Между тем мы смотрим в лицо тайне этих трех текстов, извлеченных из упавшего обелиска — близнеца так называемого Обелиска Корабля, погребенного в песках близ восточной границы Эрга Ориент.

«Книга Реки» — это древняя книга, отпечатанная на станке. «Книга Звезд» — свиток старинной газетной бумаги, перевязанный бечевкой. А «Книга Бытия» — это пачка рукописных листов, исписанных тремя совершенно разными почерками. Тогда как большинство других древних памятников погибли, эти три экземпляра сохранились и дошли до нас сквозь тысячелетие благодаря сухости пустыни и тому, что были надежно укрыты среди камней, скрепленных известковым раствором, а сама камни были спрятаны внутри дюны.

Говорить о том, что мы подвергаем сомнению достоверность этих текстов, было бы заблуждением. Мы хорошо знаем, что наши предки были большими романтиками, (нас самих тоже считают таковыми, хотя теперь мы, по крайней мере, стараемся отдавать себе отчет в полетах своей фантазии!) И мы имеем представление о том, как они жили во времена табу и суеверий, не за-

бывая и о грибковых спорах, которые могли вызывать потерю памяти; мы истребили их.

Однако почему именно эти три документа считались настолько ценными, что их нужно было прятать внутри обелиска? И если считались таковыми, то кем?

Или, может быть, тот, кто возводил эту стелу в столь донкихотском месте, просто обнаружил, что в одном из блоков не хватает строительного материала? И тогда кто-то из строителей, который случайно оказался любителем романов, не нашел ничего лучше, как использовать книгу, свиток газетной бумаги и рукопись — продолжение первых двух сочинений — в качестве материала для заполнения пустот. А может быть, все эти каменщики были романтиками, отсюда и романтическое стремление возвести колонну из камней посреди пустыни, где она могла бы служить ориентиром только для себя самой! Кроме того, как я уже однажды говорила, третий том писали по меньшей мере три человека.

Более того, если первые две печатные книги являются «правдой», тогда третья книга не имеет возможности быть таковой. И наоборот. Кроме того, если третья книга единственная из трех основана на достоверных фактах, то как она могла быть написана? Ей в большинстве случаев недоставало бы оснований (очень похоже на обелиск).

Только заключительная часть «Книги Бытия» производит впечатление близкой нам картины мира. С другой стороны, все персонажи этой последней части — за исключением одной или двух незначительных фигур — уже известны нам по первым двум книгам.

И что в главе, названной «Все гобелены времени», написано другой рукой (и другим человеком)? Возможно, здесь мы видим любопытную и деликатную попытку связать первые два тома с реальностью «Розы ветров». Возможно, эта часть была небрежно написана каким-нибудь скучающим, хотя и изобретательным каменщиком, пока строительная бригада укрывалась в своих палатках от необычайно мощной песчаной бури. Представим этого автора, который торопливо и неразборчиво писал последнюю часть во время песчаной бури, постоянно заглядывая в текст, созданный его соперником, другим каменщиком. Оба они взяли за исходную точку два гениальных романа своего времени. Первый роман был издан как настоящая книга. Издание второй книги — более дешевое (или более популярное?) на газетной бумаге. И конечно, частичное продолжение существовало в рукописи, которая волею случая оказалась у них в палатке. Можем ли мы из этого сделать вывод, что третий каменщик и был подлинным автором, но исчерпал себя, и настолько мало был заинтересован в конечном результате, что оставил его внутри обелиска, заполнив им пустое пространство? Или авторы-каменщики боялись погибнуть в пустыне, но так гордились своей совместной работой, что заключили ее в каменный переплет для сохранности?

Возможно, это и есть объяснение «Книги Бытия».[18]

Что можно сказать о содержании первых двух томов? Для начала следует оговориться, что нашим предкам многие вещи в мире виделись как бы наоборот! Так, например, река Тамбидала текла у них «вниз» — на север. Вдобавок им была известна лишь одна река, и у них не было потребности как-то называть ее; иметь одну безымянную Реку было для них нормально. Теперь мы знаем другие, более крупные реки на нашей планете — все они текут в противоположном направлении, с севера на юг — и мы называем их по-разному.

Во-вторых (и это более важно), наши предки не по своей вине, были ограничены множеством запретов; и, будучи к тому же, большими романтиками, трактуя эти запреты, они весьма часто мыслили посредством метафор и мифических образов.

Таким образом, «черное течение» — это колоритная метафора, мифический образ, использовавшийся для того, чтобы выразить определенные запреты, которые были заложены изначально в двух наших основных обществах (на восточном и западном берегах Тамбидалы), когда этот мир был впервые заселен колонистами — заложены для того, чтобы обеспечить наше выживание в условиях, принципиально отличных от условий нашего таинственного первородного мира.

То же самое можно сказать и о метафоре «Божественный разум» — это мифический образ, олицетворяющий нашего создателя.

То же и с эпидемией забывания, когда Божественный разум и Червь впервые сразились друг с другом (сотрясение умов которое позже отозвалось как «Пауза»), она отражает вызванную грибными спорами эпидемию амнезии, которая явилась причиной хаоса в далеко отстоящих друг от друга эпохах нашей вследствие этого изорванной на клочки и фрагменты истории.

И таких примеров множество.

Любопытно, что эти мифические образы, как правило, лишены героики, что трудно было бы ожидать от столь архаичных текстов. Персонажи смеются над собой, особенно когда последний «каменщик-переписчик» — в процессе очистки истории от ложных бесконечностей — решает сделать маргинальной саму Йалин, а не какого-нибудь тайного владыку мира, скрытого под маской. Вероятно, мы видим перед собой промежуточный миф, точнее, переход мифа как такового в ироническую фантазию в эпоху ранней индустриализации и развития науки.

И наконец, «пространство-Ка» — это мифический образ некоторой гиперреальности или измерения, еще непознанного нами, — через которую, должно быть, и был отправлен первый звездный корабль.

Вполне вероятно, что отнюдь не миф «пространства-Ка», как предполагал автор Йалин, представляет опасность сегодня, а как раз то, что отрицая успехи естественных наук, вновь обращает наши умы к древним суевериям. Как мы должны относиться к пространству-Ка, если наша величайшая мечта — направить космический корабль к соседнему миру?

Помимо всего прочего, воображение нуждается в развитии. Не следует пренебрегать и тем, что доставляет радость. Поэтому пусть эти три книги будут напечатаны на наши собственные средства и радуют читателей.

Госпожа Чарми-Чателина, гильдия речных судов и космических кораблей (при участии ученого Пеза-Кэсто)

Крис Соул оделся быстро. Айлин уже звала его. Когда она позвала его во второй раз, почтальон был у дверей.

— Письмо из Бразилии, — крикнула она из-под лестницы. — От Пьера…

Пьер? Какого черта? Соул не ждал ничего хорошего от новостей. Айлин стала так далека и недоступна со времени появления ребенка. Ушла в себя, в мысли о Питере и воспоминания. Это была не та стена, которую легко — или, если честно, казалось легко — разрушить. Что значило для нее это письмо от бывшего любовника? Оставалось надеяться, что обойдется без последствий.

В окне на лестничной площадке промелькнули черные поля, дома персонала и госпиталь в полумиле отсюда на вершине холма. Соул увидел все это разом — и поежился от утренних предчувствий. Дурные мысли часто настигали его по пути в клинику.

На кухне трехлетний Питер шумно возился с завтраком, мешая кукурузные хлопья с молоком. Рядом стояла Айлин с распечатанным письмом.