала носом. Нос был красный и распухший. Надо было торопиться, время поджимало.
— Мэри, Роджер не может иметь двух жен одновременно. Это противозаконно. Понимаешь, что это значит? Подсудное дело.
Она широко распахнула глаза.
— У меня будут неприятности? С полисменами?
Все! Дело в шляпе. Мэри испугалась.
— Не знаю.
Может быть, это мерзко — пользоваться ее доверчивостью, но что мне оставалось?
— В США людям не разрешается иметь двух жен одновременно. И если ты дала ложную информацию о своем возрасте, это тоже противозаконно.
Она опять заплакала. Я погладила ее по голове.
— Мэри, клянусь, я хочу помочь тебе. Нужно вывести Роджера на чистую воду, и тогда я добьюсь, что тебя не посадят в тюрьму и вообще никак не накажут. Но сейчас тебе нужно поехать со мной. Хорошо?
— Хорошо, — кивнула она. — Я поеду.
Мэри была босиком. Я нашла шлепанцы и подала ей.
Всю дорогу до дома Мэри не отрывалась от окна. Я поняла, что для нее это все ново: оживленные улицы, бензоколонки, закусочные и прачечные. Роджер держал ее в заключении, твердил ей, что лесного домика ей для счастья вполне достаточно. Когда до меня дошло, что благополучие этой девушки волнует меня больше, чем ее секс с моим мужем, стало ясно, что мы с Роджером совсем чужие люди. Высшая степень отчуждения. Когда мы миновали Рыночную улицу, Мэри начала всхлипывать снова. Я погладила ее по руке:
— Бедняжка. Мы во всем разберемся. Все будет хорошо, я обещаю.
Передать не могу, как мне стало тепло и радостно, когда мы подъехали к дому. Все шло по плану: Мэри была со мной, меньше чем через час в руках у Роджера будет уведомление о разводе. Если Омар сделает свое дело, я скоро буду богата, а Роджер разорен. Воодушевление и радость так переполняли меня, что я чуть не лопнула.
Заехали в гараж. Я попросила Мэри посидеть в машине. Роджер был наверху. Время одиннадцать тридцать. Я схватила банку с «Принглс», шоколадное печенье, бутылку диетической колы, притащила все в джип.
— Возможно, это надолго. Тебе нужно еще что-нибудь?
Мэри взяла печенье, откусила кусочек.
— А журналы у вас есть?
Я помчалась обратно и принесла из гостиной стопку «Пипл» и «Воскресных развлечений». При виде этой стопки у Мэри загорелись глаза.
— О-о-о! «Backstreet Boys»! — Она даже чуть улыбнулась. — Спасибо.
Мэри осталась в машине со всей этой хрустящей и разноцветной ерундой. Хоть бы она отвлекла ее на некоторое время! Я заперла джип с помощью дистанционного пульта. Если Мэри захочет выбраться, пульт запищит.
В дверь позвонили. Я выглянула в окно — машина с эмблемой шерифа.
— Роджер, открой дверь, пожалуйста! — крикнула ему наверх. — Я в ванной.
Из ванной было слышно, как Роджер топает вниз, клацает замок.
— Роджер Тисдейл? — громыхнул низкий голос.
— Да, это я, — настороженно отозвался он.
— Это для вас, сэр. Спасибо, сэр.
Дверь закрылась, снова клацнул замок. Я выглянула из ванной — Роджер таращился на конверт. Лицо у него стало серым.
— Это только что вручил мне представитель шерифа, — промямлил он. — Кажется, какие-то документы.
«Вот оно, — сказала я себе. — Начинается. Теперь уже наяву». Я чуть не запрыгала от радости.
— Ты не хочешь распечатать его? — Голос едва мне повиновался.
Роджер рухнул на стул.
— Я боюсь это сделать.
— Чего ты боишься, Роджер? — Мне вдруг показалось, что он все знает.
— Ну просто боюсь, что это еще один… понимаешь, еще один иск. Вроде Алисиного.
О Боже! Бедный Роджер опять с кем-то спутался. Я решила поиграть с ним.
— Может, тебе лучше рассказать обо всем, прежде чем открывать конверт?
Роджер уронил голову на руки.
— Господи милосердный! — воскликнул он патетически. — Почему опять я? Почему это всегда должно случаться именно со мной!
— Ну давай, Роджер, рассказывай. Не может быть, что это так плохо.
— Боюсь, что может.
Выяснилось, что Роджер как-то проявил «особый интерес» к одной актрисе, девушке с пирсингом. Она привозила нам один раз пиццу на дом. Теперь он опасается, что его интерес может быть «неправильно понят». Две недели назад она ушла с пробы, намекнув, что обратилась к юристу.